Александр I, Мария Павловна, Елизавета Алексеевна: Переписка из трех углов (1804–1826). Дневник [Марии Павловны] 1805–1808 годов
Шрифт:
Переписка императора Александра I с сестрой, наследной герцогиней Саксен-Веймар-Эйзенах; письма к Марии Павловне императрицы Елизаветы Алексеевны (1804 – 1825/1826)
1804 год
168
ThHStAW, HA A XXV. R 105 (1804 – 1821). Bl. 99 – 101. На Л. 99 письма надпись: A mon fr`ere Alexandre [Брату моему Александру].
Любезный Александр, в то время, как я пишу Вам это письмо, я испытываю еще счастье при мысли, что нахожусь подле Вас, на своей родине и в том же доме, что и Вы [169] . Мне хочется оставить Вам на память сувенир; пусть этот бюст [170] напоминает вам черты Сестрицы, которая любит Вас более, чем сама в состоянии это выразить. Любезный Братец, только потребность лицезреть Вас еще раз заставила меня послать Вам этот бездушный образ. Я не могла отказать себе в этом удовольствии. Но когда Вы получите данное письмо, какой же несчастной я буду себя чувствовать вдали от Вас! Мысль об этом выводит меня из себя, я не могу ее вынести. Позвольте же мне никогда не стать для Вас чужой, это было бы для меня слишком непереносимо, но я слишком надеюсь на Ваше сердце, чтобы всерьез поверить, что подобное может когда-либо случиться. Любезный Александр, я поручаю Вашему покровительству Принца [171] , будьте по возможности, хотя бы ради меня, добры к нему, я же буду видеть в этом еще одно проявление Вашего доброго отношения
169
…в том же доме, что и Вы… – Марию Павловну провожали в Таврическом дворце, бывшем дворце Г.А. Потемкина (см. с. 293 наст. изд.), превращенном при Павле I в казармы Конногвардейского полка. При Александре I Таврический дворец стал одной из царских резиденций (воссозданием дворцовых интерьеров в Александровскую эпоху руководили в нем К. Росси и В.П. Стасов).
170
Возможно, имеется в виду погрудный портрет Марии Павловны (в те времена бюстами называли иногда также и живописные портреты) работы В.Л. Боровиковского 1804 г. В настоящее время находится в Краснодарском краевом художественном музее им. Ф.А. Коваленко. За сообщение данных сведений приношу благодарность Е.В. Карповой и И.О. Пащинской.
171
Принцем (Prince) в окружении Марии Павловны называли ее мужа Карла Фридриха (1783 – 1853), бывшего в ту пору наследным герцогом Саксен-Веймар-Эйзенах.
Ваша верная и преданная Сестрица
26 [сентября 1804 года].
Любезный Александр, от всей души благодарю Вас за Ваше столь драгоценное для меня письмо. Не могу передать всего того впечатления, которое оно на меня произвело. Да, мой любезный и обожаемый Братец, Ваш столь внезапный отъезд привел меня в отчаяние, и я едва смогла справиться со своим горем. Мой любезный и очень любимый Братец, Ваше присутствие всегда было счастьем для меня; оно было для меня поддержкой, и я старалась быть Вам поддержкой во всем, а теперь одна мысль о том, что я не скоро увижу Вас вновь, для меня ужасна. Потом я поняла, что Вы уехали, чтобы не причинять мне дополнительную боль нашим прощанием. Из Ваших писем Маменьке [173] я поняла и то, что Вы это обещали Ей. Благодарю Вас от всего сердца за Ваше доброе намерение. Никогда в жизни мне тоже не забыть этого окна, Вашего волнения и шума отъезжающей кареты, который разбил мне сердце, унося с собой все мои сожаления. Вашу драгоценную перчатку я не оставляла ни на мгновение. И сейчас, когда я Вам пишу, я держу ее подле себя и прижимаю к сердцу, видя в ней залог Вашего возвращения, я не оставляю надежды увидеть Вас вновь. Более я не в силах сказать Вам ничего, любезный Друг, примите в дар эту сумку для бумаг, которая исправно мне служила. Целую Вас тысячу и тысячу раз; не забывайте Вашу верную
172
ThHStAW, HA A XXV. R 105 (1804 – 1821). Bl. 98.
