Александр Македонский. Пески Амона
Шрифт:
Лисимах с целью рекогносцировки объехал крепость и вернулся в мрачном настроении.
— Она неприступна, — сообщил он. — Единственный доступ — дверь над обрывом, в восточной части, но по ведущей ко входу лестнице не может подняться сразу больше одного человека, а сверху нависают два бастиона. Нужно устроить блокаду в надежде, что они не запаслись достаточным количеством провианта для долгого сопротивления. Что касается воды, ее у них в избытке; наверняка имеется колодец, соединяющийся с озером.
— А если спросить об их намерениях у них самих? — предложил Леоннат.
— Сейчас не время для шуток, — ответил Лисимах. — Мы не знаем, где Парменион и в каком состоянии его войска. Теряя здесь время на блокаду,
Александр бросил взгляд на бастионы крепости. У персидских солдат был не очень-то воинственный вид, и казалось, их одолевает скорее любопытство, чем тревога. Они толпились на стене и смотрели вниз, прислонясь к парапету.
— Возможно, мысль Леонната не такая уж дикая, — заметил царь. — Приготовь посольство с толмачом. Они не знают наших намерений, но им наверняка известно, что до сих пор нас ничто не могло остановить, а значит, им не так уж хочется с нами ссориться.
— Это верно, — подтвердил Леоннат, гордый тем, что царь принял его предложение. — Если бы они хотели остановить нас, то могли бы сто раз напасть, пока мы добирались сюда из Телмесса.
— Что толку строить догадки? — прервал его Александр. — Дождемся возвращения Евмена и узнаем, что нас ждет.
— А пока что мне хочется взглянуть на город, — сказал Каллисфен. — Говорят, где-то на здешнем озере есть грот, где Аполлон заживо содрал кожу с сатира Марсия.
Лисимах выбрал десяток «щитоносцев» для сопровождения Каллисфена: летописцу похода было необходимо лично увидеть места событий, чтобы описать их.
Между тем Евмен собрал делегацию. Взяв с собой глашатая и толмача, они отправились к двери и попросили встречи с командиром гарнизона.
Ответ не заставил себя ждать: дверь со скрипом отворилась, и вышел командир вместе с несколькими вооруженными стражниками. Евмен тут же отметил про себя, что он не перс, а фригиец, почти наверняка местный — видимо, персидский сатрап давно уехал.
Секретарь поприветствовал командира и велел толмачу перевести:
— Царь Александр говорит тебе: если ты сдашься, ни тебе, ни твоим людям не причинят никакого вреда, а также не будет нанесено никакого ущерба городу. Если же ты попробуешь сопротивляться, мы окружим крепость и никого не выпустим живым. Что передать моему царю?
Командир гарнизона, судя по всему, уже принял решение, поскольку ответил без промедления:
— Можешь сказать ему, что мы пока не собираемся сдаваться. Подождем два дня, и если не получим подкрепления от нашего правителя, тогда сдадимся.
Пораженный такой удивительной откровенностью, Евмен сердечно попрощался и вернулся назад.
— Это бессмыслица! — воскликнул Лисимах. — Расскажи мне такое кто-то другой, я бы не поверил.
— Почему же? — возразил Евмен. — Мне его решение кажется вполне разумным. У этого фригийца свои соображения: если персидский правитель разобьет нас, он не оставит без внимания тот факт, что командир местного гарнизона сдался без боя, и, вероятно, посадит его на кол. Если же правитель за два дня не проявится, это будет означать, что он уже не вернется, и тогда имеет смысл сдаться, чтобы избежать беды от наших рук.
— Тем лучше, — сказал Александр. — Старшие командиры могут поселиться в городе, подобрав себе необходимое жилье, а младший командный состав останется с войсками в лагере. Расположите батальон педзетеров вокруг крепости и поставьте у основания скалы дозоры: никто не должен ни войти, ни выйти. И мне нужен эскадрон легкой конницы, фракийский или фессалийский, чтобы патрулировал все улицы при входе в город, — я не хочу сюрпризов. Посмотрим, всерьез ли они говорили про два дня или это такая шутка. Всех вас жду к ужину. Я поселился во дворце здешнего правителя, жилище очень красивое и богатое. Надеюсь, мы неплохо проведем вечер.
