Александр Блок в воспоминаниях современников. Том 1
Шрифт:
зами. «За горами, лесами, за дорогами пыльными, за
холмами могильными...»
Я невольно прочла вслух конец: «И сжимаю руками
моими чародейную руку твою».
В этом было столько Любы и Александра Александ
ровича!
Блок молчал, опустив глаза. На листках было напе
чатано еще два или три стихотворения. Кажется,
«Приближается звук...», «Протекли за годами года...»,
«Пусть я и жил не любя...». Эти листки не сохранились
у
мецким рецептом. Настроение всего вечера окрашивалось
цветом Любы. Мне ее тоже недоставало, и я рада была
ощутить хотя бы ее тень. Опять чудился запах «Розы
Коти» в комнате, где мы часто бывали все вместе, где
она смеялась своим искренним смехом.
Каждый час, проведенный с Блоком и его матерью,
вносил освежающую струю в мою жизнь. Здесь было
совсем по-другому, чем в других знакомых домах.
Мы не говорили о фронтах и не гадали о том, кто кого
победит. Если в разговоре Блока встречался мотив вой
ны, он тотчас же углублялся в обобщения и как-то ста
новился непохожим на жуткую злобу дня того времени.
Александр Александрович, разумеется, не мог и не хо
тел отмахиваться от происходящей трагедии, но он не
жил деталями ее, а всегда смотрел в будущее, кото
рое пугало его, пожалуй; еще больше. Последнее на
чало проскальзывать все чаще и чаще с конца 1915
года.
В феврале, до спектакля студии, Н. П. уехал в Бе
лосток, куда направили сформированную автомобильную
роту. Я поехала туда в начале марта и возвратилась в
Петербург осенью.
Тринадцатого октября у меня родился сын. Любовь
Дмитриевна согласилась быть крестной матерью. Первый
1/2 17*
483
мой выезд после болезни был к Блокам. С фронта при
ехал на несколько дней Н. П. Любовь Дмитриевна за
шла к нам и пригласила к себе от имени Александра
Александровича. Помню, как я радовалась предстоящему
свиданию с Блоком, радовалась, что буду за «блоковской
чертой» — и станет необычно. Собралась всегдашняя наша
компания в небольшом количестве. Весь вечер Блок был
в чудном настроении. После чая мы перешли в кабинет.
Соловьев и, кажется, Кузмин стали играть в шахматы.
Кому-то вздумалось держать пари за одного из них
Александр Александрович немедленно принял участие и
вошел в азарт. Ему скоро надоело дожидаться конца
партии, и он предложил просто играть в чет или нечет,
открывая наудачу книгу на какой-нибудь странице.
Стали играть все. Меня нисколько не увлекала игра, но
мне
Блока, который веселился, когда выигрывал и проигры
вал, одинаково. В результате в проигрыше остался он
один, и все над ним потешались.
Мне было весело, как в былые времена на Лахтин-
ской и на Галерной. Я нисколько не подозревала, что
больше такой вечер не повторится никогда. Мы продол
жали видеться с Блоком еще почти полтора года и, слу
чалось, вели веселые разговоры, но уже не так.
Я уже упоминала о том, что Блок редактировал сти¬
хотворный отдел в «Журнале Доктора Дапертутто».
В первой книжке 1915 года напечатан «Голос из хора»
Как часто плачем, вы и я,
Над жалкой жизнию своей,
О, если б знали вы, друзья,
Холод и мрак грядущих дней!
С этих пор мрачные ноты все чаще встречаются и в
разговорах Блока. При свиданиях мы реже шутили и
смеялись. Лето я провела в Пскове. Когда приехала в
Петербург, узнала, что Люба собирается уезжать в про
винцию.
Н. П. отправился со своей частью на румынский
фронт. Личные переживания опять закрыли для меня все
остальное. Я даже не удосужилась пойти ни на одно
выступление певца Алчевского, который с большим успе
хом, очень тонко исполнял романсы Гнесина на слова
Блока. Песнь Алискана из пьесы «Роза и Крест» Гнесин
играл и напевал нам сам у Бонди.
484
В январе я неожиданно получила телеграмму от му
жа, который вызвал меня в Одессу, так как туда пере
вели их мастерскую. Последнюю встречу с Блоком не
помню.
В 1916 году он был призван и, кажется, уехал еще
до моего отъезда.
ПОСЛЕДНЯЯ ГЛАВА
Мне вечность заглянула в очи,
Покой на сердце низвела,
Прохладной влагой синей ночи
Костер волненья залила.
Блок
Я уехала в Одессу за месяц до Февральской револю
ции. После февраля получила письмо, полное восторга,
от Ады Корвин, которая встретила революцию с большой
радостью. Через некоторое время я стала получать пись
ма и от Любы. В одном из них она жаловалась на то,
что Александр Александрович ничего не пишет, очень
занят общественными делами. Ближе к осени она обра
тилась ко мне с просьбой прислать им белого хлеба.
Я исполнила ее просьбу, но ответа уже не получила.
Сообщение становилось все затруднительней. Я рвалась