Альфа Центавра
Шрифт:
— Вы думаете, сэр, что одной моей воли недостаточно, чтобы стать царичанкой?
— Нет, конечно, и дело не в том, что и без вас, милая, в хгороде и иво окрестностях много претенденток на звание царицы, но совершенно ясно, что деление на Красных и Белых закреплено в серверах Альфы Центравры-а.
— У тебя нет туда доступа? — жалостливо спросила Сонька.
— Ответ на этот вопрос очень простой, — сказал Василий, — и знаешь почему?
— Ни у кого его нет? Да, только сам каждый может изменить своё адаптированное к одной из сторон сознание. И я рада, что теперь уже не надо доказывать тебе, что я — твоя! Ибо:
— Ты теперь сам вывел формулу сотрудничества:
— Здесь абсолютно нет предателей! — И следовательно, можно всем доверять смело. Но, как говорится:
— Доверь-ай, но про-верь-ай!
— Да, конечно, все честные по определению, и даже более того:
— Могут даже не догадываться, что:
— А за иво спиной сто-я-ли-и!
— Нет, кто-то об этом знал, и записал для памяти в Библии. Но не только с течением времени, но и тогда уже большинству было:
— Как об стенку горох. — Или как сказал Апостол:
— Посмотри в зеркало, и сделай опять также, по-своему, ибо вы Человек Разумный, и на большее не способны.
— Что мне делать?
— Иди на Царицын и докажи, что тебя:
— А меня пуля не берет!
— Пушечные снаряды хуже, чем обычные пули, они разрывают на части, которые потом не собрать.
— В свой танк не попадут.
— Я в эти сказки и приз-казки не верю.
— Тем не менее, у тебя больше нет выбора.
— Не понимаю, почему мне нельзя получить мандат: все на Деникина — или, что у них есть еще там?
— А в том-то и дело, что кроме твоего Махно, там больше никого нет. И я больше чем уверен: захочет командовать Ар-р-ми-ей-й! А ты говоришь:
— Он ушел на разведку в тайгу, а ты осталось тут заведовать столовой в Кремле.
— Что? Ах, ты об этом. Нет, ты ошибаешься, нельзя запрячь в одну телегу трепетную лань, а этого ишака.
— Нельзя-то нельзя, да только можно.
— Я не понимаю, почему мне нельзя идти впереди ударного батальона:
— Все, чтоб — На Дэна толстожопого-писарчука!
— Ты скомпрометируешь наше доброе дело.
— Ах, вон оно как.
— Я не то хотел сказать, а только: можешь нас подставить, как щука Емелю, ибо:
— Он так и не научился ничего делать.
— Дак, ты сам сказал, что все наши добрые намеря-е-ния: бессмысленны.
— В общем так, пойдешь и поведешь его на Царицын.
— Это что-то вроде володи: закрыть амбразуру своей грудью, или, что тоже самое:
— Провести разведку боем?
— Это вопрос?
— Да, потому что заниматься такой хренопасией мне неохота. Нет, и знаешь почему? Это похоже на шпионку, которой больше некуда деваться, как только согласить на заведомо провальное задание, чтобы немцы во Франции думали:
— Мы иво взяли, — ну, для отчетности, необходимой, чтобы и мы им послали такого же засланного казачка с миссией Невыполнима, ибо она:
— Провал по определению.
— Я понимаю, — сказал Василий Иванович, — ты намекаешь, что мне лучше было не приходить.
— Да, ибо такие вещи надо самому делать, а не другим предлагать, непорядо-ш-но получается.
— Я бы пошел, но никто не поверит, что я — Белый.
— Это да, сволочь ты еще та. Нет, нет, и не упрашивай. Лучше дай мне другое задание.
— А это?
— Это? Возьми себе.
— Ну как ты не понимаешь: я известный — не мохгу.
— Если ты очень чего-то хочешь — сможешь. Скажи, что ты и есть легендарная Сонька Золотая Ручка.
— А если трахнут?
— Не давайся, приемы Дзю До знаешь?
Василий Иванович почесал загривок. Да, это действительно опасное задание, но как грится:
— Нам ли быть в печали? — И ответ:
— Не нам. И в результате мы видим красивую, не верящую в превратности судьбы молодую леди — возможно имеющую прибалтийские или польские, может быть даже дворянские корни — качающуюся на качелях, в волосах у нее цветы согласной если не на все, то на очень многое, мадьярки. Точнее, не качающуюся, а качавшуюся на качелях соблазнительную, как пельмени в горшочке в воображении человека, возвращающего с пляжа на Волге к ближайшему кафе, а оно находится высоко на горе. Потому что сидела она на окне уже, спиной, между прочим, к залу, где нервничал Фрай, ибо понимал всей душой:
— Не даст она ему пожрать спокойно. — А он именно тот Гость с Волги, который очень хочет есть. На Волге на самом деле не был, но сидел в тиши кабинета и кусал только жопу карандаша, да смотрел на чернила, понимая:
— Не турма, не из молока.
— Ты не сиди на окне, все равно не подадут, — сказал он. Про себя. Зачем подумал? В магию он верил, не надо было даже думать. И точно:
— Ви хотель, читоби я зозтавиль для ваше компаньон?
— Я? Ничего не говорил! — сказал он тем не менее только про себя, но немного желтоватого с красными прожилками соуса пролилось на скатерть прямо перед ним, и хорошо, что не попало на новые брюки из зеленого — нет, не бархата, конечно, но все равно очень приличного для находящегося в осаде Царицына, — материала с искоркой. Она повернулась.
— Все слышала, падла! — И последнее А раскатилось до высокого — метров восемь-двенадцать — потолка и обратно. И хорошо бы только обратно, ясно, что долетело и до окна, потому что девушка снялась со своего шеста, и походкой знаменитой актрисы, которую никто уже никуда не берет, несмотря на все предлагаемые ей услуги, двинулась — нет точно на самом деле чапала к его столу. Но сядет ли?
— Я звал тебя, и рад, что вижу! — рявкнул Фрай и подумал:
— Жаль нет ниток, чтобы зашить себе рот.
— Я неотразима, правда? — и села напротив. Хватило порядошности не сесть на колени, тем более, что он успел заранее придвинуться поближе к столу.
— И не нравится ей укротитель зверей, невысокий и лысый Андрюшка.
— Я не Андрюшка.
— Хорошо, Несвинюшка.
— Ч-что ты сказала?
— Я говорю: закажи и мне пельмени в горшочке со сметаной и томатом, хорошо? Если ты еще не догадался.
— Чек, пива и пельмени по-Царицынски. И прибежал Дэн.
— Ох, Дэни, Дэни, — пропела девушка почти басом, — чем я тебя обидел?