173
Маменькой и Матушкой (в оригинале: Мaman, ma M`ere) Мария Павловна, так же как и Александр, называет вдовствующую императрицу Марию Федоровну (1759 – 1828), которая для своих детей, в особенности дочерей, оставалась непререкаемым авторитетом даже и тогда, когда все они уже покинули императорский дом, сами стали матерями, но не переставали по всем жизненно важным и даже не очень важным вопросам советоваться в письмах с «ch`ere Maman».
26 сентября [1804 года].
Нарва.
Любезный Александр! Чем более удаляюсь я от Вас, тем более ощущает мое сердце ПОТРЕБНОСТЬ общаться с вами, мой возлюбленный Брат: окажите же мне величайшую милость – не отвечайте на это письмо, но только не запрещайте мне Вам впредь писать. Мне так радостно сознавать, что мысли мои могут быть заняты Вами, что я могу Вас вспоминать, было бы страшной жестокостью во всем этом мне отказывать. Сегодня я не могла сделать и шага, не испытывая при этом огромной сердечной боли. Отъезд Маменьки был для меня был столь удручающим, что я даже сама не понимаю, как могла вынести этот страшный миг [175] . Ах, любезный Александр! Вы, который увидит Ее уже завтра, сообщите же мне, как чувствует Она себя и действительно ли Она в добром здравии. Мне сообщили по прибытии сюда, что Она неожиданно почувствовала себя плохо, и я не буду спокойна, пока не увижу письма, написанного Ее рукою. Любезный Александр, Ваше письмо так дорого мне, что я его перечитываю по сотни раз в день. Пиво, которое Вы мне презентовали, и сыр, что я нашла в карете, доставили мне за обедом чрезвычайное удовольствие. Любезный и добрый мой Друг, возможно ли, что Вы сами подумали обо всех этих мелочах, столь моему сердцу важных, поскольку исходят они от Вас. Особое чувство, выразившееся у Вас на лице в тот момент, когда Вы передавали мне пиво, словно передалось мне, я почувствовала так же, как и Вы, мой Александр, – разрешите же мне так Вас называть – я почувствовала, что это может быть в последний раз. Как выразить Вам, что ощущала я, держа Вас в своих объятиях? Как мне хотелось бы, Братец, ощутить это счастье как можно быстрее вновь, но только чтобы на сей раз то была встреча, а не расставание. Как я завидую всем тем людям, которые Вас окружают, тем, кто видит Вас, может приблизиться к Вам, тем, кто Вам служит. Я каждый день молюсь Богу, чтобы он даровал мне однажды возможность доказать всю мою привязанность к Вам. Верьте этой молитве, любезный мой Брат, она исходит из самой глубины сердца…
174
ThHStAW, HA A XXV. R 105. Bl. 101 – 102.
175
Первое письмо Марии Федоровны к Марии Павловне было написано еще накануне отъезда Марии Павловны с пометкой: «Таврический дворец. 23 сентября, канун отъезда моего любимого драгоценного Дитяти» (ThHStAW, HA A XXV. R 123. Bl. 1 – 4). 8 октября уже из Нарвы Мария Павловна писала матери: «Любезная и дражайшая Матушка, я с превеликим ужасом узнала, прибыв сюда, что Вы почувствовали себя дурно после моего отъезда» (ThHStAW, HA A XXV. R 153. BL. 85 – 87). Об отъезде Марии Павловны и о том, что «до второй станции» ее провожали из Петербурга император (Александр I) и императрица (Мария Федоровна) после службы в Казанском соборе, сообщал также 2 ноября 1804 г. П.А. Николаи графу С.Р. Воронцову (см.: Архив князя Воронцова. Кн. 22. М., 1881. С. 206).
