Александри В. Стихотворения. Эминеску М. Стихотворения. Кошбук Д. Стихотворения. Караджале И.-Л. Потерянное письмо. Рассказы. Славич И. Счастливая мельница

Эминеску Михай

1868

БЕРЕГ СЕРЕТА

Перевод В. Луговского

Исчезает, словно призрак, дымка легкая ночная Над прибрежной чуткой рощей — расточаясь, пропадая. А река блестит, мерцает, как чешуйчатый дракон, Что рассветными лучами пробужден и озарен. И слежу я на рассвете там, на берегу зеленом, За течением, что вьется ускользающим драконом: Гальку моет, берег роет, дремлет в омутах река, Хвост серебряный покоит за излуками песка. Шорохи плакучей ивы на песчаном слышу склоне, Вижу, как сверкнула щука за шальной осой в погоне, Редко — крики диких уток оглашают вышину И ложатся тени стаек на прозрачную волну. А река бежит, струится, непривычная к покою, Проплывают мимо мысли, уносимые рекою; Отмель желтую покинув, радуясь приходу дня, Ящерка-зеленошкурка зорко смотрит на меня…

1868

НА ПРУДУ

Перевод Г. Семенова

Воздух свежий и прозрачный, и его прикосновенье Успокаивает душу и оттачивает зренье. Пруд пока еще в тумане, и вода его тиха, Ждет она восхода солнца, как невеста жениха. На востоке заалело, воробьишки-замарашки На скирде засвиристели и давай играть в пятнашки. Начался концерт шумливый, пруд от гула задрожал, Зашептался камышами, стайкой уток просвистал. Челн охотничий лениво в камышах застыл прибрежных, Гибких водорослей змеи обвились вкруг лилий нежных, Утки-кряквы между кочек затаились и молчат, Скрылись под воду лысухи, только чибисы кричат. Наводя смертельный ужас, челн проходит по теченью, То блеснет ружье на солнце, то широкой скрыто тенью. Лишь у цапли длинноногой страха не было и нет, Знай по бережку гуляет: «Ведь охотник-то поэт!»

1869

ЖАТВА

Перевод Вс. Рождественского

Вьются жаворонки в небе и, кружась, щебечут где-то, К нам спускаясь из-под солнца легкой лестницею света. Неподвижный знойный воздух, треск кузнечиков сухой, Щебетанье перепелок там, в пшенице золотой. Жать высокие колосья вышли люди пред зарею В час, когда еще сверкало поле свежею росою, И

плывут в потоке желтом, что не знает берегов, Девушки — все без косынок, парни — все без поясов. Серп — звенящий полумесяц — так и режет колос колкий, Дальше, птенчиков скликая, убегают перепелки. Дальше поле отступает, вырастают без конца Копны с тяжкими снопами за спиною у косца. Парень с девушкою рядом. Хорошо идет работа. Жнут и, прячась за копною, знай целуются без счета, Песня жаворонка льется над простором нив родных: «Сладок, сладок будет людям хлеб из зерен золотых!»

1869

СЕНОКОС

Перевод В. Шефнера

Над высокими холмами всходят утренние зори, Светоносною рекою разливаясь на просторе. С ветром в блеске трав росистых трудовой проходит день, По земле простерли стебли шевелящуюся тень. Косари, долину брея, вдаль уходят мерным шагом, Зелена земля под нами, и блестит она, как влага; Им во след идут другие, ловко сено вороша, И вон там уж стог увенчан ровной связкой камыша. А в дубраве при долине, где росистая поляна, Где и тень зеленой стала, где цветами пахнет пряно, — Косы звякают упруго, блеска влажного полны, Скачет вспугнутая птица от копны и до копны. Парень шел с косой сторонкой, где растут кусты сульчины, Перед смятою травою замер он не без причины: «Кто лежал тут, — зверь иль птица? — разобраться не могу!» Вдруг с улыбкой удивленной поднимает он серьгу!

