Александровскiе кадеты
Шрифт:
Солдаты переглядывались, но никто не потрудился отбросить цигарку или перестать лузгать семечки.
— Я спрашиваю, кто здесь старший? — с прежним хладнокровием вопросил Две Мишени. — У нас приказ гражданина военного министра!
Только теперь из парадного появился, торопливо протирая очки с толстыми круглыми стёклами, появился перетянутый ремнями чернявый деятель в чёрной же кожанке и широких галифе.
— Я старший!.. Что такое?
— Полковник Аристов, — Две Мишени даже и не подумал отдавать честь. Резким отточенным движением, словно на дуэли, выбросил вперёд обтянутую перчаткой руку, в пальцах — тот самый мандат. — Отряд «Заря свободы» прибыл для осуществления операции особой важности.
— А мандат Петросовета у вас есть, полковник? — последнее прозвучало почти издёвкой.
— Мандата Петросовата у меня нет, — спокойно отвечал Две Мишени. — Ибо в канцелярии Таврического дворца никто не выдавал таковые. Впрочем, гражданин…
— Комиссар Первого красногвардейского полка Яков Блюмкин, — несколько нервно ответил тот.
— Красногвардейского? — искренне удивился Аристов. — Я вижу тут солдат из запасных армейских частей, по погонам судя.
— Это вчера они были из запасных частей. А теперь они — рабочая красная гвардия, — с достоинством вскинул голову комиссар.
— Хорошо, — кивнул Две Мишени. — Распорядитесь пропустить моих ребят, гражданин комиссар. Я вижу, что успеха ваши атаки на Аничков мост не возымели?..
— Сразу видно профессиональную косточку, — буркнул Яков, поправляя круглые свои очки, отнюдь в оном не нуждавшиеся. — Вы правы, полковник. Там засели кадеты… — он вдруг остановился, замигал. — Погодите. А, так вот в чём дело!.. Простите, третью ночь почти не сплю, не сразу сообразил…
— Ваша проницательность нам льстит, — улыбнулся Аристов. Ох, как же хорошо Федор знал эту его улыбку!.. И как бы не хотел он оказаться тем, кому она предназначена. — Вы совершенно правы. Нам предстоит распропагандировать роту Александровского корпуса, что откроет вашему полку, гражданин комиссар, прямую дорогу прямо к Зимнему дворцу. Если я не ошибаюсь, именно там ведь штаб инсургентов, отказывающихся подчиниться законному правительству, избранному Временным Собранием?
— Насчёт законного правительства это ещё бабушка надвое сказала, — скривился гражданин комиссар.
— Простите, не совсем вас понимаю, — вежливо сказал Две Мишени.
— У нас есть Петросовет. Совет питерских рабочих и солдатских депутатов! — подбоченился комиссар. — Выразитель воли трудового народа!
— Ничуть не спорю, — Две Мишени примирительно поднял руки. — Однако сейчас у нас, гражданин комиссар, есть отличный шанс открыть вашим революционным бойцам дорогу вглубь вражеской обороны. Согласитесь, досадно было б его упустить. К тому же на подходе части германских добровольцев. Поздним утром они начнут прибывать на вокзалы. Хорошо бы нам справиться допрежь них.
— По германскому вопросу да, существуют некоторые расхождения… — протянул Блюмкин. Ему, видать, страстно хотелось поговорить «за текущий момент», несмотря ни на что; невысказанные, не вырвавшиеся на свободу слова точно жгли ему гортань.
— Увы, увы, гражданин комиссар, вынужден просить вас разрешить-таки нам приступить к выполнению задания гражданина военного министра, — Две Мишени вновь любезно улыбнулся.
— Да, да, выполняйте, разумеется, — пожал плечами Блюмкин.
Полковник слегка склонил голову, сделал шаг — и вдруг обернулся, словно что-то внезапно вспомнив.
— А этот ваш Петросовет… где и как можно узнать побольше?..
— О! О! — просиял Яков. — Сейчас! Сейчас! Наши листовки!.. Берите, гражданин полковник! Берите больше, у нас много!
Рысью поскакал, смешно вскидывая коленки, ко груде ящиков возле баррикады, мигом вернулся с пачкой серых листов в руке — все измяты, словно корова жевала.
— Читайте! Тут слово правды! Поднимается рабочий народ!.. — аж захлебываясь от восторга, зачастил он, но Две Мишени сбить себя не дал. Вежливо поклонился, сунул листовки державшемуся рядом Федору, кивнул — Раздайте, гражданин кадет.
Меж тем комиссар Яков и в самом деле начал распоряжаться: рыкнул мотором броневик, напружился, окутываясь сизым дымом, потащил в сторону тяжело нагруженную мешками телегу, открывая проход.
— Пр-рошу! Путь свободен! Только учтите, гражданин полковник, оттуда стреляют, и притом очень метко!
— Ещё бы они не стреляли, я сам их учил, — пожал плечами Аристов. — А теперь нужно добиться, чтобы они стреляли во врагов трудового народа, а не в него самого!
— Правильно! Правильно! Исключительно, верно, сказано! — комиссар аж подпрыгивал от возбуждения.
— Пожелайте нам удачи, Яков.
— Удачи! Удачи!.. Но — как вы собираетесь этого достигнуть?
— Меня знают на той стороне моста. Я поговорю с ними. Мы возьмём наши грузовики, чтобы как можно скорее вывезти всех, кого только возможно. А вы, комиссар, ожидайте нашего сигнала. Приготовьтесь к атаке. Ваш броневик особенно пригодится.
«Не может быть, чтобы поверил», думал Федор, садясь за руль. Две Мишени неторопливо намотал на штык белую тряпку, высоко поднял над баррикадой.
— Славные кадеты-александровцы! Это я, полковник Аристов, начальник первой роты! Слышите меня? Я сейчас выйду на открытое место, один и пойду через мост. Позвольте мне поговорить с вами. Если вам не по душе придутся мои слова — что ж, тогда вы сможете меня расстрелять и сбросить тело в Фонтанку без погребения. Повторяю, я иду один и без оружия! Позвольте мне приблизиться!..
Молчание. У Фёдора вспотели ладони, да и по вискам тёк пот. А что, если не поверят? Или, как раз наоборот, поверят, но решат стрелять, сочтя своего ротного командира изменником?..
— Считаю эту тишину за знак согласия! — крикнул Две Мишени. Поднял ещё выше винтовку с импровизированным белым флагом. И — не дрогнув, вышел на открытое место.
Фёдор впился в рулевое колесо так, что дерево заскрипело. Господи! Господи, защити и оборони! Господи, вразуми братьев моих, всех, кто сейчас на той стороне!..
Полковник шёл очень медленно, высоко подняв обе руки, так, что винтовка плыла, как показалось Фёдору, почти что в самом небе. Белая тряпка бессильно свисала, такая же лживая, как и всё это «Временное Собрание», «Ответственное правительство» и прочее.
Две Мишени шагал. Застыли на постаментах бронзовые кони Клодта, и, казалось, не сводили взглядов с идущего полковника. Вот он миновал набережную… вот поднимается вверх…
Там, на самой вершине, в самой высокой точке, мост перегораживала внушительная баррикада, и сложена она была не из абы чего: в строгом порядке чередовались мешки с песком и толстенные брёвна. Центр позиции был отнесён чуть назад, на флангах же, напротив, выдвинуты вперёд пулемётные гнёзда. Перед баррикадой — витки колючей проволоки; даже ею разжились где-то Александровские кадеты!