Я не могу удержаться, любезный Братец, чтобы не послать Вам что-нибудь с дороги. Вот хрустальный сливочник, подарок Мишеля [176] , которым я уже много лет пользуюсь каждое утро и вечер. Соблаговолите принять его. Это сделает меня очень счастливой. Пользуйтесь им, мой Александр, как пользовалась им я, мне сладостна будет мысль об этом. Любезный мой Друг, как же я благодарна Вам за все те пожелания, которые вы мне адресуете, и за ту дружбу, которой проникнуто каждое слово Вашего письма! Да вознаградит Вас Господь за Вашу доброту ко мне; я же, любезный Александр, еще и еще раз повторяю, что просто не в силах выразить всю ту признательность, которую к Вам испытываю. Ничего не буду говорить Вам о своем путешествии, какая разница, благополучно ли оно протекает или нет, если ради него мне пришлось пережить такие большие утраты. Час, в который вчера мы с Вами расстались, был сегодня, Братец, пережит мною вновь. Не имея ни часов, ни других способов узнать время, я признала роковую минуту, в которую Вы меня покинули, по тому щемящему чувству, кое в этот момент испытала. Принц его ощутил так же, как и я; мы были вместе в карете. Но мне казалось, что я снова у окна, казалось, я снова слышу шум отъезжающей кареты, о Боже! я не в силах продолжать.
176
…Мишеля… – Скорее всего, здесь имеется в виду младший брат Марии Павловны великий князь Михаил Павлович (1798 – 1849), которому на момент ее отъезда из Петербурга исполнилось 6 лет. Но возможно, что подарок этот был сделан от его имени.
Прощайте, мой Александр, целую Вас от всей души и умоляю никогда не забывать Вашу верную
Принц так желал и так просил меня поблагодарить Вас еще раз за все Ваши к нему милости, что мне поневоле еще раз пришлось взяться за перо.
Любезная Мари, добрая моя Сестрица, невозможно описать, что происходит сейчас в моей душе. Именно сегодня я почувствовал, до какой степени Вы мне дороги. – Будьте счастливы – да благословит Вас Всевышний, Вы этого достойны. Вспоминайте иногда о Братце, который любит Вас от всего сердца, никогда не забуду я тот страшный миг, когда мне пришлось оторваться от окна, как сладостно было бы мне остаться там еще на несколько мгновений, прижать Вас еще раз к своему сердцу. Но Маменька потребовала, чтобы я не прощался с Вами. Я должен был повиноваться и скажу даже, что мы это хорошо сделали, но я не могу выразить Вам, чего мне все это стоило и насколько сердце мое было разбито. Лишь в нескольких строках
177
ThHStAW, HA A XXV. R 100. Bl. 3 – 3`.
______
Тысяча пожеланий Принцу, лучшим моим утешением является для меня мысль о том, что он сумеет сделать Вас счастливой [178] .
Я отвечаю на оба Ваших письма, любезнейший мой Друг, моя добрая любезная Мари, и на какие два письма! Ах, любезный мой Друг, та дружба, которой Вы меня одариваете, приносит неописуемую радость моему сердцу; она – единственное мое утешение в настоящий момент: любезный и добрейший Друг мой, как жаль, что сам я не в состоянии выразить всю ту дружбу, какую сердце мое испытывает к Вам! Как отблагодарить Вас по достоинству за всю Вашу нежность, проявления коей я чувствую на себе? Любезная Сестрица, Ваши подарки для меня священны. Этот сливочник и эта драгоценная сумка для бумаг, – то и другое будет служить мне вечно.
178
…он сумеет сделать Вас счастливой… – Действительно, союз Марии Павловны с наследным герцогом Саксен-Веймарским, продолжавшийся 48 лет, до самой его смерти в 1853 г., имел видимость счастливого. Это признавала и Мария Федоровна, недолюбливавшая зятя (см. с. 15 – 16 наст. изд.) Впоследствии А.И. Михайловский-Данилевский, видевший Марию Павловну и в Веймаре, и во время Венского конгресса, писал: «Она почитается в Германии, сей земле счастливых браков, примерною супругою» (Михайловский-Данилевский А.И. Мемуары 1814 – 1815. СПб., 2001. С. 93).
