Александри В. Стихотворения. Эминеску М. Стихотворения. Кошбук Д. Стихотворения. Караджале И.-Л. Потерянное письмо. Рассказы. Славич И. Счастливая мельница

Эминеску Михай

1876

АПРЕЛЬ И ДОЧЬ ЗИМЫ

Перевод А. Сендыка

I

Зиму высватал Мороз, Молодым и горя мало! Страсть крепчала, холод рос, Все живое замерзало, Застилала дали мгла, Стыло солнце в дымке синей. Смерть на свадьбу к ним пришла, В кружевной одевшись иней. Облачась в тяжелый мех, Новобрачные глядели, Как плясали без помех Белогривые метели. На полгода пир продлен, — Голоса сплетают в хоре Стаи черные ворон И буран, несущий горе. Скрежет яростный клыков, Взоры, мутные от злости, — Тьма медведей и волков К молодым явилась в гости. Ради мяса и костей Убивали гости ланей Не щадили и детей, Заблудившихся в буране.

II

Дочь белее полотна У Зимы родилась вскоре. Недвижима,

холодна, В пышном сказочном уборе, На щеках девичьих снег, В косах лилии и иней, А под сенью сонных век Ледяные очи сини. Прелесть смерти на лице. Как под маской восковою, Спит красавица в венце Тьмы и вечного покоя. Словно статуя она, Без движенья, без ответа, От рассвета до темна, От темна и до рассвета. Понапрасну тратит мать Слезы, ласку и заботу, — Дочка спит и будет спать, Улыбаясь сквозь дремоту. Тщетно солнце на заре Шлет лучи, над ней вставая, — Вся в снегу, как в серебре, Спит жемчужина живая. Царств за тридевять отсель Об уснувшей деве снежной Князь листвы и трав — Апрель — Услыхал рассказ небрежный: «Спит она, вокруг покой, Да снега, да ветви ели…» И любовною тоской Сердце вспыхнуло в Апреле. И Апрель пустился в путь, Сквозь просторы ледяные, Бился с бурей грудь о грудь, Ветры с ног валил шальные; Чтоб остаток зимних дней Одолеть в одно мгновенье, Он за стаей журавлей Мчал на крыльях нетерпенья. Долетел и в тот же миг, Страстью огненной волнуем, К снежной девушке приник Вожделенным поцелуем. Руки ласково сплелись, Взор поднять она хотела, Но растаяла… и ввысь Легкой тучкой улетела.

1876

СЕРЖАНТ

Перевод В. Луговского

В Васлуй [12] брел тихо странник извилистой тропой, И мучился-терзался он думою такой: «Длинна моя дорога по родине желанной, Летел бы я до дому, да наградили раной!» Мрачнее черной тучи и смерти он бледней, Рубаха в клочьях — тело виднеется под ней. Хромая, по дороге шагал бедняк уныло, Но слава лик усталый сияньем озарила, И взор его — орлиный, глубокий и живой — Хранил мерцанье славы, легенды боевой. Он шел в постолах рваных, в косматой шапке драной, Но лоб его лучился, как лаврами венчанный, И на наряде нищем сверкали в ряд четой «Георгий» русский рядом с румынскою звездой. Румын шел одиноко, пылали солнцем дали, Вдруг загремели трубы, мундиры засверкали: То страннику навстречу, как на лихой парад, Сверкая синей сталью, шел воинский отряд. Три русских батальона идут с отвагой гневной, Спеша сразиться храбро с врагом, с проклятой Плевной. Их вел полковник бравый, их взглядом ободрял, И пегий конь горячий под ним вовсю плясал. Как сердце офицера горело и стучало, Мечтой он чуял битвы грядущее начало. И вдруг полковник видит: укрыт густой листвой, Румын стоит под дубом — усталый, чуть живой. Как поражен полковник, как он застыл в восторге: Над сердцем ветерана сверкнул «Святой Георгий»! Дав знак остановиться, сошел с коня: «Ну что ж, Ответь мне, незнакомец, откуда ты идешь?» «Иду из Плевны прямо». — «Ну, как там?» — «Да не худо!» «А награжден за что ты? Награды-то откуда?» «Наш государь и царь ваш за дело дали их!» «За что же?» — «Сам не знаю… в один короткий миг Флаг захватил я вражий, с турецкого редута, И в ров свалился, ранен, — был вал насыпан круто!» «Есть званье?» — «Доробанца [13] …» Полковник руку жмет Сержанту — и команду гвардейцам отдает: Три бравых батальона застыли, салютуя Румыну. Вновь тот ногу поволочил больную.

