Алая буква (сборник)
Шрифт:
Но где же был Клиффорд? Возможно, узнав о присутствии своего злого гения, он тихонько спустился по лестнице, пока Хепизба и судья Пинчеон вели разговор в лавочке, неслышно отпер внешнюю дверь и сбежал на улицу? При этой мысли она почти увидела его серое, морщинистое, но такое детское лицо и старомодную домашнюю одежду, которую он носил, воображая себя прежним человеком, на которого смотрит весь мир. Эта фигура ее несчастного брата будет брести по городу, привлекая все взгляды, всеобщее удивление и отвращение, как призрак, еще более жуткий оттого, что появился в полдень. Вызывая насмешки молодых людей, которые его не знали, – и куда более сильное презрение и осуждение немногих стариков, которые могли припомнить его когда-то знакомые черты! Быть забавой для мальчишек, достаточно взрослых для того, чтобы бегать по улице, но не испытывающих ни малейшего почтения к святости и красоте, не знающих жалости к тому, что печально, не чувствующих благословения мученичества – так, словно они дети самого Сатаны! Подгоняемый их насмешками, их громкими пронзительными криками, жестоким смехом, испачканный дорожной грязью, которую они будут бросать в него, или, возможно, пребывающий в замешательстве только из-за странного положения, в которое он попал, пусть даже никто не обратится к нему с грубым словом, – что, если Клиффорд сотворит нечто такое, что будет воспринято как поступок безумца? Тогда дьявольский план судьи Пинчеона будет завершен!
Затем Хепизба вспомнила, что город почти полностью окружен водой. Верфи, которые тянулись к центру гавани, во время такой непогоды были оставлены обычной толпой купцов, работников, моряков. У каждого причала мрачно покачивались одинокие суда, скрытые туманом. Что, если бесцельные шаги ее брата направились туда и он хоть на миг склонился над глубокой темной водой, – разве он не подумал бы, что нашел путь истинного побега, что одно движение навсегда избавит его от жесткой хватки родственника? О искушение! Завершить свои бесконечные страдания! Утонуть в этих свинцовых водах и никогда больше не подниматься со дна!
Ужаса последнего предположения Хепизба уже не вынесла. Она была согласна даже на помощь Джеффри Пинчеона. Хепизба бросилась к лестнице со словами:
– Клиффорд исчез! Я не могу найти моего брата. Помоги мне, Джеффри Пинчеон! С ним произошло нечто ужасное!
Она распахнула дверь в приемную. Но густые ветви за окнами, закопченный потолок, темные деревянные панели на стенах создавали такую темноту в комнате, что близорукая Хепизба не могла рассмотреть фигуру судьи. Она была уверена, однако, что он сидит в кресле предков, примерно в центре комнаты, и лицо его развернуто к окну. Судья Пинчеон обладал настолько крепкими нервами, что, возможно, ни разу не вздрогнул с момента ее ухода, оставшись в той самой позе, в которой решил ее ждать.
– Говорю тебе, Джеффри, – нетерпеливо воскликнула Хепизба, разворачиваясь на пороге, чтобы идти обыскивать другие помещения, – моего брата нет в его комнате! Ты должен помочь мне его найти!
Но судья Пинчеон был не из тех, кого женская истерика может заставить подняться из удобного кресла и выполнять действия, не совместимые с его достоинством. И все же, учитывая его личный интерес в этом деле, он мог бы проявить большую оживленность.
– Ты слышишь меня, Джеффри Пинчеон? – крикнула Хепизба, снова вернувшись к двери приемной после безуспешных поисков в иных комнатах. – Клиффорд пропал.
В этот миг на пороге возник, вынырнув из сумерек комнаты, сам Клиффорд! Его лицо было неестественно бледным, мертвенно бледным – настолько, что Хепизба могла различить его черты, поскольку лишь они виднелись в темноте. Сильная страсть словно освещала его изнутри, вместе с угрюмой насмешкой. Стоя на пороге вполоборота, он вытянул руку вперед и медленно поманил пальцем – не только Хепизбу, но словно бы и весь мир, приглашая взглянуть на нечто крайне забавное. Этот жест, неуместный и странный, как и радость на его лице, заставили Хепизбу с испугом подумать, что визит жестокого родственника довел ее брата до полного сумасшествия. Никак иначе она не могла объяснить неподвижность судьи: он отстраненно наблюдал, как Клиффорд демонстрирует это безумие.