179
ThHStAW, HA A XXV. R 100. Bl. 5 – 6`.
Маменька соблаговолила также угостить меня маленьким кусочком миндального печенья, которое Вы ей послали. С каким удовольствием я съел его. Вы спрашиваете, любезный мой Друг, как чувствует себя Маменька. Хвала Всевышнему, я нашел Ее в том добром здравии, какое только позволяет ей Ее состояние. Ах, любезная моя Мари, какая пустота царит сейчас в Гатчине; не могу Вам передать, что я почувствовал, когда мы все собирались у Маменьки, а моей Мари не было среди нас. Обед протекал так, как он протекал и при Вас, и не было мгновения, которое бы о Вас не напоминало, мой любезный Друг. – Так значит, сердце Ваше меня поняло, любезный Друг, когда передавал я Вам фиал с пивом. Никогда в жизни этот миг не сотрется у меня из памяти. Еще раз, моя добрая Мари, простите меня, что я покинул Вас таким ужасным образом, меня самого это заставило страдать даже больше, чем Вас: но что я мог сделать? Маменька потребовала этого от меня перед обедом как жертву, которую я должен был принести ради Вашего здоровья. Мои же намерения были совершенно иными. Я хотел доставить себе последнее удовольствие прижать Вас к своему сердцу, и как же невыносимо тяжело мне было от этого отказаться. Ах, если бы я мог превратиться в собственную свою перчатку, которой Вы с Вашей добротой придаете такое значение [180] . Ваш портрет постоянно находится подле меня, и мне очень хочется сделать Вам подарок, а почему бы не сделать его, раз уж Вы столь добры ко мне? Это всего лишь колокольчик, но из всех предметов, которые меня окружают, он служил мне дольше всего. Вот уже более десяти лет, как он не покидает мой стол. Он не очень красив, но мое намерение заменит и саму красоту. Прощайте, любезный и добрый мой Друг, любезная моя Мари.
180
Ср. письмо Марии Павловны Александру от 26 [сентября 1804 г.].
Вспоминайте иногда о Брате, любовь которого к Вам не поддается никакому выражению.
____
Извинитесь за меня, любезный мой Друг, перед Принцем, что сам я ему не пишу, но, слово чести, в этом месяце я словно голову потерял [181] .
Вид бедной Като разбил мне сердце [182] .
181
Вся эта фраза вписана Александром позднее, по периметру листа.
182
Речь идет об одной из младших сестер Александра I и Марии Павловны великой княгине Екатерине Павловне (1788 – 1819). В переписке она фигурирует как Катрин (Catherine) или Кат'o (Cateau).
183
ThHStAW, HA A XXV. R 105 (1804 – 1821). Bl. 46 – 47`.
Любезный и очень мною любимый Братец, я получила Ваше письмо, которое Вы были так добры написать мне из Гатчины. Как важно было увидеть мне строки, написанные Вашей рукой, и как не терпелось услышать, если можно так сказать, звук Вашего голоса, потому что когда я читаю Ваши письма, то мне кажется, что это Вы сами беседуете со мною. Мне так необходимы были, любезный Александр, те слова утешения и дружбы, с которыми Вы обратились ко мне, и которые есть большая услада для моего сердца. По крайней мере, мне кажется, что, как бы далеко ни находилась я от Вас, я живу и, возможно, буду и в дальнейшем жить также и в Вашей памяти; я твердо на это надеюсь, но мне сладостно видеть тому подтверждение также и в ваших письмах. Не могу в полной мере выразить Вам благодарность за драгоценный колокольчик, подаренный Вами; он дорог мне, тысячу раз более дорог, чем я могу это выразить. Когда я его рассматривала, то мне казалось, что я вижу на нем отпечатки Ваших пальцев, и это свидетельство долгой службы, которую он у Вас исполнял, для меня бесценно. Благодарю еще раз от всего своего сердца за это трогательное свидетельство Вашей привязанности. Но как же я далека от Вас, Александр, и как же я все более и более от Вас удаляюсь. Если бы я