Альфа Центавра
Шрифт:
— Что это значит? — спросил Дэн, когда еще был здесь.
— В Ца.
— В цапле? Впервые слышу такое странное желание, — сказал он.
— Я тоже не поняла, дорогой, — сказала ласково Кали, — уточни, пожалуйста.
— В цари.
— Хочет умереть, как настоящий человек — царем, — сказал Дэн.
— Может быть, ты хочешь сказать: в Царицыне? — улыбнулась Кали Дыбенке, про которого уже никто не помнил, что с ним было, и говорили просто:
— Попал под лошадь. — Но иногда с небольшим уточнением:
— Попала копытом в интимное место, поэтому непонятно, зачем Коллонтай так с ним возимся, как будто еще понадобится.
— Она детей все равно не хочет.
— Да? Тогда другое дело. Хотя с другой стороны, какая жизнь без секса? Никакой.
— Не скажи, можно руками обходится, а некоторые, я слышал, пользуются даже ногами.
— А они у него есть?
— Есть.
— Тогда другое дело. А голова есть? Ей, наверное, тоже можно.
— Кем хочешь можно, было бы желание. Вот один, я знаю, никак не мог, пока не увидит, как другой это делает.
— Это нормально.
— Нет, я имею в виду, это происходило каждый день.
— Серьезно? Нет, я думаю — это нормально, потому что действительно:
— Забывается: вдруг она не хочет сегодня, а готовности к бегу с барьерами как не было — так и нет.
Но это было почти вчера, а сегодня Дэн не пришел, хотя обещал вернутся:
— С большой победой.
— Время его прошло, — прохрипел медиум Дыбенко, — зря ты его послала — проиграет и это сражение однозначно. Более того, я вообще не понимаю, как он тут оказался. Дыбенка сказал:
— Сюда идет Победитель.
— Вот из ит? Я не поняла.
— Тем не менее. И тут как раз представился Лева Задов, посланный Амером искать счастия в Диком Поле.
— Ты кто? — спросила Кали недоуменно, а точнее, не недоуменно, а:
— Недовольно, — ибо здесь тихое место, и приставать не надо.
— Это диверсант, — спокойно ответил за Леву Дыбенко.
— Что ты хочешь? — спросила Кали.
— Быть избитым, как всегда, — пошутил Дыбенко.
— Ты что?! — всполошилась Коллонтай, — от шуток тебе будет только хуже.
— И намного, — опять пошутил матрос балтфлота.
— Его вдохновил мой необычный вид, — сказал Лева Задов.
— У вас есть какие-нибудь недостатки? — спросила Кали, — член что ли потерял.
— У него нет руки.
— Да? Я и не заметила. Нет честно, сейчас меня может удивить только человек с крыльями.
— Ви это сказаль, и:
— Оно есть у меня, — как говорил я когда-то Одессе, показывая очарованной девушке шерсть на груди, чтобы уж точно согласилась, как у нас говорили:
— Иё немного пощипать. — И добавил, чтобы конкретизировать ситуацию:
— Я взял в плен Распутина.
— Кто это? — спросила Коллонтай, я сегодня кроме себя никого больше не помню. Если не считать лежащего здесь Дыбенко. Но он, как гроб, даже во сне мне не снится. И знаете почему?
— Реальность никогда не снится, — сказал Лева, — всегда что-нибудь такое: через жопу.
— Джон любит называть себя — Джонни.
— Вот из ит? Что это значит, май диэ чайлд?
— Пусть скажет Лёва.
— Пусть скажет Лёва, — пробормотала командующая без армии принцесса Коллонтай, — ну ладно, пусть ляпнет, что-нибудь, что мне понравится, а если нет, то и, впрочем, пусть идет туда, откуда пришел: служить под знаменами Герцога Чемберленского.
— Он спился, — сказал Дыбенка, а его, штатного медиума, никто не посмел оспорить.
— У меня есть способ взять Царицын.
— Ты Лева?
— Да, мэм.
— Ты привык врать?
— Да, но вам не посмел бы, ибо мне хорошо известен ваш кентаврианский нрав.
— Ты хочешь сказать, что я лошадь? Не перебивай, пожалуйста, скотина, — она вынула маузер из кобуры из слоновой кости, спрятанный в вещмешок из змеиной кожи, и вставила в него двадцатизарядную обойму. — Иди.
— Куды-твою?
— Кателле.
— Их бин не понимайт.
— К стене, амиго, пока я еще добрая.
— Спасибо, но здесь только одна стена, точнее, две, вторая Царицынская, а первая — это Земля. Мне лечь?
— Ладно, ложись, и говори молча. Сначала Лева подумал, что это Иё очередная шутка, но логично решил, что высокопоставленная дама хочет слышать правду только в медиумообразном переводе Дыбенки. В результате этого диалога на троих выяснилось, что Распи не разбит, как она думала, а просто:
— Луди его разбежались. — Более того, многие — те, кто был нэмэ-неместным — пошли купаться на пляж, на Волгу. А некоторые даже ловить осетров, ибо:
— Кто их ищет — когда-нибудь найдет. — Почему? Потому что они очень вкусные. Так-то бы логично:
— Значит, их уже до вас съели, но бывает, что два успел взять Грибоедов. — Это возможно, но при условии:
— Зачем? — Так естественно:
— Пойдет на свадьбу к:
— Чацкому и Софье. — А там и два будет мало, тем более, что это ненастоящие лососи, а:
— Намного лучше — осетры. Почему мало? Как показала практика — критерий истины:
— Пожрать покойники любя-я-т-т! больше, чем живые. Собственно, чего так испугался гробовщик Прохоров, когда пришел, а они тоже:
— Тут как тут? — Логичный ответ:
— Ничего не принес Им на поминки с того праздника, где согласно некоторым черно-белым птицам съели обеих его дочерей. Это в принципе к делу не относится, но торт Тирамису и хотя бы пол осетра мог спереть. Стыдно? Ну, вот, теперь бойся, чтобы самого не съели.