Александр II. Трагедия реформатора: люди в судьбах реформ, реформы в судьбах людей: сборник статей
Шрифт:
В консервативной прессе, исторических очерках, брошюрах, посвященных Александру II и его преобразованиям, выделяется несколько сюжетных линий, в рамках которых формировался и трансформировался образ монарха на протяжении всей второй половины XIX в. — от образа «царя-освободителя» к образу «царя-мученика», «реформатора-мученика»{625}.
На протяжении всего изучаемого периода Александр II описывался как самодержавный царь, «венчанный вождь», «державный покровитель», «преобразователь», «защитник», «владыка русского народа», «отец Отчизны»{626}. Консерваторы делали акцент на преимуществах единовластного правления, на непоколебимости основ русской монархии. Усиление образа сильной царской власти достигалось с помощью притяжательных местоимений — «наш отец», «твой народ»; прилагательных и причастий — «державный», «венценосный», «венчанный», «властвующий» и др. Наиболее ярко деятельность и заслуги монарха иллюстрируют следующие слова-маркеры: «перерождение России»{627}, «великое слово освобождения»{628}, «преобразование в самых коренных основаниях»{629}, «новый плодовитый строй», «память благородного потомства», «славная эпоха великих реформ», «дела в духе гуманности и свободы»{630}, «славные твои дни царствования», «снял оковы рабства»{631}, «муж-зиждель нравственного порядка», «гений нашей будущности и гений настоящего»{632}.
Впечатляет обилие указаний на величие, историческую значимость реформ, обширность сердечного милосердия и человечности царя{633}. Прилагательные «великий», «гуманный» употребляются как при описании реформ Александра II, так и при характеристике самой личности монарха. Использование словосочетаний, указывающих на человеческие качества царя, в том числе любовь к ближнему, неистощимая благость, мудрость, свидетельствуют о стойкости стереотипа «светлый царь-освободитель».
Однако если в 1850–1860-е гг. образ монарха и его деяния рассматривались консервативными политиками и интеллектуалами как новые «надежды»{634}, «зиждительная сила», плодотворная жизнь{635}, то с 1870–1880-х гг. основной акцент делается на бренность, мученичество, «жертвоприношение», «жертву искупления»{636}.
После трагической гибели Александра II среди публицистических клише, употребляемых авторами журналов и брошюр, встречаются такие, которые подразумевают вину русского народа в смерти царя, упоминают о необходимости покаяния{637}. В конце 1880 — начале 1890-х гг. основной обсуждаемой консерваторами темой становится вопрос о последствиях реформ, наследстве 1860-х гг. Таким образом, в отзывах консервативной прессы не столько давалась положительная оценка реформам Александра II, сколько возвышалось самоотверженное служение императора своему Отечеству, его жертвенность во благо народа.
Либеральная часть общества считала 25-летие царствования поводом для актуализации идеи дальнейшего реформирования страны, ожидала декларации власти о конституционных намерениях. Особые надежды возлагались либералами на М.Т. Лорис-Меликова. Не случайно некоторые из них время деятельности Верховной распорядительной комиссии сравнивали с весной политической жизни{638}. Саратовский юрист И.Я. Славин в своих воспоминаниях указывает на то, что в связи с предстоящим юбилеем среди провинциальной интеллигенции распространялись слухи о «великих и богатых милостях сверху, о каких-то “конституциях”, чувствовались ласковые и доверчивые жесты со стороны власти по адресу общественности, самоуправления»{639}.
Стремлением показать бесперспективность и безнравственность террористических актов и обосновать целесообразность либерализации государственной жизни проникнуто «Внутреннее обозрение» «Вестника Европы», посвященное юбилею царствования Александра II. Призывая извлечь уроки из истории покушений на жизнь монархов, правителей и государственных людей, обозреватель настаивает на том, что террористические акты обостряют взаимную вражду, угрожают бесконечными репрессиями, сеют страх, равнодушие к чужому горю, лишают надежды на лучшее, колеблют уважение к человеческой жизни — первому и высшему условию правильного развития{640}.
Либеральный журнал акцентировал внимание на том, что у России есть возможность другого пути, — пути мирного, правильного развития, открытого реформами Александра II. Подчеркивая выдающееся историческое значение отмены крепостного права, судебной, земской, военной и других реформ, обозреватель «Вестника Европы» рассматривал их как закономерный результат общественного развития страны начиная с петровских преобразований. С его точки зрения, основным следствием реформ стало уменьшение общественной пассивности, вовлечение в общественную жизнь широких масс народа, появление земского самоуправления, бессословного суда, расширение гласности, распространение грамотности среди непривилегированных слоев населения. При этом основной пафос либеральной оценки значения реформ сводился к необходимости дальнейшей совместной преобразовательной работы власти и общества, направленной на сохранение законности в сфере суда, продолжение реформы уголовного законодательства, справедливое распределение налогового бремени, устранение неполноправного статуса имперских окраин, отмену уголовной ссылки в Сибирь, пересмотр пенсионного устава, расширение числа средних и высших учебных заведений{641}.
Таким образом, власть и общество использовали 25-летний юбилей правления императора Александра II для достижения своих целей. Власть при помощи юбилейных церемоний репрезентировала незыблемость монархии, одним из оснований которой являлась народная поддержка императора и его политического курса. Общественное мнение обращалось к юбилейной дате как к поводу предложить свою интерпретацию значения и последствий реформ и показать свои версии перспектив развития страны.