– Тише, Клиффорд! – шепнула ему сестра, знаком призывая его к осторожности. – О, Бога ради, веди себя тише!
– Пусть он теперь тихо себя ведет! Только на это он и способен! – ответил Клиффорд, еще более безумным жестом указывая на комнату, из которой вышел. – Мы же, Хепизба, мы можем теперь танцевать! Мы можем петь, смеяться, играть и делать то, что пожелаем! Нет больше нашего бремени, Хепизба! Он покинул этот скучный старый мир, и мы теперь можем быть радостными, как наша малышка Фиби!
И в подтверждение своих слов он рассмеялся, все еще показывая пальцем на то, что Хепизба не могла различить во тьме приемной. Внезапно она ощутила, что произошло нечто ужасное. Обогнув Клиффорда, она бросилась в комнату, но почти сразу же вернулась, давясь криком. Испуганно поглядев на брата, она увидела, что Клиффорд дрожит с головы до ног, однако среди ужаса и тревоги все еще брезжит его мрачная веселость.
– Господи! Что с нами будет? – ахнула Хепизба.
– Пойдем! – сказал Клиффорд решительным тоном, который был совершенно ему не свойственен. – Мы слишком долго здесь оставались! Оставим этот старый дом кузену Джеффри! Он о нем хорошо позаботится!
Хепизба только сейчас заметила, что Клиффорд одет в плащ – старый плащ из минувших дней, – в который обычно кутался во время восточного шторма. Он поманил ее рукой, подчеркивая, насколько она его понимала, свою решимость оставить этот дом вместе с ней. В жизни людей слабохарактерных случаются моменты хаоса, слепоты или опьянения – моменты испытаний, в которых необходима храбрость, – но в эти моменты люди, предоставленные собственной воле, бесцельно плетутся дальше или бездумно слушаются любого другого, кто скажет им, что делать, пусть даже то будет дитя. Указание, неважно, насколько нелепое и безумное, становится для них Откровением. Хепизба дошла до такого момента. Непривыкшая к действиям и ответственности, полная ужаса от того, что увидела, боясь спросить или даже представить, как это произошло, испуганная катастрофами, которые словно преследовали ее брата, пораженная тусклой, плотной, удушающей атмосферой ужаса, что наполняла дом запахом смерти, стирая способность связно мыслить, – она мгновенно и беспрекословно подчинилась воле, которую выказал Клиффорд. Ей казалось, что она спит, и воля ее спала вместе с ней. Клиффорд, обычно лишенный этого качества, обрел его в напряжении кризиса.
– Что ты так медлишь? – резко воскликнул он. – Надевай свой плащ и чепец, или что там тебе захочется! Неважно, тебе все равно не выглядеть красивой и неотразимой, моя бедная Хепизба! Возьми же сумочку с деньгами и пойдем!
Хепизба подчинилась его наставлениям так, словно ничего больше нельзя было сделать или придумать. Она начала удивляться тому, почему еще не проснулась от этого жуткого сна, предполагая, что не стоит пытаться выбраться из этого странного лабиринта, – вскоре она очнется и поймет, что ничего подобного не было. Конечно же, это был сон: не было темного штормового дня, судья Пинчеон не говорил с ней, Клиффорд не смеялся, не указывал пальцем, не звал ее с собой. Ее всего лишь посетил, – как часто бывает с одинокими спящими, – вызванный многими печалями утренний кошмар!
«Сейчас, сейчас я обязательно проснусь! – думала Хепизба, ходя взад-вперед и готовясь к отъезду. – Я не вынесу больше, я должна проснуться сейчас же!»
Но пробуждения не было! Она не проснулась даже тогда, когда, прежде чем выйти из дома, Клиффорд остановился у порога приемной и попрощался с одинокой фигурой внутри.
– Как же глупо он сейчас выглядит! – прошептал он Хепизбе. – В тот самый миг, когда думал, что поймал меня! Давай, давай, поторопись! Иначе он встанет, начнет преследовать нас, как Великан Отчаянья преследовал Христианина и Уповающего [52] , и может догнать!
52
Персонажи книги «Путешествие Пилигрима в Небесную Страну» Джона Буньяна. (Примеч. пер.)