1869

ПОХОД В СИБИРЬ

Перевод В. Луговского

В седых заснеженных степях, Под пологом свинцовым, Толпа бредет за шагом шаг, Привыкшая к оковам, Лохмотья к небу вопиют, А злобный холод лют. Они по снежной целине Бредут уже полгода, По бездорожной стороне Ведет их непогода. Иной обмерз, уснул иной Под хладной пеленой! Им нет ни края, ни конца, Нет ни конца, ни края, Их хлещет снежная пыльца, Поземка ледяная, — Тела в крови, в крови уста, Тяжел удар кнута! Как много стражей — вон казак На лошаденке дикой, — Вон злобу затаил в глазах Наездник с длинной пикой, — Спешит эскорт сторожевой: Как жуток волчий вой! Звенит оковами беда, Нет людям места в жизни, Им, безыменным, никогда Не жить в былой отчизне! Надежды нет — есть снежный прах, Смерть в ледяных степях. Бредут в просторах снеговых, А каждый жил когда-то, О, как горел любой из них, Любя отчизну свято! Они в сугробах и крови Во имя той любви! Героев вольности не счесть, Не всех в живых найду я, Свела их яростная месть В могилу ледяную. За шагом шаг толпа бредет, Сибирский крут поход! Но вот смолкает скрип шагов, Слышнее вьюги ропот, — Из замерзающих рядов Печальный слышен шепот, — Страдальцы выстроились в ряд — И стонут и дрожат. Начальник палачу под стать, Вкруг рыщет, словно ветер, Погибших стал он отмечать На рукояти плети; Потом сурово приказал! — Конвойные, привал! И опустился жалкий строй В сугробах на колени. Окутаны морозной мглой Вповалку люди-тени, Друг к другу жмутся, жизнь кляня, Без крова и огня. Скорей на снег ничком упасть! Страданье затихает, Воспоминаний милых власть Душой повелевает. Цветущий мир, далекий край, Теперь во сне вставай! И одному приснилась мать, Жена пришла к другому, Их души начала ласкать Любовь к родному дому. Пусть хлынут слезы! Этих слез Не истребит мороз. Заснули! Рвется вихрь во мгле Из ледяной утробы. Страдальцы спят, а на земле Растут-растут сугробы, — Мерцает сквозь кристаллы льда И слезы льет звезда. И ветер саваном седым Пустыню одевает, — Снег беспределен, и под ним Колонна исчезает; Лежит равнина на заре Вся в снежном серебре. Снега, снега — и нет людей, Им страшный выпал жребий, — Все неотвязней, все слышней Орлиный клекот в небе. Выходит с воем волчья рать Добычу в клочья рвать!

<1871>

МЕСТЬ СТАТУ-ПАЛМЭ [8]