Как известно, 20-летие, 25-летие, 30-летие крестьянской и других либеральных реформ были проигнорированы правительством Александра III. Для презентации мифа об «истинно народном царе» и «отце Отечества» с соответствующим ему сценарием власти, подразумевавшим разрушение петровского образа монарха как воплощения западной монархической культуры в России, напоминания об александровских преобразованиях были не актуальны. Официальный перечень юбилеев напоминал главным образом о религиозных событиях: 500-летии Тихвинской иконы Божьей Матери, 100-летии со дня смерти Тихона Задонского, 1000-летии Кирилла и Мефодия, 900-летии крещения Руси, 500-летии со дня смерти Сергия Радонежского{642}. В 1885 г. широко отмечался 100-летний юбилей Жалованной грамоты дворянству, наглядно демонстрируя новые идеологические и сословные приоритеты правления Александра III.
По представлению министра народного просвещения И.Д. Делянова, утверждавшего, что публичное празднование отмены крепостного права может «возбудить народные страсти и неприязненные чувства к дворянству», товарищ министра внутренних дел И.Н. Дурново 20 сентября 1885 г. разослал специальный циркуляр о запрете особого празднования любых 25-летних юбилеев{643}.
В.Г. Короленко так описывал общественно-политический контекст празднования юбилея крестьянской реформы в феврале 1886 г.: «Подходила 25-я годовщина освобождения крестьян, и в литературных кругах этот юбилей возбуждал много оживленных толков. Юбилей оказался “опальным”. Крестьянская реформа довольно откровенно признавалась в известных кругах роковой ошибкой. Смерть Александра II изображалась трагическим, но естественным результатом этой ошибки, и самая память “Освободителя” становилась как бы неблагонадежной. Говорили о том, что намерение одного из крупных городов поставить у себя памятник Александру II было признано “несвоевременным”, и проект, уже составленный Микешиным, был отклонен. Статьи Джаншиева и других сотрудников “Русских ведомостей” о великой реформе звучали как вызов торжествующей реакции. Ждали, что даже умеренные статьи, которые неизбежно должны были появиться 19 февраля, повлекут репрессии, и гадали, какая степень одобрения освободительных реформ может считаться терпимой»{644}.
Схожее настроение передает запись в дневнике государственного секретаря А.А. Половцова, сделанная 19 февраля 1886 г.: «25-летие освобождения крестьян. Какие не страницы, а библиотеки написаны историсю с того дня, когда я в Исаакисвском соборе слушал манифест, написанный, как говорили, Филаретом. Какой шаг шагнула Россия в малоисследованную, можно сказать, неведомую территорию и как не хватило у ее правителей ясности и твердости мысли, чтобы сознать, куда идти вслед за тем! Как мало понимают и сегодня смысл пережитого, обязательность и необязательность его для будущего в том или другом отношении! Кто подумал бы пять лет тому назад, что правительство запретит праздновать 25-летие со дня воспоследования этой меры! Во время моей киевской ревизии не один мировой посредник меня уверял, что народ привыкает в этот день среди крестного хода носить портрет Александра II и что портрет этот, несомненно, попадает в ряд образов, находящихся в церкви и изображающих святых. Сегодня же день ознаменовался тем, что Грессер посылал полицейских солдат разгонять несколько десятков молодежи, собравшейся на кладбище служить панихиду по Кавелине»{645}.
Несмотря на официальный курс «забвения» реформ, либеральная и народническая общественность 1880-х гг. — начала XX в. отмечала юбилейные даты «эмансипационных» реформ, превратив последние в «места памяти» тех «мы-групп», которым были близки по духу либеральные преобразования. Отношение к Великим реформам было одним из идентификационных оснований, позволявших мировоззренческим сообществам, в большей или меньшей степени оппозиционных официальному курсу, отличать «своих» от «чужих».
Примечательно, что празднование юбилеев реформ в середине 1880-х гг. проходило все по тому же сценарию «единения освобожденного народа и царя “Освободителя”», который лег в основу предыдущих официальных юбилейных торжеств. Часто повторялись даже организационные формы юбилейных мероприятий: исполнение военным оркестром монархических маршей, чтение брошюр, посвященных предшествующему царствованию, раздача портретов Александра II, оформление места проведения юбилея государственной символикой (флагами, транспарантами, гербами). Так, в Одессе в аудитории народных чтений празднование юбилея отмены крепостного права было начато с исполнения оркестром Модлинского полка и хором архиерейских певчих гимнов «Боже, царя храни» и «Коль славен наш Господь в Сионе». Затем собравшимся (около 1000 человек) была прочитана брошюра о правлении Александра II, розданы литографические портреты погибшего императора. Закончился юбилей показом «туманных картин» под оркестровую музыку{646}. Попутно отметим, что, несмотря на общее «поправение» правительственного курса и негативное отношение к либеральным реформам со стороны правящей элиты, годовщины отмены крепостного права отмечались и в предшествующие се 25-летию годы. Так, помещая ксилографический снимок бюста Александра II работы бывшего министра внутренних дел А.Е. Тимашева, газета «Всемирная иллюстрация» в феврале 1882 г. сообщала: «…19 февраля все с благоговением вспомнили многознаменательный день, когда на престол вступил царь, с которого началась новая для России эпоха реформ и новой жизни, и церкви наполнились молящимися, многие местности заявили ходатайство об установлении в этот день празднества на вечные времена, в других же — годовщина ознаменовалась открытием различных богоугодных заведений и поставлением икон в храмах»{647}.