Александр Блок в воспоминаниях современников. Том 1
Шрифт:
скую бричку, в которой чувствовали себя плохо, а дорога
(восемнадцать верст от станции) была неудобная, ухаби
стая. Приходилось много ехать лесом. Я осматривал окре
стности Подсолнечной и устанавливал разницу в стиле
пейзажей между Крюковом и Подсолнечной. До Крюкова
тянется один стиль: мягких лугов, березовых лесов,
балок, оврагов и гатей. Между Крюковом и Подсолнеч
ной пейзаж резко меняется, становится красивее, менее
уютным,
гористым, леса угрюмее, дороги, деревни меньше и бед
нее (подмосковные деревни обслуживают Москву). Ми
стическое настроение окрестностей Шахматова таково,
что здесь чувствуется как бы борьба, исключительность,
напряженность, чувствуется, что зори здесь вырисовыва
ются иные среди зубчатых вершин лесных гор, чувству
ется, что и сами леса, полные болот и болотных окон,
куда можно провалиться и погибнуть безвозвратно, насе
лены всякой нечистью («болотными попиками» и бесеня
тами). По вечерам «маячит» Невидимка, но просияет
заря, и Она лучом ясного света отражает лесную болот
ную двойственность. Я описываю стиль окрестностей
Шахматова, потому что они так ясно, четко, реалистично
отражены творчеством А. А. Пейзажи большинства его
стихотворений («Стихов о Прекрасной Даме» и «Нечаян
ной Радости») — шахматовские. Мне кажется, что я знаю
место, где могла стоять «молчавшая и устремившая руки
в зенит» 84 — неподалеку от церкви, на лугу, около пру
да, где в июле цветут кувшинки. Мне кажется, что высо
кую гору, над которой Она «жила» («Ты горишь над
высокой горою»), я тоже знаю: над ней, над возвышен
ностью за Шахматовом, бывает такой ясный закат, куда
мчались искры от костра поэзии А. А. в 1901 г. А доро
га, по которой пошел «нищий, распевающий псалмы»
(«битый камень лег по к о с о г о р а м » ) , — московское шоссе
по направлению к Клину, где есть и косогоры и где
271
битый камень, которым трамбуют шоссе, находится
в изобилии. По этому шоссе около Клина (следующая
станция) я гулял ребенком восьми лет, проживая
в Демьянове (Касьяново Котика Летаева 85) и бывая
в Нагорном, которое прекрасно знакомо было и А. А. и
Л. Д., ибо оно лежит как раз посредине между Шахмато-
вом и Клином около этого же шоссе. Конечно, я импро
визирую: разумеется, в то время я не мог смотреть оком
биографа на места, где протекало детство, юность и мо
лодость А. А.
Помнится лишь, что, подъезжая к Шахматову и от
мечая связь пейзажей с пейзажами стихотворений А. А.,
мы с А. С. Петровским впали в романтическое
ние, вспомнив, что мы все, которые должны были вместе
провести эти дни в дружественной атмосфере, выросли
и провели детство в этих же местах: я под Клином,
С. М. Соловьев в Крюкове, А. С. Петровский, если
не ошибаюсь, в Поваровке (полустанок между Крюковом
и Подсолнечной), А. А. под Подсолнечной и Л. Д. Блок
тоже (имение Менделеевых Боблово, если память не из
меняет, находится на расстоянии восьми верст от Шах
матова).
В таком настроении мы вплотную приближались
к Шахматову, усадьба которого, строения и службы вы
растают почти незаметно, как бы из леса, укрытые де
ревьями. Тут мы попросту «по-мальчишески перепуга
лись», когда бричка въехала во двор и мы очутились
у крыльца деревянного, серого цвета, одноэтажного доми
ка с мезонинной надстройкой в виде двух комнат второ
го этажа, в которых мы с А. С. и жили потом. Помню,
что в передней нас встретила А. А. Кублицкая и
М. А. Бекетова (тетка А. А.). Обе были несколько рас
теряны нашим приездом до впечатления неприязненно
сти. Так мне показалось тогда, и это впечатление сохра
нялось во мне в первые часы нашей встречи, но уже
к вечеру рассеялось. Мне показалось, что А. А. Кублиц-
кая чуть не ахнула, увидав меня таким, каков я есть,
предполагая увидеть какого-то «лебедя», а встретив «гад
кого утенка» (все от эгоизма, замкнутости, маски, кото
рую я в себе ощущаю, при всей своей внешней подвиж
ности и говорливости). А. С. Петровский тоже свял.
Помню, что нас провели через столовую в гостиную,
и мы уселись вчетвером, не зная, что сказать друг другу.
Странно: я удивился Александре Андреевне почти так же,
272
как удивился А. А. при первом свидании с ним. Я не по
дозревал, что мать Блока такая. Какая? Да такая тихая
и простая, незатейливая и внутренне моложавая, одно
временно и зоркая, и умная до прозорливости, и вместе
с тем сохраняющая вид «институтки-девочки», что при
ее летах и внешнем облике было странно. Впоследствии
я понял, что причина этого впечатления — подвижная
живость и непредвзятость всех ее отношений к А. А.,
к его друзьям, к темам его поэзии, которые привели
меня в скором времени к глубокому уважению и любви
(и если осмелюсь сказать, и дружбе), которые я питал
и питаю на протяжении восемнадцати лет к А. А. Куб-
лицкой-Пиоттух. Но в эту первую минуту мне было