Перевод В. Луговского

Близнецы и великаны — Стрымбэ-Лемне [9] , Сфармэ-Пьятрэ [10] Видели потоп и плыли меж его взъяренных вод. И с тех пор как у печурки сказки слушать вам приятно, Проживает с ними карлик — Стату-Палмэ-Барбэ-Кот. На своем наречье странном говорили исполины, Лежа на лугу зеленом у подножия хребта, И на лица их большие в травах солнечных долины Вдруг нежданно набегала мрачной мысли чернота. — Братец, знаешь ли Трестяну? — вопрошает Стрымбэ-Лемне. — Знаю! — Сфармэ отвечает. — И сравню ее с виденьем, Как Иляну-Косынзяну, я сравню ее с цветком, С золотым осколком солнца, света яркого куском! — Прав ты, братец Сфармэ-Пьятрэ, сомневаюсь я все время (Хоть твердят — сосну большую малое рождает семя…), Вправду ль карлик Стату-Палмэ этой девушке отец? — Говорят, дружком на свадьбе был Пепеля-молодец! Опершись на локти, громко рассмеялись исполины, Горные орлы взлетели на скалистые вершины, Заходили-загудели горы, нивы и леса, Посмотреть им захотелось, где творятся чудеса. И, задумавшись глубоко, снова молвил Сфармэ-Пьятрэ: — Все бы отдал я, чем недра гор таинственных богаты, Я б Трестяне милой отдал скалы, золото и медь, — За меня ей только надо выйти замуж захотеть! Отвечает Стрымбэ-Лемне: — Если бы моей Трестяна Стать внезапно захотела, я б ей отдал все поляны, Я б леса свои ей отдал, я б ей отдал зелень рощ, Соколов, павлинов пестрых и орлов волшебных мощь, Я б ей отдал львов, и ланей, и гепардов, и грифонов. Отдал ей лесов прохладу, норы яростных драконов, И оленей златорогих, и поющих соловьев, Всю гармонию природы, сладость всех земных плодов! — Нет, твоей она не будет! — Сфармэ-Пьятрэ взвился с места И булыжник исполинский сильной лапой ухватил. Грозно крикнул Стрымбэ-Лемне: — Нет, ей быть моей невестой, — И над черной головою дуб могучий закрутил! Вдруг до слуха их домчался дикий вопль тонкоголосый, Обернулись великаны, бросив ратные труды: Видят: старый Стату-Палмэ кувырком летит с откоса, Ножки путаются в прядях знаменитой бороды! Сфармэ-Пьятрэ злого карлу на ладонь свою поставил. — Помогите, великаны! — Стату-Палмэ закричал. — Перепутайте, сметите все дороги и заставы, Сон пучины всколыхните, раздробите плечи скал! Ставьте мощные заслоны от земли до небосвода… Фэт-Фрумос украл Трестяну, дочь похитил у меня! — Бросились искать злодея великаны-скороходы В темные леса и скалы, похитителя кляня. Ужасом земля объята, топчет горы Сфармэ-Пьятрэ, Через пропасти шагает, переходит реки вброд, Недра темные колышет быстроногий тучеход, Властелин землетрясений, не идущий на попятный! Он скалу, как лист табачный, растирает меж ладоней, Камни сбрасывает в реки, те в речном сгрудились лоне, Стопудовыми ногами глыбы грозные дробит, И вода на тех порогах вся бурунами кипит! Покидающие русла затопляют землю реки, Долу клонятся вершины, брызжет пена на холмы, Но подземный гул и гомон, но подспудный грохот некий Не смущает так людские омраченные умы, Как над миром потрясенным появленье исполина, Челюстей могучих скрежет и огонь кровавых глаз; Головой пронзая тучи, топчет горы и долины, Сам живой горы подобье, поражает страхом нас! Ну а братец Стрымбэ-Лемне ворвался в лесную гущу, Голос вьюг в былом затишье громче яростной трубы, — Тополя, как травы, клонит великан, в лесах бегущий, На бегу корчует вязы, ломит буки и дубы. Продирается сквозь дебри и шумит в прибрежных рощах, Заскрипели ветви дико, лезет Стрымбэ напролом, За его спиною бревна и обломки веток тощих, За плечами черный хворост, искривленный бурелом! Вдруг застыли исполины, кверху головы задрав, Вдруг сверкающее солнце скрыло лик за мрачной тучей: Фэт-Фрумоса и Трестяну ввысь уносит конь летучий, Золотистыми крылами на прощанье помахав! Прижимается Трестяна нежно к сердцу Фэт-Фрумоса, Как звезда, ее улыбка блещет выше звездных стай, И сокровище земное Фэт-Фрумос златоволосый На коне везет крылатом в беспредельный звездный рай! Проплывала эта пара, нежно слив уста с устами, Всё друг другу в очи глядя, словно мчатся в чудном сне, — Застонали великаны и затопали ногами: Ярость гневная вскипела в их душевной глубине. И взъярились великаны, словно дымные вулканы, Рвут дубы, швыряют в небо камни, корни, валуны, И летят деревья к солнцу, скалы мчатся сквозь туманы, Камни рухнули — у братьев черепа размозжены! Сказочники уверяют, что лукавый Стату-Палмэ, Спрыгнув с тополя, на зайце поскакал, не чуя ног, — И, приблизившись к убитым, произнес почти печально, Что телегу пребольшую сковырнул с пути пенек!

