Александровский cад

Яновский Борис Георгиевич

– То есть как водитель?! Казарин?!

– Так точно, начальник колонны гаража особого назначения – Казарин Владимир Константинович! – отрапортовал майор.

Шапилин стиснул зубы и с досады ударил кулаком по столу.

Глава 2

Апрель 1938 года. За месяц до этих событий

У тро красит ярким цветом
Стены древнего Кремля,
Просыпается с рассветом
Вся Советская страна… —

доносилась из репродуктора известная песня. Лешка Казарин дожевал на ходу бутерброд, растер щеткой зубной порошок по своим парусиновым туфлям и, схватив портфель, хлопнул входной дверью. Миновав Чугунный коридор и один пролет лестницы Боярского подъезда Большого Кремлевского дворца, он чуть не снес уборщицу тетю Глашу, склонившуюся с тряпкой над старинными резными перилами:

– Мое почтение, мадам!

– Привет-привет, красавчик.

Лешка не был красавцем в обычном понимании этого слова: долговязая фигура, косматая шевелюра, размашистая походка. Однако все девчонки в классе тайно были влюблены именно в него. Не одно девичье сердце покорили его умные голубые глаза и обаятельная улыбка, которая редко сходила с Лешкиного лица. Только вздыхали и мучились девчонки напрасно, потому что его, собственное, сердце навек и бесповоротно было отдано другой. Той, что в эту самую минуту поджидала Казарина возле Троицких ворот.

Первая красавица 10 «А» Танька Шапилина, дочь грозного и всесильного начальника особого сектора ЦК, нетерпеливо прохаживалась вдоль Арсенала. Завидев Лешку, Танька сняла с груди новенький фотоаппарат «ФЭД»:

– Стой, ни с места…

Казарин на секунду замер, восхищенно уставившись на фотоаппарат:

– Откуда?

Танька щелкнула затвором:

– Отец подарил. За контрольную по математике.

– А-а-а, – хмыкнул Лешка, – ту, что ты у меня списала?

– А какое это имеет значение? Кстати, я жду тебя последний раз. Ты меня компрометируешь!

Лешка подхватил Танькин портфель и, взяв ее за руку, потащил к кремлевской проходной:

– Ты сама себя компрометируешь своими знаниями.

Лешка хотел сказать еще что-то назидательное, но в этот момент раздался звук клаксона. Танька и Лешка обернулись и увидели притормаживающий черный лакированный лимузин.

– О, отец… – растерялся Лешка. – Давно не виделись!

За рулем лимузина сидел отец Лешки Казарина – Владимир Константинович.

– Ты кое-что забыл. – Отец протянул сыну сверток.

Лешка, догадавшись о его содержимом, быстро спрятал пакет в портфель.

– Нечего на голодном пайке весь день сидеть, – усмехнулся отец.

Танька, наблюдавшая за Казариными, выждала момент и втиснулась в разговор:

– Здрасте, дядь Володь. А вы на службу или как?

– А что, барышня, вас подвезти?

Танька поправила бант на косе и хитро улыбнулась:

– Не-ет, меня не надо! А вот Лешечку, – она кивнула в сторону Казарина, – просто необходимо: его от голода ветром может сдуть по дороге.

Лешка покраснел:

– Пап, ты ее не слушай. Она же… – Лешка шутя толкнул Таньку в бок, – будущая журналистка! Языкто без костей…

Казарин-старший усмехнулся:

– Ладно, хоть это и не положено – садитесь. Вы же не проболтаетесь?

– Могила!

Шапилина первая нырнула в автомобиль. Она устроилась на заднем сиденье и втащила за собой упирающегося Лешку.

Машина тронулась, миновала Кутафью башню, выкатилась на Воздвиженку, и, набирая скорость, зашуршала колесами по свежевымытой мостовой. За стеклом замелькали дома, люди, магазины, киоски. На углу Бульварного кольца перед светофором возле автобусной остановки лимузин на несколько секунд замер. Люди стояли поперек тротуара, несмотря на надпись на асфальте: «Ожидая автобуса, стойте вдоль тротуара». Меланхоличный, невысокий постовой безуспешно пытался навести порядок. Очередь ненадолго выстраивалась в прямую линию, а затем снова возвращалась в прежнее состояние.

 

Люди на остановке с любопытством и опаской смотрели на кремлевский лимузин, урчащий у светофора. Лешка перехватил несколько завистливых взглядов, и ему стало очень неудобно. Он даже отвернулся, сделав вид, что изучает афишу кинотеатра «Художественный». Наконец машина тронулась и понеслась дальше по Москве. Свежий ветерок, пробивающийся сквозь ветровик, вновь затрепал Танькину челку. Она тоже заметила взгляды людей на остановке и по-своему расценила их.

– Эх, дядь Володь, я тоже хочу водителем стать, – вдруг заявила она.

– Хочешь – станешь, – серьезно ответил Владимир Константинович.

Лешка засмеялся:

– И будешь своего папу возить с заседания на заседание.

Шапилина пропустила мимо ушей Лешкину подначку.

– А тяжело на водителя выучиться? – не унималась она.

– Ой, тяжело! – отшутился Владимир Константинович. – Сначала надо выучиться на извозчика, потом – на вагоновожатого и только потом – на шофера.

Танька притворно вздохнула и бросила взгляд на Казарина.

– Ага, тут выучишься! Контрольная за контрольной… А весной – выпускные экзамены.

Лешка тронул отца за плечо:

– Пап, притормози тут. А то стыда не оберешься.

Проехав еще несколько десятков метров, лимузин остановился на углу Скатертного переулка, за квартал до школы, в которой учились Танька и Лешка. Ребята вышли из машины, и Шапилина помахала рукой Владимиру Константиновичу:

– Пока, дядь Володь.

Лешка был крайне недоволен. Когда они отошли в сторону, он высказал подруге все, что накопилось у него за дорогу:

– Не хватало, чтобы ребята в школе увидели, что меня папа провожает. Да еще и на казенной машине… Ну, чего ты копаешься?

Не особо слушая причитания приятеля, Таня остановилась, чтобы поправить юбку, и Лешке пришлось деликатно отвернуться. Шапилину подобные мелочи нисколько не волновали.

– Да ладно. – Татьяна взяла Лешку под ручку. – Вот скажи мне: у многих из наших одноклассников родители ходят пешком? А? Заруби себе на носу – у нас в стране равноправие!

Лешка усмехнулся:

– Насчет равноправия – это ты хорошо сострила… – Он поставил портфели на землю и сделал из пальцев рамку. – Представляю групповой портрет нашего класса: Степка Микоян, Тимка Фрунзе, Васька Сталин. А снизу… Нет, сверху надпись: «Простые парни с улицы Коммунистической»…