Александр Блок в воспоминаниях современников. Том 1
Шрифт:
ни заходила, везде висела на стене карта, утыканная
флажками, которые продавались в магазинах специально
для патриотически настроенной публики. Такими флаж
ками обозначались районы, занятые нашими войсками.
Если в каком-нибудь доме и не висела такая карта, то
все-таки велись разговоры о сражениях, терзавшие мне
сердце. Все увлекались войной, как будто бы это была
какая-нибудь игра в шахматы. Я скоро стала избегать
встреч со
нии мне лучше всего было пойти к Александре Андреев
не, где я могла встретиться с Блоком. Казалось бы, что
в такой серьезный момент мне прежде всего следовало
прибегнуть к его мудрости, однако именно этого я и не
захотела сделать. Должна сознаться, что я боялась встре
тить там то же «патриотическое» настроение. В конце
концов мне пришлось увидеться с Блоком, пришлось го
ворить с ним и о войне, но это было позднее, когда про
шел самый острый момент. После того как я выразила
негодование по поводу всеевропейского избиения, он ска
зал серьезно, что в главном согласен со мной, но что все-
таки тут есть нечто и положительное, нечто возвышаю
щее людей. У простых, грубых появилось что-то новое
в лицах и движениях. Стоит только посмотреть на како
го-нибудь солдата и его жену, стоящих на площадке
трамвая, как они ласково держат друг друга за руки,
какие у них серьезные, светлые л и ц а , — чувствуется, что
перед разлукой, перед грядущей опасностью, ссоры и
дрязги, все мелкое и обыденное отошло от них и они
ценят теперь каждую минуту, проведенную вместе.
От Блока и его матери я не слышала стереотипных
фраз. О войне заходила речь в связи с пребыванием Лю
бови Дмитриевны на фронте — собственно, больше о ней.
Однажды Александра Андреевна была в Мариинском
театре. В ту пору перед началом оперных спектаклей
исполнялись гимны всех союзных наций. Как раз на дру
гой день я зашла к Кублицким, и Александра Андреевна
заговорила об этом. Она сказала, что больше всего по му
зыке ей нравится русский гимн, а «Марсельеза» возмущает
своей внешней эффектностью. Мать Блока не любила
французов, находя их поверхностными и легкомысленны-
1/2 17 А. Блок в восп. совр., т. 1
481
ми, называла часто «французишки». Русскому гению бли
зок гений немецкий, говорила она, «это неестественно,
что мы воюем с немцами». Я согласилась с этим, так как
очень любила немецкую романтику — в лице Гофмана,
Тика, Клейста — и немецкую музыку.
В тот же день зашел Блок. В разговоре с ним я за
метила,
могут понять до конца друг друга. Немцы, например, мне
как будто бы близки, но когда я подумаю о вкусах и
стремлениях всего народа, я чувствую, что они мне
чужды.
На это Александр Александрович возразил: «Нет,
люди искусства у всех народов одинаковые по сущест
ву. Поэт-немец поймет русского поэта гораздо скорее,
чем своего соотечественника, не причастного к искус
ству». И прибавил, что в тех иностранных писателях,
кого он знал, он никогда не видел другую националь
ность с чужими чертами, они были для него свои,
понятные.
Все эти разговоры велись, разумеется, не в начале
осени, а гораздо позднее. Повторяю, первые недели войны
я не встречалась с Блоком. В то время я была придав
лена событиями и не могла ни о чем думать, кроме того
ужаса, который заволакивал мой мир.
В конце августа я получила извещение о том, что
мой муж ранен, и поехала в Варшаву. Его привезли в
Петербург, и месяца через полтора он выздоровел.
Наконец наступило настоящее облегчение: Н. П., как
специалиста-инженера, перевели в мастерские автомо
бильной роты, которая формировалась в Петербурге.
Таким образом, три-четыре месяца я могла отдохнуть
от тревоги и стала опять посещать студию, бывать у
знакомых и встречаться с Блоком у Александры
Андреевны.
Однажды он пришел к Кублицким при мне в каком-
то особенном, заметно приподнятом настроении. Мы си
дели за чайным столом втроем и все время говорили о
Любе, которая была на австрийском фронте. Еще до
прихода Александра Александровича Александра Андре
евна сказала мне: «Саша послал Любе модные журналы,
сам ходил покупать». Я удивленно спросила, зачем ей
там моды. На это Александра Андреевна ответила:
«Саша знает, что она это любит — ее немного развлечет»...
Меня очень тронули эти «журналы»: в обычное время
482
Блок относился к таким вещам с насмешкой. Среди раз
говора Александр Александрович вынул из бокового кар
мана сложенные листы с напечатанными стихотворения
ми и передал мне их со словами: «Вот, Валентина Пет
ровна, это я хочу дать вам». Мне запомнилось мягкое
выражение его глаз в тот момент, печальный, исполнен
ный нежности, звук голоса. Я сразу поняла, что стихи
относились к Любови Дмитриевне. Я пробежала их гла