12

Васлуй— город в Румынии.

13

Доробанец— пехотинец в старой румынской армии.

1877

ПАСТУХИ И ЗЕМЛЕПАШЦЫ

Перевод В. Луговского

I

Поглядите — перед вами зелен мир лугов холмистых, Все усеяно цветами там, на пастбищах душистых, На стада вы поглядите, как, ведомы пастухами, Щиплют мураву коровы, охраняемые псами. Как неспешна перекличка звонких голосов пастушьих, Отразился свод лазурный, как в ручье, в их чистых душах! Слышите: поют свирели на высоких полонинах, — Рог у пояса привешен, песня в голубых глубинах. Вы, которые смеялись над собратьями своими, Опустите нынче очи, преклонитесь перед ними; Меч в куске руды провидя, что разит без укоризны, В чабане сегодня каждом видим воина отчизны!

II

Поглядите — перед вами на родимых тучных нивах Целый день кипит работа земляков трудолюбивых: Солнце огненное в небе, солнце гневное ярится, Но ясны глаза живые, добротой сияют лица. А в руках — коса иль заступ, вожжи иль чепыги плуга, И волы ступают тяжко под ярмом, давящим туго, — Все вокруг: холмы, и рощи, и ручьев бегущих стая Добротой сердец крестьянских, лаской их полны до края. Вы, которые смеялись над собратьями своими, Опустите очи долу, преклонитесь перед ними: Меч отмщенья нами скован из оков неволи долгой, В нас отвага доробанцев, доблесть их и чувство долга!

1877

ГЕРОИ

ПЛЕВНЫ

Перевод В. Луговского

I

По градам и по весям, по бездорожью тоже Влачатся толпы в рваной и в нищенской одеже, Не сыщешь их удела печальнее и хуже, Их лютый ветер хлещет и леденит их стужа. Идут полунагие, бредут по бездорожью, И лихорадка бьет их, дрожат жестокой дрожью, — Стоят перед прохожим с протянутой рукою… Кто это? — люди спросят перед толпой такою. Герои Плевны! Разве? Герои? Неужели? С мгновеньем каждым верить нам этому тяжеле: Румыны, что свершили великие деянья, Живут в стране румынской и просят подаянья! Вздымали эти люди страну рукой железной И недруга отчизны поставили над бездной, Их руки пусты… Ноги, что топчут первопуток, Оставили в сраженье след славы на редутах. На этих лбах должны бы гореть величья знаки, Но нет и драной шапки на голове рубаки. Разуты эти люди… Жестокость ненавижу, Ищу вокруг героев, но только жертвы вижу. Какое ж преступленье несчастные свершили? Они дрались отважно и недруга сразили! За самоотверженье, за силу героизма Так их вознаградила Румыния, отчизна!..