8

Стату-Палмэ— один из персонажей румынских и молдавских народных сказок — мужичок-с-ноготок, борода с локоток.

9

Стрымбэ-Лемне— один из персонажей румынских и молдавских народных сказок, великан, гнущий до земли и ломающий самые большие деревья.

10

Сфармэ-Пьятрэ— один из персонажей румынских и молдавских народных сказок, великан, размалывающий руками в прах камни, скалы и горы.

1872

Константин Розентал (1820–1851) «Революционная Румыния»

ПУТЬ РАБОВ [11]

(Млечный Путь)

Перевод В. Шефнера

Река светил прекрасных сверкает в небе темном, Из далей бесконечных к Молдове все течет; В небесном океане, бездонном и огромном, Сияют звезды ярко, как светоносный флот. Порой, покинув выси, звезда с отливом синим Срывается нежданно в небесную пустыню; На черном поле неба бороздка серебрится, — Что жизнь, коль рядом вечность? Она недолго длится… К прекрасному Востоку по темени бескрайной Простерлось это поле в мерцанье звезд ночных, Оно

напоминает о пустоте печальной, Что в сердце остается по смерти дорогих… И путникам заблудшим, как верною рукою, Указан путь в Молдову светящейся рекою. Буджяк — то поле света, в дни горя и печали Истоптанное теми, что от татар бежали.

11

Путь рабов— народное название Млечного Пути. В годы татарских набегов на Дунайские княжества рабы, которым удавалось бежать, пытаясь вернуться на родину, путеводствовались этим небесным созвездием.

<1874>

ОСЕНЬ-ПРЯХА

Перевод В. Луговского

«Работящая и тароватая»

Народная поговорка

Снова осень золотая К нам явилась, рассыпая Все дары щедрот своих, — Листья на ветер швырнула, А плоды полей вернула Тем, кто трудится на них. Лен — для рушников чудесных, Воз початков полновесных, Кукурузу нам дала, Кисти виноградин длинных, Чтоб на свадьбах и крестинах Радость пенилась, светла! Острым жалом кос блестящих Трав раздолье шелестящих, Тех, что в мае отцвели. А краям восточным в просинь Певчих птиц послала осень, Следом — клином журавли! Погрустнела золотая, Стужу зимнюю встречая: Как ей голою брести? Все наглее вихрь летучий, Снеговые мчатся тучи, Чтоб сугробы намести. Как ей жить в степной округе, Как ей встретить ярость вьюги: Дует ветер-лиходей, — Он, не ведая покоя, С верб над мертвою рекою Листья снес в простор полей! Нет, пока на свете тихо, Осень, статная ткачиха, В руки взяв веретено, Загодя сготовит пряжу, Чтоб укутать грудь лебяжью В голубое полотно. Пред зимой не зная страха, Тихо бродит осень-пряха По холодной борозде, — Паучки, сюда бегите, Вон — мерцающие нити Блещут всюду и везде! По полям и по долинам Серебристым нитям длинным И сплетаться и лететь. Из одних — клочки кудели, А другие — вниз осели, Как таинственная сеть. Осень их сбирает снова, Приготовлена основа, Нитей ткать не переткать, — Будет шаль в узорах мелких, Чтоб на сельских посиделках До рассвета проплясать! Вон она — в простой рубахе! Черноглазой этой пряхе Править пир в душе людской! На груди бренчат мониста, А зима ворчит завистно, Злится ветер колдовской! А румын сказал: — Не худо, Чтоб еще свершилось чудо, Чтобы девушка с утра И в мою явилась хату: Работяща, таровата, Как осенняя пора!

