Альфа Центавра
Шрифт:
— Это всё, что ты хотел мне сказать?
— Да.
— Уверен? Я расшифровывать твои козни не буду. Так что считаю до трех, и иду на Вы. — И тут же приказала:
— По та-а-н-н-к-у-у! бронебойным, — и сделала последнюю паузу для Василия Ивановича, чтобы объяснился хоть в чем-нибудь.
Дело в том, что Сонька попала в Полосу Раздумий, и никак не могла из нее вырваться. Она пошла на Царицын, и на стене подумали:
— Наши возвращаются.
— Но потом танк повернул назад, и на стене все обрадовались:
— Пошел в атаку, за нас! А когда он опять вернулся, то многие засомневались, и было принято решение:
— Против, сволочь, его захватили Белые. И даже когда танк опять повернул назад к Белым, всё равно резюмировали:
— Отползает, гад! — мы в него попали. — Хотя никто еще не стрелял. Думали:
— Нас много, и поэтому про всех нельзя сказать, что все ничего не делали, когда танк метался туда-сюда, как последняя клецка в супе — было время обеда, и сравнения приходили соответствующие этому времени. А Махно всё не возвращался.
— С таким человеком лучше надолго не связываться, — сказала она, и вовремя остановила танк:
— Перед ним взорвался снаряд, и засылал его землей и травой. Танк стал похож на блиндаж.
— Нужно сделать вылазку, — сказала Елена, и прояснить, куда он делся.
— Вы понимаете, что этого нельзя делать? — спросил Василий.
— Нет.
— Все, кто уже пытался делать эти вылазки где?
— Где?
— Вот именно, что скорее всего мы даже никогда не узнаем, куда они удалились.
— Но вы вернулись, мин херц, — выдала Елена.
— Я? Так это уже когда было-то? Давным-давно.
— Все равно я запишу, что тот, кто вернулся один, как было сказано:
— Спрятался в кусты, а когда всех увели в плен, сказал:
— Прошу прощенья, я просто проспал.
— Вам бы, мэм, не в действующей армии работать, а в натуральной контрразведке: подозреваете людей без оснований.
— Если ты, дедушка, хочешь доказать свою состоятельность — иди в контратаку, и докажи свою полную лояльность городу Царицыну.
— Я здесь командир. Если уйду — кто будет командовать?
— Я.
— Это невозможно. И знаешь почему? Командовать крепостью может только тот, когда хоть когда-нибудь командовал див-и-и-зией.
— Вот давай пойдем и спросим у первого встречного, и увидишь, что он ответит.
— Ладно, но если нет, то сама пойдешь или искать танк на темнеющем поле, или гусятницей в курятник. Тут как раз они заметили Леву понуро бредущего по стене, ибо. Ибо все уже чувствовали, что начинается решающий бой за город, и перестали шастать за его ворота и обратно. Такая монетарная политика не приносила монет.
— Чё, Лева, скушно? — крикнула дочь Аги и Махно.
— Да, мэм, коплю деньги на дорогу, думаю, сдаваться придется, а бежать некуда — без денег: пути не будет.
— Ты в курсе, что Василий Иванович уходит в контрразведку?
— Нет.
— Но это так. Поэтому представь себе, что я устрою шмон, тогда вообще у тебя ничего не останется.
— Ты будешь главной? — решил уточнить Лева. И добавил: — Не думаю. И знаешь почему? Как только уходит герой — тут же находится другой, ибо.
— Ибо?
— Ибо свято место — пусто нэ бывает!
— Что ж, это логично, — задумчиво ответила Елена, — но только здесь больше никого нет, кто мог претендовать на эту диспозицию, или ты имеешь в виду себя?
— Нет, ибо сказано:
— Придут и обрящут.
— Хреновина какая-то, ты понимаешь, что он говорит? — обратилась Елена к Василию Ивановичу.
Глава 45
— Логика — это видеть то, что находится за чертой видимости, — сказал Василий Иванович, — значит, вполне может быть.
— Послушайте, я в это не верю.
— Как хочешь, я уйду, — сказал печально Василий, — но тогда участь Царицына может быть предрешена.
— Да иди уж, не пророчь, тут без тебя пророков хоть отбавляй, и я рада, что сейчас они все расселись по кабакам, а то ни пройти — ни проехать, чтобы не задавить пророка.
Василий Иванович ушел, и к вечеру нашел засыпанный землей, травой и даже откуда-то взявшимися деревьями Сонькин танк.
Далее, Врангель переходит на сторону Белых. Как?
Василий Иванович ушел, и нашел танк, засыпанный чем попало, но очень уютно и незаметно.
— А-аткрыва-а-й-й! — рявкнул он так, что разбудил бы не то, что мертвого, но и любого другого.
— Я не спала, — ответила Сонька, когда отрыла нижний люк.
— Не боишься открывать первому встречному?
— Кроме тебя так придурошно никто не орет.
— Спасибо, что пригласила. И да:
— Чем угощаешь?
— Ну, ты сказанул, брат.
— Я тебе не брат.
— Тем не менее, должен понимать, что я в походе, уже две вечности. Одну, когда меня дезориентировали на сторону Белых, а вторую вечность я болтаюсь по этому полю без права переписки, или хотя бы контакта с людьми другой ориентации.
— Спасибо за спирт, — сказал Василий, предлагая свою:
— Царицынскую колбасу на общий стол, — у вас на этом поле боя все пьяные, а у нас — сытые.
— Ты хочешь ввести меня в заблуждение? — спросил Сонька, — напрасно, я не враг, и очень, очень близкий друг.
— Не надо так говорить, дорогая. И знаешь почему? Ибо друг наш близкий теперь находится, как правило, в заградотряде. Нужны неопровержимые доказательства, что вы не просто решили перейти на Нашу Сторона, но и имеете-те-е такую возможность. Или ты по глупости думаешь, что нас просто так от фонаря сделали одних белыми, а других красно-зелеными?