Александр II в любви и cупружестве. Любовные приключения императора
Шрифт:
Мы были поражены как громом. В слезах, в рыдании от сей ужасной неожиданной вести мы молчали! Наконец Государь, видя, какое глубокое, терзающее впечатление слова его произвели, сжалился над нами и с ангельскою, ему одному свойственною ласкою начал нас успокаивать и утешать, начав с того, что минута сему ужасному для нас перевороту еще не настала и не так скоро настанет, что может быть лет десять еще до оной, но что мы должны заблаговременно только привыкать к сей будущности неизбежной.
Тут я осмелился ему сказать, что я себя никогда на это не готовил и не чувствую в себе сил, ни духу на столь великое дело; что одна мысль, одно желание было – служить ему изо всей души, и сил, и разумения моего в кругу поручаемых мне должностей; что мысли мои даже дальше не достигают…
Кончился
Здесь, казалось бы, очень много загадок. Почему император Александр I, который, как принято считать, любил покрасоваться на парадах и войнах, любил военный мундир, любил почет и славу, вдруг решил сам отказаться от всего этого, дорогого ему, и, уйдя от дел, обратиться в старца Феодора Козьмича? Разгадку предложил выдающийся ученый, талантливый дешифровщик древних текстов Геннадий Станиславович Гриневич. А точнее, не он дал нам разгадку, а сам Феодор Козьмич, тайнописи которого расшифровал Гриневич. У того, кого мы знаем под именем императора Александра, другого выхода просто не было.
Поначалу особых изменений в жизни семьи Николая Павловича не произошло.
Подрастал великий князь Александр Николаевич. И далеко не все еще знали, что пройдет немного времени и он станет наследником престола. Между тем Николай Павлович уже смотрел на сына как на цесаревича. И все же детство оставалось детством.
Николай Павлович любил наблюдать за играми своего сына с его юными друзьями. Однажды в день своих именин Александр показал друзьям подарки, присланные его дедом из Берлина, – это были оловянные солдатики. Стали играть, да так азартно, что император Николай Павлович, наблюдавший за игрой, присоединился к ним. И настолько непосредственно и искренне включился в игру, что вельможи, сопровождавшие его, застыли в изумлении.
Но мы коснемся размышлений М.В. Зызыкина о личности императора Николая I. Мы уже познакомились с тем, что рассказал о детстве будущего поистине великого государя России его знаменитый биограф Н.Д. Шильдер. Исследования Зызыкина значительно дополняют и расширяют это повествование: «Он не знал раздвоения личности, он не имел друзей в виде республиканца флорентинца Пиаттоли, просидевшего 8 лет в тюрьме у Габсбургов, или польского масона Чарторыжского, – писал о Николае Павловиче профессор Зызыкин: – Николая воспитывала его мать, Мария Федоровна, женщина достойнейшая… Заметим, что воспитывала она будущего Государя в Державном стиле. Поэтому неудивительно, что Шторх, преподаватель Великого Князя, в записке, поданной в 1810 году Императрице Марии Федоровне о необходимости начать Николаю Павловичу курс, обнимающий собою все политические науки, в их общей связи и взаимодействии, говорит о Великом Князе, как о лице, которое когда-то будет нами управлять».
Да, Николай Павлович в детстве очень любил играть и в оловянных солдатиков, и в другие военные игры.
Но настал час, когда ему выпала доля начать свое царствование не с игр в солдатики, а с принятия важнейших, судьбоносных для страны решений, настал час, когда ему довелось встать на защиту России и русской государственности.
«14-го числа я буду государь или мертв!..»
Цесаревичу шел восьмой год, когда его воспитателем, как уже упоминалось, был назначен Василий Андреевич Жуковский. Это случилось в 1825 году, ознаменовано бунтом на Сенатской площади. По этому поводу Василий Андреевич писал своей племяннице Авдотье Елагиной в декабре 1825 года:
«Милая Дуняша, у нас все спокойно теперь. Но мы видели день ужасный, о котором вспомнить без содрогания невозможно. Но это – дело Промысла… Он показал России, что на троне ее – Государь с сильным духом… Теперь будущее исполнено надеждой…»
События 14 декабря 1825 года, события, которые с особой остротой отложились в памяти не только у него, но и его воспитанника Александра, в те дни превратившегося в наследника престола.
