Александр Яковлев. Чужой среди своих. Партийная жизнь «архитектора перестройки»
Шрифт:
— Впервые я услышал фамилию Яковлева в 1968 году, когда войска стран Варшавского договора вторглись в ЧССР, а вторым эшелоном к нам направили группу руководителей СМИ, которым надлежало вести агитационно-пропагандистскую работу. Руководил этой группой первый зам. зав. Отделом пропаганды. Я с ним тогда не встречался, все контакты с командированными из Москвы замыкал на себе наш главный редактор Зародов. Но мнение о замзаве высказывали положительное: умен, образован, не догматик.
— Не догматик? Вы уверены, что он тогда был таким? Я слышал, что Яковлев ходил в любимчиках у Суслова.
— У Суслова, поверьте мне, вообще не было любимчиков, он ко всем относился ровно. Хотя в цековских кулуарах ходил слух, что будто бы Александр Николаевич в 1964 году поддерживал тех, кто выступал за реабилитацию Сталина.
В январе 1969-го Зародов пригласил к себе группу сотрудников редакции журнала и попросил нас изложить на бумаге свои соображения по поводу того, как стабилизировать ситуацию в компартии Чехословакии и в целом в стране. Я в своей записке наивно высказал предложение, что надо работать с Дубчеком, окружив его надежными людьми. Дубчек не казался мне потерянным для дела социализма человеком, и он уж точно не был русофобом. Зародов собрал наши записки, а спустя несколько дней опять собрал всех и сказал, что есть мнение работать с другими людьми, в частности, делать ставку на Гусака. При этом он сослался на мнение Яковлева, тот, мол, жестко критиковал чехословацких руководителей за их идеологические просчеты, говорил, что надо восстанавливать ленинские нормы работы [65] .
65
Солодухин Ю. Н., интервью автору.
Через два месяца Яковлева опять направили в Прагу — теперь с деликатным заданием: пообщаться с работниками ЦК КПЧ на предмет их готовности сотрудничать с ЦК КПСС.
На сей раз я остановился не на чердаке посольства, а в нормальной гостинице. Утром иду в ресторан. Подошел официант. Я на русском языке заказал завтрак. Он записал и ушел. Жду пятнадцать минут, жду полчаса. Ни официанта, ни завтрака. Пересел за другой стол, подальше от первого. Снова официант, но другой. Я обратился к нему на английском. Он быстро побежал на кухню. И буквально через две-три минуты у моего стола появились два официанта [66] .
66
Яковлев А. Омут памяти.
Примерно такой же прием ждал его и в здании ЦК КПЧ. Принявший Яковлева чех в ранге заведующего отделом сухо сообщил: пока возможностей для сотрудничества между партиями нет. И уточнил: это наша официальная точка зрения.
Дни, оставшиеся до рейса в Москву, посвятил тому, что просто ходил по улицам, наблюдал местную жизнь. Много раз видел такую сцену: молодые пражане, окружив советский танк, яростно спорят с солдатами, называют их всякими обидными словами. Те возмущались: «Ну какие мы оккупанты? Спим на земле под танками. А если бы были оккупантами, то спали бы с вашими бабами в ваших квартирах». Но, кажется, солдаты плохо понимали, зачем они здесь.
Вернулся в Москву со множеством новых вопросов и сомнений. А также с убежденностью в том, что Пражская весна в той или иной форме обязательно повторится где-то еще. Правда, никак не думал, что это случится через два десятка лет на его родине.
В Прагу он до перестроечных лет уже не выезжал, зато как руководитель Агитпропа в чехословацких делах участвовал. Например, руководил процессом создания и издания т. н. «Белой книги» [67] . Секретариат ЦК КПСС 3 сентября 1968 года обязал Агентство печати «Новости» в десятидневный срок подготовить такую книгу — о деятельности контрреволюционных сил в ЧССР. Работа с участием представителей ЦК, КГБ, МИД, ТАСС, Главпура закипела, и в положенный срок, то есть ровно через десять дней, книга была подписана в печать.
67
К событиям в Чехословакии: Факты, документы, свидетельства прессы и очевидцев. Вып. 1. М.: Пресс-группа советских журналистов, 1968.
Яковлев отчитался: сборник выпущен, иллюстрирован фотографиями, издан на русском, английском, французском, немецком, чешском, словацком и других языках общим тиражом около миллиона экземпляров. Первый заместитель заведующего Отделом пропаганды указывал, что в книге «приводятся многочисленные факты, документы, свидетельства прессы и очевидцев, показывающие, как контрреволюционные силы внутри Чехословакии, опираясь на поддержку международного империализма, планомерно осуществляли подготовку условий для реставрации капитализма в Чехословакии и отрыва ее от социалистической Чехословакии» [68] .