могла выразить Вам всю пустоту своего сердца, Вы пожалели бы обо мне, любезный Братец! Aх! Не оставляйте меня Вашей дружбой, Вашей драгоценной дружбой, она так мне нужна, без нее я буду чувствовать себя столь несчастной, что сохранить ее мне Вы должны хотя бы из чувства человеколюбия. В первый день моего отъезда через несколько часов после того, как я рассталась с Маменькой, я встретила на дороге скакавших мне навстречу верхом конногвардейцев. Я велела остановить карету и спросила у офицера, который был их командиром, в какую сторону они направляются; он ответил, что в Петербург. Я спросила у него, увидит ли он Вас, он сказал, что увидит, и тогда я попросила его сделать милость передать Вам от меня тысячу самых добрых пожеланий. Конечно, этот человек был мне незнаком, но одна мысль о том, что, возможно, он, любезный Братец, будет иметь счастье видеть Вас, находиться где-нибудь вблизи Вас, заставила меня дать ему это поручение. В предыдущем письме я забыла сообщить Вам об этом. Впечатление, которое произвела на Вас Катрин, совпадает с тем впечатлением, которое производят на меня все Ее письма [184] . Ее горе удручило меня до такой степени, что я не могу найти себе места. Только Вы один, мой лучший Друг, можете отвлечь Ее и утешить, и мне вряд ли надобно Вам об этом напоминать. Передайте тысячу и тысячу добрых пожеланий моей любезной Невестке, я надеюсь, что сумею ответить на Ее любезное письмо, равно как и на письмо Амели, посланное Ею из Риги [185] . Целую их обeих от всего сердца и вверяю себя их дружбе. Что касается Вас, мой Александр, мой Братец, мой лучший и любезнейший Друг; что сказать мне Вам! Aх! Вы знаете не хуже меня, что мне надобно. Не забывайте меня, любите меня всегда, и Вы позволите мне испытать сладкие минуты посреди одолевающей меня горечи. Еще раз сердечно благодарю Вас за колокольчик, с которым я никогда более не расстанусь, куда бы ни привел меня мой путь. Не забудьте же подарить мне свой портрет, дорогой Александр. Прощайте, целую Вас от всего сердца и объявляю Вам, что прошедшие три дня уже на три дня сократили ожидание того момента, когда я смогу сделать это не на бумаге.
184
…впечатлением, которое производят на меня все Ее письма… – Переписка Марии Павловны с Екатериной Павловной также хранится в Тюрингском государственном архиве, однако она относится к более позднему периоду (см.: ThHStAW, HA A XXV. O 29 (1810 – 1811), O 30 (1811), O 31 (1811 – 1814), O 32 (1816).
185
Невесткой (Belle-soeur) Мария Павловна называет жену Александра I императрицу Елизавету Алексеевну (1779 – 1826), урожденную принцессу Луизу Марию Августу Баденскую. Амели – ее старшая сестра Катарина Амалия Христиана Луиза Баденская (1776 – 1823), сестра-двойняшка Каролины Баденской (см. примеч. с. 323). Елизавета Алексеевна практически во всех письмах, адресованных Марии Павловне, передает от нее приветы. Приехав в Россию на коронацию Александра I по приглашению Елизаветы Алексеевны в 1801 г., Амалия оставалась подле нее в Петербурге вплоть до 1814 г. (за исключением поездки к матери в 1810 г.). Подоплекой этого затянувшегося визита было желание Амалии, а еще более ее матери Фридерики Амалии Баден-Дурлахской (см. ниже) найти ей жениха при императорском дворе. К петербургскому периоду ее жизни относился неудачный роман с поручиком Кавалергардского полка Петром Львовичем Давыдовым, а также проекты брака (так и не состоявшегося) с эрцгерцогом Карлом Австрийским и герцогом Кентским. При этом в письмах Елизаветы Алексеевны, как и в отзывах об Амалии Марии Павловны возникает несколько иной образ: преданной сестры русской императрицы, без которой та едва ли мыслила свое существование в России.