На всю жизнь осталось у цесаревича Александра, тогда еще семилетнего мальчишки, тягостное воспоминание о страшном дне 14 декабря 1825 года. Конечно, тогда ему не говорили всю правду о том, что произошло, и не рассказывали о той смертельной опасности, которая нависла над всей его семьей, над отцом, долженствовавшим вступить на престол, над матерью, над сестрами – шестилетней Марией, трехлетней Ольгой и полугодовалой Александрой. Всех их декабристы приговорили к казни через повешение, причем циничный Пестель предлагал ради «экономии» повесить их на «экономической виселице», чертежи которой сохранились. Рационализация Пестеля заключалась в следующем. На высокой мачте корабля он предлагал повесить императора, затем к его ногам привязать веревки, на которых повесить императрицу и наследника престола, а уже привязав к их ногам, повесить шестилетнюю Марию, трехлетнюю Ольгу и полугодовалую Александру. Этот жестокий циник и лицемер, увидев виселицу, для него предназначенную, воскликнул: «Ужели мы не заслужили лучшей смерти?.. Можно бы было нас и расстрелять». А семью императора предлагал повесить!
Конечно, цесаревича не посвящали во все нюансы дела, развернувшегося 14 декабря, ни в тот день, ни в ближайшие месяцы. Он узнал всю правду значительно позже, когда вырос и смог правильно оценивать события. А в тот день он вместе с матерью и сестрами находился во дворце под охраной преданных императору и престолу людей. Не знал цесаревич и о том, что заступивший на престол русских царей его отец Николай Павлович в то утро сказал его матери, супруге своей, Александре Федоровне:
– Мы не знаем, что нас ждет. Обещай быть мужественной и умереть с честью, если придется умирать.
Великая княжна Ольга Николаевна впоследствии писала в своих воспоминаниях «Сон юности»:
«14 декабря мы покинули Аничков дворец, чтобы переехать в Зимний, входы которого можно было лучше защищать в случае опасности. Я вспоминаю, что в тот день мы остались без еды, вспоминаю озадаченные лица людей, празднично одетых, наполнявших коридоры, Бабушку с сильно покрасневшими щеками. Для нас устроили наспех ночлег: Мэри и мне у Мама на стульях. Ночью Папа на мгновение вошел к нам, заключил Мама в свои объятья и разговаривал с ней взволнованным и хриплым голосом. Он был необычайно бледен. Вокруг меня шептали: “Пришел император, достойный трона”. Я чувствовала, что произошло что-то значительное, и с почтением смотрела на отца».
В замысле по ликвидации самодержавия участвовали многие царедворцы. Сразу и не распознать, кто есть кто. И чехарда с присягой сначала Константину, а затем Николаю была хитроумно затеяна заговорщиками. Ведь официальное сообщение о смерти императора Александра I пришло в Петербург 27 ноября 1825 года. Все считали наследником престола цесаревича Константина Павловича. И лишь очень узкому кругу людей было известно, что тот еще два года назад отрекся от права на престолонаследие. В августе 1823 года император утвердил манифест, по которому в случае его смерти трон по старшинству переходил к его брату Николаю Павловичу. Однако манифест оглашен не был, надо думать, совершенно не случайно. Создавалась критическая ситуация.
Николай Павлович узнал о манифесте от матери, но генерал-губернатор Петербурга Михаил Андреевич Милорадович посоветовал во избежание династического кризиса быстро провести присягу Константину, поскольку в столице началось брожение, которое могло вырасти в беспорядки. Тогда великий князь Николай Павлович первым присягнул новому императору, а вслед за ним это сделали войска, правительственные учреждения и население города. Однако из Варшавы пришло сообщение, что Константин ехать в столицу не собирается и подтверждает свой отказ от престола. Необходимо было вновь проводить присягу теперь уже Николаю Павловичу.