Алая заря
Шрифт:
Она незамедлительно оттолкнулась руками от пола, чтобы подняться, но те подкосились, почему-то не выдержав ее веса, и она рухнула обратно. Конечности налились той слабостью, какая обычно бывает при погружении в сон и которой сопротивляться почти всегда бесполезно и невозможно. Соня обреченно застонала.
— Вы отравили меня.
Тимур Андреевич непонятно дернул плечами.
— Почему? — прерывисто задышав, прохрипела Соня.
— Потому что ты пожелала жить долго.
— Я ничего не понимаю!
Тимур
— В верхнем ящике комода есть большой и острый охотничий нож, — начал говорить он. — Как только сможешь встать, возьми его и воткни в мое сердце. Я монстр, и я заслуживаю смерти за то, что сделал с тобой.
— Что?..
— Ты пожелала жить долго, а я воспользовался твоим желанием и исполнил его. На верхней полке книжного шкафа, за коробкой со старыми красками, ты найдешь дневник. Прочитай его и следуй написанным в нем правилам. Там ты узнаешь все, что тебе нужно. Но не медли с этим. У тебя есть два или три дня… Носи звезду не снимая!
— Какое еще желание? — прервала Соня невнятный монолог, ухватившись за единственную более-менее ясную мысль. — Я не просила вас ни о чем!
— Да… Лично не просила, но я позволил себе подслушать ваш разговор с усатым товарищем, который меня задержал, и сделал выводы.
Страх не отступал, но затаился где-то в глубине живота, давая свободу внезапной жажде узнать ответы на свои вопросы.
— Что вы со мной сделали?
Тимур Андреевич вздохнул.
— Передал тебе свою силу.
Соня застыла.
Она все еще толком не улавливала то, что до нее хотел донести монстр, прячущийся под личиной человека и заставивший ее выпить свою кровь, но по спине вдруг пополз мертвецкий холод, а на затылке явственно зашевелились волосы.
Это что-то плохое. Ничего хорошего тут быть не могло.
— Какую… еще силу…
— Проклятую силу, — сказал Тимур Андреевич. — Не буду осуждать тебя за желание отомстить, поэтому просто помни о том, что нож лежит в верхнем ящике комода.
— Что за сила?!
Он склонил голову в сторону Сони и пристально на нее посмотрел.
Он развалился в кресле вовсе не так уверенно, как мог бы, имея такой острый ряд зубов. Нет, он устало растекся по грязно-красной обивке и выглядел как изможденный старик, а не злобное чудовище.
— Бессмертие.
Соня неверяще покачала головой, и в ту же секунду от резкого движения мир тоже закачался и закружился, как на карусели, завалился набок и перевернулся.
Соня едва успела подставить перед собой руки, чтобы не сломать себе нос, но раньше досок ее лицо встретила тьма.
Глава седьмая, в которой черт заводит снова колесо
— Feel, felt, felt (чувствовать). Give, gave, given (давать). Have, had, had (иметь). Hear… —
— Heard, heard (слышать), — подсказал Тимур Андреевич. — Английскому школьников учишь, да? Тяжкий труд.
— Hold, held, held (держать). Leave, left, left (покидать, оставлять). Make, made, made (делать)…
— Ты решила пересказать мне всю таблицу неправильных глаголов? Не утруждайся, Софья, и не тяни время. Я знаю, что ты уже можешь встать.
Соня пришла в сознание довольно быстро, но с того момента, как очнулась на полу и увидела ползущего перед носом паука, который чуть не заставил ее сердце остановиться в очередной раз за этот вечер, прошло больше получаса. И она все еще не проронила ни слова в ответ на то, что услышала от Тимура Андреевича.
Бессмертие?..
Что за чудной кошмарный сон…
Осталось недолго потерпеть. Ночь не такая длинная — скоро она проснется.
Тимур Андреевич теперь сидел на промятом диване, накрытом пыльно-оранжевым покрывалом, а перед ним на низком столике стоял виниловый проигрыватель. В отличие от школьных, с которым Соне пришлось иметь дело днем, этот работал превосходно.
“В зимнем парке тополя так грустны…”
Тимур Андреевич качал головой, с видимым удовольствием вслушиваясь в мелодичный глубокий голос исполнителя. Легкая улыбка делала ее лицо приятнее и моложе. И зубы были обычные, человеческие…
Чем больше Соня всматривалась, тем больше убеждалась в том, что его возраст определить было совершенно невозможно. Подвижная мимика меняла его на глазах: сейчас ему сорок с небольшим, а глазом моргнуть не успеешь — и вот уже не меньше семидесяти.
“Но ты помнишь, как давно, по весне, мы на чертовом крутились колесе… колесе… колесе”.
— Любимая песня моя, — сказал Тимур Андреевич. — Надеюсь, ты не возражаешь?
Соня перестала по привычке перебирать вслух неправильные глаголы — опять стало дурно. Даже если бы она хотела возразить, не смогла бы и рта раскрыть. Если она будет дышать только носом и не будет шевелить языком и губами, быть может, ей полегчает.
Едва эмоциональные потрясения после обморока чуть-чуть улеглись, как тут же, не давая ей и секунды перевести дыхание, ее настигли физическая немощь и тошнота.
Бессмертие, значит… Какая ерунда. Она посмеет встать и сбежать — и старик тут же обратится в монстра и сожрет ее.
Но Соня чувствовала, что не посмеет. Потому что если она не спала, значит умирала — иного исхода она не видела.
Под Магомаева умирать было очень тяжело и тоскливо, несмотря на веселый ритм песни. Если уж так подумать, то умирать вообще было обидно — она же так молода… Под веселые песни — тем более!
— Что за артист, — с улыбкой сказал Тимур Андреевич. — Будет великим.