II

А рядом, чуть поодаль, видна толпа другая, Бураны гневно воют, их снегом посыпая, Страдальцы-иноверцы от стужи поседели, Изгнанники шагают сквозь злобный вихрь метели. Бредут они, как стадо, бичуют их невзгоды, Обречены на гибель, на милость непогоды, — Их покарал вслепую закон несправедливый, Румыны, разве легче судьбину обрели вы?! Где победитель славный? Где жалкий побежденный? Обоих уравняли страдания законы! Но кто же мы такие? Где ищем мы защиты? За что таким позором безжалостным покрыты? Что видим? Как величье жестоко растоптали И как святую доблесть к измене приравняли? Как? После мглы столетий, отвагою объяты, Отчизну воскресили румынские солдаты, Чтоб солнце воскресенья, лучей великолепье Заставило нас ясно увидеть их отрепья? Как? Вами, князь и воин, отчизна и крестьянин, Враг вековой повергнут, унижен, насмерть ранен, Затем, чтоб войско наше, страны румынской сила, Ужасной нищетою наш праздник омрачила? Пусть подлецы иные проявят безразличье; Узнав, что в униженье Румынии величье, — Я не смолчу, как эти! Я говорить не стану: «Презренье за отвагу! Позор за боль и рану!» Я воспевал героев надежды и печали, Я не хочу, чтоб совесть отчизны омрачали; Я сохранить не в силах душевного покоя, Узнав героя Плевны с протянутой рукою; Лишился я покоя, увидев с омерзеньем, Как храбрых унижаем, как доблесть низко ценим!

III

Отчизна дорогая! Мать исполинов новых! Как смело ты сдержала злой натиск бурь суровых, — Но, жалости не зная, судьба иль рок лукавый Отчизну наградили позором, а не славой! Преступною рукою, железною рукою Исхлестано жестоко твое чело святое, И ненависть слепая тебе восход затмила И трауром кровавым лик солнца омрачила. Детей отдать просили в дни злого униженья? Ты отдала их гордо в миг самоотверженья; Они прекрасны были, отвагою горели, Свою страну готовы прославить в ратном деле. Ты им сказала: «Славлю порыв ваш вдохновенный, Коль смерть придется встретить — свершите долг священный. А к тем, кто возвратится, к бойцам счастливым самым, Пусть даже лоб их будет украшен алым шрамом, Придет краса, и статность, и юность, и отвага, Герои, в бой спешите, вперед, назад ни шагу!» И дети зашагали прадедовской стезею, Вступив в единоборство с погибелью самою, И в битве той суровой достойно победили, И доблестное сердце в крови своей омыли! Но вы — без сердца люди, без племени, без пыла, Румынские министры — вы, змеи у кормила, Вы, что не поспешили в огонь войны опасной, Как вы детей вернули к груди страны несчастной? На них взгляните только! Бредут полунагие, Бредут они — и хлещут их вихри роковые, Увечные влачатся — калеки спят в канавах, Как их карает подлость правителей неправых! Смотрите на увечных без слепоты душевной, Узрите гекатомбы под обагренной Плевной, Узрите всех убитых на грозном поле боя!

IV

Там рыщут волчьи стаи, округу беспокоя, Выкапывает трупы седая волчья стая, Встает толпа героев, могилы покидая, То армия скелетов, ряды костей зловещих, По остовам печальным морозный ветер хлещет. Встают из гроба кости, в ряды живые строясь, На Гривицу восходит геройской славы повесть. О, как жестоко с вихрем сухие спорят руки, Как безнадежны жесты, исполненные муки. Последним своим взмахом в жестоком вихре этом Они разоблачают господ пред целым светом, Дрожите, содрогайтесь, холодные сердца, Навеки заклеймит вас проклятье мертвеца!

1878

СЕСТРА-СЕСТРИЧКА

Перевод Ю. Валич

— Мариоара, лада, Радость и услада! Все, чем сам богат, Дать тебе я рад; Тишину и ласки, Звезды, как из сказки, Синий небосвод, Лето круглый год! — Будь слова пригожи, На тебя похожи, Я б давно, поверь, Отворила дверь, Милым называла, В губы целовала! — Жду я у дверей, Отопри скорей. Если мне поверишь, Счастья не измеришь, Дав на час ночлег, Не отпустишь век. Скажешь богу, лада: «Рая нам не надо! Позабудь про нас В наш счастливый час!»