В условленный час явился и Каллисфен. Слуга принес ему все необходимое для омовения, а потом устроил на одно из лож, полукругом расставленных перед Александром. Кроме того, царь в этот вечер пригласил актера Фессала, своего любимого исполнителя, а также ясновидца Аристандра и своего личного врача Филиппа.
— Ну, что ты увидел? — спросил царь Каллисфена, пока повара расставляли блюда.
— Все, как я и предполагал, — ответил Каллисфен. — Именно в этом гроте у истоков реки Марсии показывают шкуру, якобы принадлежавшую сатиру и содранную с него Аполлоном. Вы знаете эту историю: сатир Марсий играл на своей тростниковой флейте, а бог — на кифаре. Сатир вызвал бога на музыкальный поединок. Аполлон принял вызов, но при условии: если Марсий проиграет, с него с живого сдерут кожу. Так и случилось, отчасти потому, что судьями были девять муз, которые никогда бы не посмели обидеть своего бога.
Птолемей улыбнулся:
— Непросто поверить, что в гроте действительно шкура того сатира.
— Однако похоже, — ответил Каллисфен. — Верхняя часть во всем соответствует человечьей коже, хотя и мумифицированной, а нижняя — шкуре козла.
— Это не так уж трудно устроить, — заметил врач Филипп. — Хороший хирург может выкроить и сшить что угодно. Бывают таксидермисты, которым удается создавать и более фантастические существа. Аристотель мне рассказывал, что в одном святилище на горе Пелион в Фессалии он видел забальзамированного кентавра, но, по его заверениям, это был торс человека, искусно соединенный с телом жеребенка.
Царь снова обратился к Аристандру:
— А ты что скажешь на этот счет? Каллисфен действительно видел кожу сатира, или это искусный трюк жрецов, желающих привлечь паломников и собирать богатые пожертвования в своем святилище?
Многие рассмеялись, но ясновидец обвел всех пламенным взглядом, и смех очень быстро утих.
— Легко потешаться над такими нехитрыми проделками, — проговорил Аристандр, — но интересно, будете ли вы так же смеяться над более серьезными знамениями, таящимися под покровом этих внешних явлений. Есть ли среди вас, доблестные воины, хоть один, кто когда-нибудь исследовал область, лежащую за пределами наших чувств? Хочет ли кто-нибудь совершить вместе со мной путешествие в ночную тень? Вы умеете встречать смерть на поле битвы, но способны ли вы встретиться с неизведанным? Смогли бы вы сразиться с неуязвимыми, неуловимыми, бесплотными чудовищами, которых наша глубинная природа таит даже от нашего собственного сознания? Вам никогда не хотелось убить своего отца? Вам никогда не хотелось возлечь со своей матерью или сестрой? Что видите вы внутри себя, когда становитесь жертвой пьянства или когда насилуете невинную девушку, наслаждаясь ее страданием? Это проявляется природа сатира или кентавра, это говорят наши предки с раздвоенными копытами и звериными хвостами, они живут в нас, и неожиданно для себя мы уподобляемся им! Смейтесь же над этим, если можете!
— Никто не хотел насмехаться над религией и богами, Аристандр, — попытался успокоить его царь. — Мы смеялись лишь над подлостью некоторых мошенников, которые пользуются доверчивостью народа. Выпей и будем веселиться. Нам предстоит встретить еще много лишений, прежде чем мы узнаем свою судьбу.
Все вновь принялись за еду и питье, и вскоре беседа оживилась, но с того дня никто не забывал взгляд Аристандра и его слова.
Царь вспомнил, как впервые встретился с ним и как ясновидец рассказал ему о преследовавшем его по ночам кошмаре: голый человек, заживо горящий на погребальном костре. И среди шума голосов и пира Александр на мгновение постарался поймать взгляд Аристандра, чтобы прочесть в нем истинный мотив, толкавший его в сердце Азии, но увидел лишь мутный блеск и отсутствующее выражение. Ясновидец был где-то далеко.