Альфа Центавра
Шрифт:
— Я исправлюсь, скажите, в чем и в чем?
— Принесите мне вместо пива красного сухого вина.
— Сей минут, я думал все бывшие артистки любят пиво.
— Почему? — поинтересовался Фрай. — Больше выпьешь, ибо:
— А делать-то больше и нечего. — Как грится:
— Никто узе не наливайт.
— Прекратите ваше кикиморское скотобразие, — сказала дама, и хотела перевернуть стол, но вместо этого только встала на него и крикнула громовым голосом:
— Руки-ноги на стол, я Котовский!
А между прочим, был день и многие здесь обедали в это время на длинном ряду восьмиместных столов. Они-то сидели в тиши бара, это вечером здесь кидали бармену деньги через головы, потому что подойти ближе не то, что не решались, но не могли — всё близлежащее к бару пространство было занято безмятежной толпой.
— Како Котовский, он, — но где он никто и не знал.
— Хватит, хватит, я всё увидел, и понял: вы достойны главной роли в моем новом проекте, — сказал и замахал рукой Фрай. — Прошу садиться и заказать себе, если не всё, что угодно, то очень многое, многое и многое. Девушка заказала дополнительно бастурму, креветки, красное полусладкое, и баварское пиво даже.
— И да: еще баварские сосиски с тушеной капустой.
— Всё? — спросил Дэн.
— Еще сюрприз.
— Какой?
— Разве можно говорить о сюрпризе: какой?
— Да, ибо. Ибо бывают сюрпрайзы хорошие и сюрпрайзы очень плохие.
— Просто плохих уже нет, что ли?
— Да, мэм, к несчастию кончились.
— Жаль, и знаете почему: я боюсь.
— И не зря, — сказал Фрай, правда, когда леди уже успела наесться, — потому что.
— Потому что? — повторила она без улыбки, понимая, что этот парень без подлянки просто не может жить.
Она потянула билет, который принес Дэн, и прочитала:
— Сорок Первый.
— Вот из ит? — только и смогла икнуть она.
— Я человек добрый, поэтому предлагаю вам выбор: кто Сорок Первый — ты или я?
— Ты! Или я. — Повторила дама, и добавила: — Вот знала кто, но забыла, чё делать?
— Покрути пальцы! — крикнул из-за стойки Дэн. Все посмотрели на него осуждающе. Потому что:
— Подсказывать плохо.
— Я. Ты. Я, нет ты — Сорок Первый, и знаешь почему?
— Почему? — может быть передумаешь?
— Нет, просто потому что я Нина, но ты зови меня, как все, парень:
— Изольда. — Фрай поперхнулся темным баварским. — Беги!
Фрай понимал — но только передним умом, что означает:
— В принципе, — а когда это В Принципе случится — пока что неизвестно, — что владеет:
— Стрельбой По-Македонски в рамках близких к черному поясу. — Как говорится:
— Мог оказать сопротивление в рамках близких к формату эйч ди. — А кто тут владеет Фулл? Нет, может и были, но ихгде оне таперь, сердешные? Нэту-у. Разные там:
— Кали — Мали, Щепки — Репки, и другие Соньки Золотые Ручки, Агафьи и Камергерши? — Канули, как в Лету на поле боя перед легендарным нашим городом:
— Ца-ри-и-и-ц-ц-ы-н-н! Она догнала его на кухне. Фрай прыгнул на плиту, когда повар как раз доставал из плиты большой противень с жареной треской в соусе из яйца, молока и помидор. И чудесным образом этот горячий, как сама духовка поддон поднялся в воздух от легкого, но решительного щелчка Изольды, но еще более замечательным было то, что он полетел вслед за Фраем, и обогнал его. Еще более парадоксальным было:
— Поднос остановился как раз перед Фраем, собиравшимся спрыгнуть с плиты с другой стороны. И наконец, самое страшное:
— Он завис перед ним, как Летучий Голландец. Как мираж в пустыне перед путником, жаждущим только:
— Фраеризма, — что означает:
— Тока Свабоды хачу, а. Но разумеется этот парень говорил не с грузинским, а с французским, точнее швейцарским акцентом, а еще точнее:
— Дойч-ч. — Немец?
— Может быть и немец.
— Но, увы, — как сказала Изольда, — не Герберт А-Ври! И Фрай странным образом понял, что не умеет врать. Вот хотел соврать, хотел убежать от опасности, от этой ведьмы Изольды — истребительницы молодых и красивых:
— Белых Офисероф, — работающих, между прочим, на контрразведку Полосатых. Почему?
— Потому что именно такие и нужны, чтобы проворачивать операции:
— По-Македонски! — Кажется, что он там, а он-то — прощеньица просим — здеся. Но прежде чем всё понять Фрай все-таки встретился с горячим тресковым подносом лицом к лицу. Обжегся? Нет. И знаете почему? Вот именно в этом последний моментум парень успел вспомнить, что удар тем сильнее, чем он короче. Одно мгновенное касание — и поднос перешел в наклонную плоскость своего движения. Не в лоб, а ниже.
Жаль, не настолько ниже, чтобы полностью выйти с сухими волосами из воды. Но и мокрых не вышло, ибо.
— Ибо, о, ужас! — воскликнула Изольда, — Их не было. Да, как будто не было и не просто не было, а не было никогда. Ни в прошлом, ни в будущем.
— Вот ты какой! — радостно воскликнул Изольда.
— Нет, нет, — защебетал Фрай, когда подбежал к висевшему у входа в всегда открытый кабинет зав производством зеркальцу и увидел не свое, а изуродованное ветром судьбы лицо, на котором волосы с головы были перемещены ниже. Нет, не настолько, как можно подумать в первого взгляда, а на бороду.
— Хорошо, я не буду вас убивать, сэр, — сказала Изольда, — ибо вижу:
— Вы изменились к худшему. — А так как вы и так были хуже некуда — значит, наконец, как Цезарь, а точнее сам Александр Македонскафф:
— Перешли из Небытия в Жизнь Вечную.
— Нет, нет, нет, — затараторил Фрай, и покачал пальцем, что означало:
— Необходимо закончить эту разборку до конца.
— ОК, — промолвила Изо, — и даже не сразу, а одновременно с этими словами провела Дэмет — неожиданный удар по пяткам противника. И, как и ожидалось, Фрай только проговорил опершись локтем о перемычку разделочного стола: