Александри В. Стихотворения. Эминеску М. Стихотворения. Кошбук Д. Стихотворения. Караджале И.-Л. Потерянное письмо. Рассказы. Славич И. Счастливая мельница

Эминеску Михай

1877

СКАЗКА О ЛЕСЕ

Перевод И. Миримского

Лес — великий самодержец, Престарелый, многославный, Сколько подданных ютится Под его рукой державной! Герб его — Луна и Солнце. День и ночь скользят, как тени, Фрейлины и царедворцы Из сословия оленей. Зайцы-вестники разносят Королевские указы, Соловьи поют кантаты, Родники лепечут сказы. Муравьи — солдаты леса — На тропинках маршируют, Средь цветов благоуханных Пчелы весело пируют. В старый лес, в прохладный сумрак Мы пойдем с тобой, малютка. Там поймешь ты, что на свете И любовь и счастье — шутка. Что в тебе сама природа Все уменье проявила: Ты своей красой волшебной Всех подруг своих затмила. По нехоженым дорожкам Закружим в дремучей чаще, Отдохнем под сенью липы, У воды, в траве журчащей. Под напев свирели дальней Мы с тобой уснем, как дети. Легкий ветер нас осыплет Снегом липовых соцветий. Ты к груди моей прижмешься, Разметав льняные кудри. Лес — великий самодержец — Созовет совет свой мудрый. И луна взойдет на небе, Сквозь

листву роняя блики. Нас обступит в изумленье Двор великого владыки: Лось — вельможа величавый, Старый зубр — советник верный, Благородные олени И мечтательные серны. «Кто они? Такие гости В царстве леса очень редки». Наша липа им ответит, Приподняв густые ветки: «О, смотрите, как им вечер Грезы леса навевает! Как они друг друга любят! Только в сказке так бывает».

1878

ТЕНЬ ВОЕВОДЫ ИСТРАТЕ ДАБИЖА

Перевод Р. Морана

Как пена волн, как сон искусный, Как дым, земная тает слава. Sic transit gloria mundi [42] — грустный Шепчу я в крепости Сучава [43] . Светлеют древние иконы, Одеты в лунную парчу. И снизу гулкий, приглушенный Я слышу голос: «Пить хочу!» Выходит старца тень, лучистой Короной призрачно сверкая; На нем священное монисто, Раскрыта шуба дорогая, «Не бойся, — молвит, — не обижу, И не для грамот речь моя. Я знаменитый князь Дабижа, Истрате Воевода я». «Князь хочет в славное былое Дорогу указать народу?» Он знаки делает рукою, Но я не понял воеводу. «Князь жаждет справедливой мести? Вам кровь изменников нужна?» Вздыхает тень: «Сказать по чести, Я жажду одного — вина. Когда я князем был Молдовы, Все виноградари в Котнаре Мне были услужить готовы, Души не чая в государе. Платил я золотом за вина И был всегда навеселе, А здесь так скучно и пустынно, Совсем не то, что на земле. Ваш свет меня почтить замыслил: Он справедливо, милосердно Меня к своим святым причислил И прямо в рай послал посмертно. Но как здесь мучат человека! Прошу я выпить, а в ответ Сам Петр кричит мне: «Кум, от века Волынок и вина здесь нет!» А я был добрый князь, богатый, Я не скупился на подарки, И виночерпию дукаты Нередко насыпал я в чарки. Ведь не сравнить пустые вещи — Алмазы, золото, янтарь — С пирушкой, с шутками похлеще, С вином, что мы пивали встарь! Я вел осаду Беча — вместе С солдатами и разным сбродом; Сорока, Вранча, их предместья Отважно встали всем народом На королей, во всем повинных! Но с ними мне не по пути: На сотни тысяч бочек винных Молдову дайте мне вести! Где в драке турки, агаряне Своих бойцов теряли стойких, Там наше войско — молдоване — Теряло головы в попойках. Веселый зубр с тремя звездами Сиял на всех шатрах. Домой Вернулся каждый, кто был с нами, Живой вернулся и хмельной. Вино с водой я не смешаю, Пустую спесь ни в грош не ставлю, И я себе не разрешаю Совать свой нос в чужую травлю. Когда идут на нас войною Язычники, — готов я в бой! Когда ж воюют меж собою Ослы, — бегу я в погреб свой. У венгров с ляхами раздоры. А мне-то что? Наш пир в разгаре. Шуты, волынщики, жонглеры Со мною пьянствуют в Котнаре. Собравшийся со всей округи Наш добрый люд плясал и пил, А я кричал им: «Выпьем, други, Пить будем, сколько хватит сил!» Когда б забрел в мои трущобы Какой-нибудь сухарь ученый, Не появился б я… Его бы Не стал просить я униженно. Ты ж любишь дойну и природу. Сок винограда, звон ручья, Ты про Истрате Воеводу Всем расскажи, мое дитя. Пускай сыны родного края, Как требует обычай старый, За кубком кубок осушая, На землю выльют две-три чары. Ведь христианских душ немало Хранит Молдовы нашей грудь, В часы веселья влагой алой И их ты спрыснуть не забудь. Я завещал Молдове милой Закон неписаный, безмолвный: Пустой бочонок должен силой Перевернуть вверх дном и полный! И так по всей моей Молдове: Кто трезв — торчит вниз головой! Ведь отдыхает всех толковей Хмельной гуляка и герой. Чтоб не Шататься мне от хмеля, На меч я опирался длинный. Мы славу Бассарабам пели, Князьям — потомкам Мушатина, [44] В конце, славнейшего из славных, Святого Штефана хваля — Ведь нет ему на небе равных, Не знала равных и земля! В себе хранит владык Молдова, Сердца великие скрывая. Друзья, пригубим, выпьем снова, За них по чарке проливая! Мы выпьем за ночь не однажды, И утром будем пить и днем. Здесь опьянеть обязан каждый, Окончим пить — опять начнем. Ладони в кулаки сожмите Вокруг наполненных стаканов. Могучий голос поднимите, Единым хором дружно грянув. Споемте De profundis, братья, Perennis humus erit rex [45] . О, где вы, годы благодати? Ушли навек! Bibamus ех!» ^[46]

42

Так проходит земная слава (лат.).

43

Сучава —Город Сучава был в течение почти двух столетий, с 1375 по 1566 год, столицей Молдовы и пользовался большой славой главным образом в годы княжения Штефана Великого.

44

Бассарабы, Мушатины— княжеские роды, правившие неоднократно в Молдове и Мунтении. Выходцем из этих родов был и Штефан Великий.

45

Вечная земля будет царем (лат.).

46

Выпьем за здравие! (лат.).

1878

ОДИНОЧЕСТВО

Перевод Н. Чуковского

Опустилась занавеска, Стол сосновый. Ветра шум. Печь полна огня и треска. Я тревожных полон дум. Мимолетные мечтанья Быстрокрылы и легки, А мои воспоминанья То стрекочут, как сверчки, То летят — за блесткой блестка — В душу мне, где тьма густа, Тяжелы, как капли воска, Павшие к ногам Христа. Паутина. Тени. Тише! Что за шелест вдруг возник? О, конечно, это мыши Зашуршали в грудах книг. Взоры кверху подымаю, И в блаженной тишине С грустью тихою внимаю Я мышиной беготне. Я повесить собирался Лиру столько раз на гвоздь, Столько раз я чертыхался, На стихах срывая злость. Но когда сверчки и мыши Вводят грусть в мой тихий дом, Отдаюсь ей сердцем, слыша, Как весь мир цветет стихом. И порой… Забьется сердце… Полночь… Лампа зажжена… Слышу я: открылась дверца… Кто-то вдруг вошел… Она!.. Да, она сама вступила В этот старый дом пустой, Светлым ликом озарила Все, что скрыто темнотой. Время, свой неукротимый Бег сдержи, он в тягость нам. Вот я руку дал любимой, Вот прижал уста к устам.

1878

КАК ОТ ТЕБЯ ДАЛЕК Я…

Перевод А. Эфрон

Как от тебя далек я и как я одинок! Чуть теплится в камине неяркий огонек, Стучится ветер в ставни, сгустилась ночь в окне, Огонь воспоминаний чуть греет сердце мне… Мне чудится, что стар я и голова бела, Что полумертвым стал я, а ты уж умерла… И, никому не нужен и никому не мил, Перебираю тайны, которыми я жил, Прядет седая память былых событий лен, И снова ты со мною, и снова я влюблен, И рук твоих прохладу я чувствую опять, В твои глаза гляжусь я, стремлюсь тебя обнять, Прижать тебя, живую, к трепещущей груди… Не размыкай объятий, постой, не уходи! Но ты уже исчезла, ты — призрак и обман, Ты вышла из тумана и скрылась, как туман… С тобой ушло и счастье, что длилось только миг, И я один остался, покинутый старик.

1878

ЯМБ

Перевод Н. Вержейской

Ищу я стих в бореньях неуклонных, Что медом полн, подобно летним сотам, — Чтоб в нем цезурным расцветать красотам, Чтоб стопы шли торжественно в колоннах. Им чувства петь, что движут патриотом, Чей взор прирос к развернутым знаменам, И лепет, свойственный красивым женам, Когда их сердце пронзено Эротом. Полюбится ль тот стих родному краю? Как говор волн им передать — не знаю, И нужен ли ему поэта дифирамб? Но средь размеров самый он певучий. Он самый нежный, гордый и могучий. Прекраснее их всех. Его названье — ямб.

1878

ПОДНЯЛАСЬ НАД СИНЬЮ ВЗОРОВ…

Перевод Эм. Александровой

Поднялась над синью взоров Бахрома ресниц густая, Рай надежд и ад укоров Предо мною открывая. Воздевая пальчик строго, Призываешь ты ретиво Гнать безумье от порога, Усмирять свои порывы. И в счастливом нетерпенье, Как обнять тебя, не чая, Нечестивца исправленье Я на завтра назначаю. День за днем куем мы звенья Нескончаемой цепочки: Поцелуи, поученья, Бесконечные отсрочки.

1879

УГАСНИ, ФАКЕЛ…

Перевод А. Эфрон

Угасни, факел жизни, чадящий и бессильный! Дай мне скорей забыться во тьме моей могильной… Куда бы ни стремился, я не сумел найти Ни цели, ни призванья на жизненном пути. Ни гнева, ни восторга душа моя не знала, Не снисходила к злату, почета не искала, Быть доброй не умела и не творила зла, В мечтанья погрузившись, к свершеньям не звала. Давно уже для сердца утратили значенье И помыслы людские, и речи, и влеченья, В себя уединившись, от суеты устав, Я будущее понял, былое разгадав. Одну и ту же пряжу из спутанной кудели Седая тянет вечность от гроба к колыбели, От колыбели к гробу… но эта нить вовек Не даст тебе бессмертья и счастья, человек! Давно уж не пытаюсь перелистать страницы, Где, может быть, разгадка добра и зла хранится, Давно мне все известно, давно я все постиг, Без древних фолиантов, без обветшалых книг! Пусть бытия вопросы, его головоломки Рассматривают наши беспечные потомки: Нужны игрушки детям, а мне уж все равно… Но все же в этой жизни хочу понять одно: Своим существованьем и смертию своею Располагаем равно, но отчего ж не смеем Лишать себя мы жизни, коль нам она страшна, Коль нам одни мученья всегда несет она? Ужели в ней таится благое назначенье? Своим умом и сердцем ужели облегченье Мы принести способны не только лишь в мечте Страданию людскому, всеобщей нищете? Живя под страхом смерти, ужели мы свободно Располагаем жизнью для цели благородной, Для блага человека… О, как же мне суметь Существовать недаром, недаром умереть, Чтоб не уйти бесследно из круга поколений. Подобно сну пустому, приснившемуся тени? Зачем творец вселенной от глаз моих не скрыл Мое несовершенство, коль сам не засветил Звезды моих деяний в своей пучине вечной, И дал мне в оправданье сей жизни быстротечной Лишь пустоту да скуку и в сердце и в уме, И дней моих бесплодных открыл завесу мне? Зачем, свою ненужность так горько разумея, Бесцельно прозябаю и умереть не смею? Я не прошу о счастье, о благе… пусть бы зло В мою проникло душу и в жизнь мою вошло, Чтоб мог я с ним сражаться, как мужественный воин, Что в битве иль победы, иль смерти удостоен… О, как бы мне хотелось себя найти в бою, Борясь ожесточенно за истину свою! Но жизнь моя — все то же глухое бездорожье, Коль разницы не вижу меж истиной и ложью… Меж тем и этим станом напрасно я мечусь, Меж ересью и правдой дорогу выбрать тщусь… И в мире, как в пустыне, по-прежнему потерян. Бесцельно прозябаю и ни во что не верю!

1879

ЗАКОНЧИВ ТРУД…

Перевод Эм. Александровой

Закончив труд, спешу я на покой. Но в час, как плоть объята сном глубоким, Томится дух по странствиям далеким И в путь уходит следом за тобой. И пусть телесный взор мой погружен В слепую ночь, без мыслей, без паренья, Тем обостренней внутреннее зренье, Тем ярче свет, что брезжит мне сквозь сон. Желанный свет! Я знаю, это ты, — Я узнаю прекрасные черты, Таинственно мерцающие очи… Тебе одной, моя жена, мой друг, Посвящены и труд мой, и досуг, И странствия души во мраке ночи.

1879

ПУСКАЙ БАШКА БЕЗМОЗГЛАЯ, ЛЮБАЯ…

Перевод Эм. Александровой

Пускай башка безмозглая, любая В великие себя при жизни прочит, Пусть о себе трезвонит, сколько хочет, У глупой черни лавры вымогая, — Мне все равно: иду своей дорогой, Дружу я с музой, чуждой суесловья, И ей одной, взыскательной и строгой, Дарю по праву песни и любовь я. Когда мой стих оценивая взглядом, Вдруг расцветет она, когда порою Словцо добавит, вычеркнет другое, — Мы в этот миг едины! С нею рядом, Покинув гавань, в плаванье большое Плывем рука к руке, душа с душою.

1879

НЕ ЗНАЮТ МНОГИЕ, ЧТО ЗНАЧИТ ГОРЕ…

Перевод Н. Стефановича

Не знают многие, что значит горе, Они живут в усладе и веселье, В беспечности, в каком-то легком хмеле, Им все дано, для них сверкают зори. Скажи мне, девушка с мечтой во взоре, Похож ли я на них? О, неужели Тебя они, как я, постичь сумели? Ты для меня — маяк на темном море. Исчез бы я во мраке безвозвратно, Вся жизнь моя была случайной пеной, Не знал я чар природы благодатной, Но встречи миг настал благословенный, — И скорбь людей мне сделалась понятной, И я соединен со всей вселенной.