1875

ЗИМНЯЯ НОЧЬ

Перевод В. Луговского

Небосклон мутней опала, Холод в воздухе седом, Белой ночью засверкала Влага, скованная льдом, — Страх спешит в дубы вселиться, Здесь хозяйкою сама Смерти младшая сестрица, Необъятная зима. Стужа зимняя окрепла, Лют мороз — белеют в нем Пар из уст и горстка пепла Под бушующим огнем. Всех слепит морозный воздух, Путник бродит как слепой, Пляшет вихрь в вороньих гнездах Над яичной скорлупой. Поле спереди и сзади, Чистых перлов целина, И в серебряном окладе Ясноликая луна, Что в бескрайной и безбрежной Высоте забылась сном, Как корабль под ризой снежной В океане ледяном. Этой полночью унылой Мир, в который мы пришли, Скорбной кажется могилой, Где упрятан труп земли, — И, не ведая отрады, В час ночной, что стужей лют, Звезд бессмертных мириады Над могилой слезы льют. Тишь ночной поры нарушу, Каблуками прозвеню. Старую увижу грушу, Где раздолье воронью. Даже ветви помертвели. Лед, безмолвье, голизна. Что же? Значит, в самом деле Смерть и солнцу суждена? И ужель на свете белом Только я один в живых, Путник в мире помертвелом, В бездорожьях ледяных? Но вдали, быстрее пули, Сквозь мороз и ветра вой Санки легкие мелькнули По дорожке световой. Мчатся зимнею дорогой, Полоз буковый хорош, — Ну-ка, зайка хромоногий, Ты куда же их везешь? Кто ж глядит из тех салазок, Может, ведьма? Ну так вот: То герой известных сказок Стату-Палмэ-Барбэ-Кот! Правит зайцем хромоногим… Небосвод мутней слюды, На снегу лесной дороги Зайки легкие следы. На снегу сребристо-синем Возле зайкина следа Разлеглась хвостом павлиньим Злого карлы борода. Мчат вдоль берега речного С оголенным ивняком, — Вот старик с холма крутого Полетел, как снежный ком. Въехал в рощицу нагую. Стужа, снега белизна. В буковом стволе тоскуя, Здесь их ждать должна весна! Что за резвость у зайчонка: Прянул вбок одним прыжком. Бук высокий, там в сторонке, По сказаньям нам знаком: Карлик топором блестящим Стукнул в звонкую кору: — Милая, не прячься в чаще, Я с собой тебя беру! Из сугробов снежно-белых, Из-за буков, из яруг Прямо к свету сотни белок Серым вихрем мчатся вдруг! Погребен в заветном буке И не вызволен пока, Юный голос, полный муки, Вопрошает старика: — Кто стучит в мое жилище, В дом мой, где царит мороз? Брат Апрель сестрицу ищет, Или витязь Фэт-Фрумос? — Это я, твой Стату-Палмэ, У меня мечта одна: Из лесной опочивальни Вызволить тебя, Весна! — Старец, ты моей душою Хочешь, видно, овладеть? — Я дышу тобой одною, Я хочу помолодеть! — Старичок прошамкал тонко. Голос девушки затих, И деревья звонко-звонко Засмеялись в тот же миг. Бук волшебный в мелколесье Ожил — и его рука Подняла до поднебесья Чародея старика, Плачет Стату-Палмэ-Барбэ, Но меж буковых ветвей Провисит, неблагодарный, До погожих летних дней! Неустанный дует ветер, Непрерывный слышен стон: Карлик на морозной ветви В зимний воздух вознесен. Пешеход, крестясь в испуге, Лишь качает головой: — Верно, нечисть всей округи Увязалась вслед за мной!