68
Чехословацкие события 1968 года глазами КГБ и МВД СССР: Сб. документов. М.: Объединенная редакция МВД России, 2010.
Чуть позже Яковлева попросили последить за изданием на русском языке выпущенной в Праге книги «Семь пражских дней: 21–27 августа 1968 года: Документация». Это был сборник материалов, отпечатанный тиражом 3000 экземпляров и не предназначенный для широкого распространения, на каждой книжке стоял гриф «Для служебного пользования». Пятисотстраничный том состоял из текстов листовок, публикаций СМИ, митинговых резолюций, настенных надписей, плакатов, сатирических стихотворений, которые распространялись в ЧССР сразу после ввода войск.
Советскому издательству «Прогресс» поручили осуществить перевод этой «Черной книги» на русский язык, издать «Семь дней» ограниченным тиражом и разослать отпечатанные экземпляры узкому кругу самых доверенных лиц: членам ПБ, секретарям ЦК, руководителям ряда отделов, в КГБ и главным редакторам главных СМИ. Это была в то время обычная практика, «Прогресс» регулярно знакомил партийную верхушку с подобными образцами антисоветской литературы.
Яковлев опять добросовестно приступил к делу, огромный том в считанные дни перевели на русский, а уже через две недели офицеры фельдсвязи развезли книгу адресатам «по специальному списку».
И вдруг в конце заседания Секретариата ЦК 21 февраля 1969 года Суслов говорит:
— Товарищ Яковлев, останьтесь. Тут есть вопрос.
И зачитывает документ под названием «О самовольной рассылке зам. зав. Отделом пропаганды ЦК т. Яковлевым книги „Семь пражских дней. 21–27 августа 1968 года“, содержащей грубые антисоветские измышления». Я оцепенел. Суслов спросил меня, кому разослана книга. Я перечислил. Тогда он обратился к представителю общего отдела и попросил дать ему список людей, кому направили сборник. Посмотрел. Совпало с моей информацией. Суслов спрашивает:
— Слушайте, мы что, не доверяем этим людям? — Потом поднял голову и сказал мне, — а вы поаккуратней.
Меня эта возня удивила, особенно формула «самовольная рассылка книги, содержащей грубые антисоветские измышления». Откуда все это пошло? На что было рассчитано? Оказывается, инициатива исходила из секретариата Брежнева. Суть склоки заключалась в том, что в этой книге на чешском языке была одна листовка, содержащая оскорбительные слова лично в адрес Брежнева. Я не включил ее в книгу, но, когда посылал экземпляр для Брежнева, этот листочек вложил отдельно. Голиков показал книгу генсеку, обратив особое внимание на злополучную страничку. Тот возмутился, решив, что листовка эта есть во всех экземплярах. Как я об этом узнал? Суслов, ведя Секретариат, сказал: «Что-то я страничку о Леониде Ильиче не нахожу». Я ответил, что ее и нет, она направлена только Брежневу. Потом Суслов попросил прислать ему эту листовку.
Увы, таковы нравы аппарата. Никогда не знаешь, кто и по какому поводу тебя подставит. Вот так и держалась дисциплина, основанная не на чувстве личной ответственности, а на страхе, на подсиживаниях, на интригах [69] .
69
Яковлев А. Омут памяти.
В протоколе того заседания Секретариата осталась запись: «Поручено т. Демичеву разобраться с этим вопросом» [70] .
Кстати, Брежнев и своим чехословацким товарищам издание этой «Черной книги» не простил. 8 декабря 1968 года на встрече с руководством КПЧ в Киеве он выговаривал А. Дубчеку, потрясая книгой: «Вот видите, никакой нормализации обстановки в Чехословакии не происходит». После чего распространение «Семи дней» было запрещено, а Институту истории Чехословацкой академии наук (он выступал издателем) приказали попросить всех получивших книгу по рассылке вернуть ее обратно. Более того, спустя два года по факту издания было возбуждено уголовное дело — сначала по статье «распространение заведомо ложных измышлений», а затем по статье «антигосударственный заговор».
70
Секретариат ЦК КПСС… 1969 г.
Пражская весна и последовавшее затем вторжение войск стран Варшавского договора стали важным рубежом в 74-летней истории Советского государства и недолгой истории европейского соцлагеря. Всем стало ясно, что любые отступления от нашей кондовой модели социализма будут беспощадно караться, любые попытки внести в практику социалистического строительства элементы здравого смысла — немедленно пресекаться.
Не получив серьезного отпора военному вторжению в Чехословакии, наши партийные, государственные и военные деятели спустя одиннадцать лет применят тот же силовой метод в Афганистане, но там надолго погрязнут в изнурительной войне, которая станет катализатором разрушения и политического строя, и всей советской империи.