Александр II в любви и cупружестве. Любовные приключения императора
Шрифт:
Когда несколько позже великий князь Михаил Павлович тоже попытался убедить мятежников сложить оружие, его попытался убить Кюхельбекер. Он уже прицелился в великого князя, но тут не выдержали нижние чины. Три матроса одновременно бросились к Кюхельбекеру и выбили у него из рук пистолет.
Государя окружали мужественные, отважные русские витязи, и пусть некоторые из них были нерусской крови, они оставались русскими в душе, сражаясь за Россию до последней капли крови.
Николай I, поразивший всех своими мужеством и отвагой, писал великому князю Михаилу Павловичу: «Революция у ворот империи, но я клянусь, что она в нее не проникнет, пока я жив и пока я Государь
Оценивая мятеж декабристов, он заявлял: «Это не военный бунт, но широкий заговор, который хотел подлыми действиями достигнуть бессмысленных целей. Меня могут убить. Каждый день меня пугают анонимными письмами, но никто меня не запугает».
«…До самой женитьбы своей не знал женщин»
В 1838 году, когда цесаревич, сопровождаемый своим воспитателем Жуковским, мчался в Москву, это событие осталось уже далеко позади и, казалось, в стране наступило некоторое успокоение. Однако загнанные императором Николаем I в подполье тайные общества вершили свое дело, подтачивая устои самодержавия.
Но любые, даже самые острые повороты истории не в состоянии полностью заставить предать забвению чувства человеческие.
Игорь Зимин, говоря о воспитании наследника престола, отметил:
«Очень сильное влияние на воспитание цесаревича Александра Николаевича, на формирование его характера оказал отец император Николай I. Железный характер этого человека, его чувство долга, его представление о справедливости во многом были усвоены Александром II. Иногда, решая свои педагогические задачи, Николай Павлович прибегал к весьма оригинальным приемам. По воспоминаниям врача Калинкинской больницы Реймера, в 1835 г. Николай Павлович обратился к нему при обходе: “Я пришлю сюда своего сына, и ты покажи ему самые ужасные примеры сифилитической болезни на мужчинах и женщинах. Когда я был молод и еще не женат, мой доктор Крейтон тоже водил меня по военному госпиталю, больные, которых я увидел, произвели во мне такой ужас, что я до самой женитьбы своей не знал женщин”. Цесаревичу в 1835 г. исполнилось 17 лет, и отец счел необходимым познакомить сына и с неприглядной изнанкой “любви”».
Император Николай I не напрасно беспокоился. Сыновья выдались любвеобильными сверх всякой меры.
Ну а каков был сам император? На этот вопрос в своих воспоминаниях ответила великая княжна Ольга Николаевна:
«Мой отец был, по словам одного французского маршала, “lе physique du m'etier” (фр. образец военной выправки). Его большой рост, его строгий профиль вырисовывались резко на светлой синеве неба. Движения, походка, низкий голос – все в нем было созвучно: спокойно, просто, властно. Надо было видеть наших родителей, будь то в торжественных случаях, в парадных нарядах, или рука об руку гуляющими под деревьями нашего Летнего дворца, чтобы понять, как мы гордились ими и с нами весь русский народ».
Император Николай I был человеком нелицемерно верующим, подлинно православным государем. Ольга Николаевна отметила:
«Для Папа (здесь и далее ударение на втором слоге. – Н.Ш.) было делом привычки и воспитания никогда не пропускать воскресного богослужения, и он, с открытым молитвенником в руках, стоял позади певчих. Но Евангелие он читал по-французски и серьезно считал, что церковнославянский язык доступен только духовенству. При этом он был убежденным христианином и глубоко верующим человеком,
В религиозных представлениях Мама преобладающими оставались впечатления ее протестантского воспитания. В нашей религии для нее радостью и утешением были только молитвы об умерших, оттого что они теснее соединяли ее с покойной матерью. Ни Богослужения, ни молитвы не могли умилить ее до слез. И все же кому случалось быть свидетелем того, как Мама с Папа готовились к причастию, тот обнаружил бы, до какой степени верующими они были. В эти дни Папа был преисполнен детски-трогательного рвения, Мама же была скорее сдержанная, но без налета всякой грусти».
«Папа радовало то, что его любили в народе за его справедливость и энергию. Уважение, внушаемое им, исходило главным образом от его взгляда, который могли выдерживать только люди с чистой совестью; все искусственное, все наигранное рушилось, и всегда удавалось этому взгляду торжествовать надо всем ему враждебным.
Папа стоял как часовой на своем посту. Господь поставил его туда, один Господь был в состоянии отозвать его оттуда, и мысль об отречении была несовместима с его представлением о чувстве долга. В то время он был на высоте своей власти, и его влияние на окружающих казалось безграничным. Позднее, когда он знал, что существуют границы даже для самодержавного монарха и что результаты тридцатилетних трудов и жертвенных усилий принесли только очень посредственные плоды, его восторг и рвение уступили место безграничной грусти. Но мужество никогда не оставляло его, он был слишком верующим, чтобы предаться унынию: но он понял, как ничтожен человек. Как часто он говорил нам в это время: “Когда меня не будет больше, молитесь обо мне”».
И, конечно, нельзя не остановиться на том, что отметила в своих мемуарах, опровергая сплетни, Ольга Николаевна. Ну, во-первых, мы уже обратили внимание на признание самого императора в записках, что первой женщиной была у него его супруга. Ну а дочь прибавила к тому факты об отношениях его к семье:
«Я повторяю то, о чем уже говорила однажды: Папа женился по любви, по влечению сердца, был верен своей жене и хранил эту верность из убеждения, из веры в судьбу, пославшую ему ее, как Ангела-Хранителя».
Ну и о том, как относился он к детям:
«Накануне Нового года Папа появился у постели каждого из нас, семи детей, чтобы благословить нас. Прижавшись головкой к его плечу, я сказала ему, как я благодарна ему за всю ту заботу и любовь, которые он проявлял ко мне во время моей болезни. “Не благодари меня, – ответил он, – то, что я чувствую, естественно; когда у тебя самой будут дети, ты поймешь меня”».
И еще в трудный день, когда решался вопрос о замужестве:
«Вечером в тот же день Папа постучался ко мне: “Если у тебя есть потребность в беседе, здесь перед тобой друг, которому ты можешь излить свое сердце!”»
А вот сцена перед свадьбой:
«Когда я вечером 30 июня поднялась в последний раз в свою комнатку, я долго не могла заснуть. Я позвала Анну Алексеевну, и мы долго говорили на моем балконе. После полуночи Папа постучался в мою дверь: “Как, вы все еще не спите?” Он обнял меня, мы вместе опустились на колени, чтобы помолиться, и потом он благословил меня. Как он был нежен ко мне! Какой бесконечной любовью звучали его слова! Потом он поблагодарил Анну Алексеевну за все, что она сделала для меня во время нашего десятилетнего совместного пребывания. В дверях он еще раз повернулся ко мне и сказал: “Будь Карлу тем же, чем все эти годы была для меня Мама!”»