Александровский cад
Шрифт:
Шапилин метался по кабинету, потрясая кулаками и найденным планом эвакуации ценностей Кремля. Но, проходя мимо окна, вдруг остановился.
– А ну, иди сюда!
Лешка, который все это время смотрел в потолок, делая вид, что угрозы Шапилина не имеют к нему ни малейшего отношения, вопросительно посмотрел на грозного начальника.
– Живо, живо ко мне!
Казарин подошел к генералу, и оба уставились в оконное стекло. Во дворе стояла Таня и, улыбаясь, смотрела на окно кабинета отца, за которым стояли два самых дорогих ее сердцу мужчины.
Часть третья
Пролог
Апрель 1943 года
Сигнальная ракета пропорола ночное небо, высветив несколько парашютных куполов.
– Взвод! Вперед! – скомандовал офицер.
Несколько десятков солдат с автоматами наперевес ринулись в непроглядную чащу, едва сдерживая на поводках рычащих овчарок.
Приземляющиеся парашютисты резали на ходу стропы, пытаясь скрыться от преследования. В темноте многие падали на деревья, разрывая одежду, ломая руки и ноги. Свет фонарей мелькал тут и там.
– Брать живьем! – крикнул командир взвода.
Раздался выстрел, и он упал навзничь. Солдаты, оставшиеся без командира, открыли беспорядочный огонь. Завязался бой. Несколько парашютистов погибли, так и не долетев до земли. Через полчаса все было кончено.
Отряд прочесывания шел все дальше и дальше. Вскоре путь ему преградило затянутое ряской лесное озеро. Злобно рыча, собаки тащили вожатых напрямки, но те жесткими командами заставили их пойти в обход, и вскоре отряд скрылся из виду. Когда собачий лай и хруст веток затих, из воды вынырнул человек. Жадно глотая воздух, он выбрался на берег и повалился на траву. Одежда на нем висела клочьями. Где-то вдалеке вновь послышался приближающийся лай собак. Диверсант с трудом поднял голову, прислушался и тут же метнулся в сторону чащи.
Пробежав несколько метров, он лоб в лоб столкнулся с человеком, стоящим под раскидистым дубом. Парашютист отпрыгнул в сторону и, выхватив из-за голенища нож, приготовился к бою. Однако человек даже не шелохнулся. Приглядевшись, диверсант увидел, что он мертв. Это был человек из одного с ним отряда: пуля достала его в воздухе, и он так и остался висеть на стропах своего парашюта. Диверсант быстро срезал все лямки и оттащил труп в сторону. Затем он снял с мертвого гимнастерку и начал переодеваться.
Глава 1
Бомбежки почти прекратились, когда весеннее солнце согрело московские улицы. С витрин магазинов начали сбивать доски, дворники убирали мешки с песком. Если бы не «Андреевские» кресты из бумаги на давно не мытых окнах, военные патрули на улицах и плакаты, можно было подумать, что никакой войны нет.
Люди, как и сам город, потихоньку оттаивали после долгой зимы. Они радовались апрельскому солнцу и сводкам, в которых появлялось все больше и больше оптимизма и радости.
Вот уже почти год Татьяна и Алексей Казарины были мужем и женой, но их семейное счастье оказалось недолгим и закончилось сорок дней назад, когда умерла их дочь Лика.
Она прожила на свете всего полгода, и теперь ни Таня, ни Алексей не понимали, что делать дальше. Особенно тяжело переживала потерю Татьяна. Она замкнулась и почти ни с кем не разговаривала. Алексей понимал, что нужно было сказать жене что-то особенное, как-то поддержать, ободрить ее. Но все слова, которые он мог подобрать, уже были сказаны. А новых Казарин не находил.
В этот тяжелый день вся семья собралась у Шапилиных для того, чтобы по русскому обычаю помянуть Лику. Петр Саввич, Таня, Алексей, Владимир Константинович и Вера сидели в гостиной за большим столом, на котором стояли водка и нехитрая закуска. Все были подавлены и поэтому молчали.
Гнетущую тишину нарушил Владимир Константинович. Он взял рюмку и тихо произнес:
– Давайте помянем нашу Ликочку. И хотя я до сих пор не могу поверить, что ее нет…
При этих словах Таня зажала уши ладонями, встала из-за стола и выбежала из комнаты. Все присутствующие опустили глаза, и только Алексей медленно поднялся и вышел вслед за женой.
Он нашел ее в кабинете. Татьяна стояла у окна, прижавшись лбом к холодному стеклу. Он с нежностью обнял жену за плечи, но та даже не шелохнулась.
– Я так больше не могу, – не оборачиваясь, произнесла она. – Это невыносимо.
Алексей почувствовал комок в горле:
– Танюша, успокойся.
Но она его не слушала:
– Это я во всем виновата.
– Ну что ты говоришь, родная? – попытался успокоить жену Алексей. – В смерти Лики нет ни твоей, ни моей вины. Это война, будь она проклята…
Таня резко повернула голову.
– При чем тут война? – В ее голосе зазвучали металлические нотки. – Что ты, чуть что, – «война, война»! Нашел отговорку. У других тоже рождаются дети, но они не умирают. Живут, дышат вот этой весной…
– Я понимаю, – старался сохранять выдержку Алексей. – Но что же нам делать?
Таня холодными, безжизненными глазами смотрела на мужа.
– Ты бесчувственный человек.
От этих слов у Алексея заходили желваки на скулах.
– У тебя умерла дочь. А тебе все равно!
Лешка провел ладонью по лбу, пытаясь все-таки держать себя в руках.
– Ну что ты такое говоришь? Как ты можешь?
Таня подошла вплотную к мужу и вдруг с непонятной улыбкой сказала:
– Я теперь все могу. И я скажу! Это ты! – Она ткнула пальцем ему в грудь и, все так же странно улыбаясь, продолжила: – Это ты во всем виноват! Когда была возможность отправить нас в эвакуацию в Ташкент, ты мог бы на этом настоять. И может быть, тогда в тепле, вдали от московской сырости, у нашей дочери не было бы пневмонии…
Алексей опешил от такой несправедливости:
– Это я виноват, что ты осталась в Москве?! – чуть не закричал он, но, вовремя сообразив, в каком состоянии находится жена, понизил тон: – Да, я виноват! Виноват, что моя жена не моталась с грудным ребенком по вокзалам, что не тряслась в грязных теплушках и не мыкалась в незнакомых городах по чужим углам и квартирам! – Казарин встряхнул ее за плечи. – Танька, родная, опомнись!
Губы у Тани задрожали, а в глазах появилась невыносимая боль. Алексей сгреб жену в охапку и сильно прижал к себе. И тут она разрыдалась.