1875

ВЕТЕР С ЮГА

Перевод В. Луговского

Ветер с юга, ветер с юга, Разорвал он снежный полог, Все убрал, что ночь и вьюга Намели в горах и долах. Ветер дует-завывает Над подтаявшими льдами, Стужа зимняя рыдает, Плачет горькими слезами. Прилетел он к нам, бродяга, Из краев, подвластных зною, Где скупа земная влага, Дождь не брызжет над травою; Солнца шар кроваво-алый Жжет пески тропы верблюжьей, Караван бредет усталый Вереницей неуклюжей. Южный ветер беспокоен: Остудил он зноя крылья Над пучиною морскою Водяной лазурной пылью, — Он к сугробам припадает, Дальних мест посол чудесный, Снегом голод утоляет, Точно манною небесной! Дует он, чело наморщив, Чтобы вышла из-под снега На клочке земли отмерзшем Зелень юного побега. А потом еще нежнее Раскрывает ветер почки, Где укрылись, зеленея, Боязливые листочки! Здравствуй, властвуй, ветер южный! Новой силою богатый, Ожил в норке — черный, дюжий — Жук блестящий, жук рогатый! Зародившись в дальних селах, Мчатся, русл не зная торных, Мириады рек веселых В теплый дом с отрогов горных! И уже над мокрой нивой Начинают слышать люди Гром настройки хлопотливой Незаписанных прелюдий: Скоро в синь вонзится прямо Журавлиный клин крылатый, Забарахтаются в травах Тонкорунные ягнята! Утомясь от перелета, Ветер с юга утихает; Он, подобно пешеходу, На опушке отдыхает, — Вдаль глядит он, ветер с юга; Там зима полунагая Посинела от испуга, От пришельца убегая. Ветер, сидя на опушке, Слышит голос, полный муки, Кто-то, как в темнице душной, Заключен в могучем буке! И другой он голос слышит Над собой, в лазури вешней: Кто-то стонет, злобой пышет, Жизнь клянет в округе здешней! Голос нежный и молящий Повторяет тихо: — Кто же Из темницы шелестящей Вызволит меня, о боже?! Витязь, видевший полсвета, Даст мне волю — сердцем чую, — А потом ему за это Поцелуем отплачу я! Ветер, встав на резвы ноги, Заклинает и колдует, И в отраде и в тревоге На живые ветви дует. Треснул ствол — и расступилась Вмиг кора, — из кельи тесной Дева чудная явилась Краше звездочки небесной! Вся — тепло и обаянье, Вся — улыбка, нежность, нега, Всех живущих упованье К нам нисходит, словно с неба! К ней стремятся с медом пчелы Из непроходимой чащи, — Ясен взор ее веселый, Землю всю животворящий! Блещет солнца круг желанный, Снега нету и в помине, Ясен лик весны румяной И глаза прозрачно-сини! На челе весны зеленый Из травы сплетенный венчик, Нежность розы озаренной На ее ланитах вечных! Осчастливлен, раскрывает Ей объятья ветер с юга, И, смеясь, в них упадает Нежная его подруга; Кроной полускрыт могучей, Кто же там, в испуге диком, Бьется жалкий, невезучий, Жалобным исходит криком? Он бы слез, коль не был стар бы! Бьется он, как в путах птица. То несчастный Стату-Барбэ — Карле впору удавиться! — Уподобился ледышке, Как дрожат его колени! Ах, в нем жизни только вспышки, Ах, в нем чувства только тени! Рукавом весна взмахнула, Не дается ветер в руки, От его порыва-гула Дрогнула листва на буке! Руки дерево роняет, К деве клонится приветно, И весна-краса снимает Старика с угрюмой ветви! Подчинился старый снова Чарам вешней недотроги, — Из-за кустика смешного Вышел зайка хромоногий, — И старик ему вещает (Он пристыжен и встревожен): «Пусть, как я, тот пострадает, Кто, как я, безумен тоже!» Подставляет спинку заяц, Скачет карлик седоглавый: Все вздыхает он, терзаясь О красавице лукавой. И скользит невеста ветра С женихом — четой влюбленной, Исчезая в миг рассветный В роще юной и зеленой!