Альфа Центавра
Шрифт:
— Даже стал выше ростом, и как будто съездил, наконец, в Израиль, где делают, говорят, почти настоящие ноги, а не только зубы. Они вдвоем схватили Соньку — один за горло, другой за талию, да так, что затрещали кости, и через несколько минут отбросили, как сломанную тряпичную куклу Принцессы Елены. Но не Сонька была мамой Елены, дочери Батьки Махно, а Аги. Сонька Золотая Ручка была первой — почти — женой Махно, и после прихода Аги, попросила оставить ее:
— Хотя бы куклой при маленькой девочке Елене, которую считала своей дочерью. — Вот такая запутанная история. Не буду же я на каждом шагу говорить, что:
— Знаю всё. — Логично. Тем не менее, на защиту Врангеля-Одиссея пошел Дроздовский, и на этот раз опередив Камергершу. Он ударил по второй ноге Тро, а потом рассек его сверху на две симметричные половинки — но уже обе безногие. Попугай успел взлететь на высокую люстру, почти под потолком. Но и здесь Дрозд отличился, он бросил свой меч — которым, правда, здесь неизвестно что делали — может просто полы скоблили на кухне или в мясном складе — от попугая полетели пух и перья, но он смог взлететь еще выше, но потом все-таки сорвался, полетел вниз, кувыркаясь:
— Голова — ноги, ноги — голова, и опять наоборот, так, что даже Дроздовский промахнулся, сверкнул косарем на уровне своих глаз.
— Где эта падла? — спросил он, оглядываясь по сторонам. Но попугай, как сквозь землю провалился.
Далее Эспи убивает Фрая.
Дроздовский подошел сзади к Распутину, сидевшему как раз за соседним столом, и уже не так интенсивно ел и пил, и — значит очевидно:
— Искал телку, которая бы сама набросилась на него, — и закрыл ему глаза.
— Ну, чаво, чаво, здесь хошь, или пойдем в банкетный зал? А уж захочется как некоторым:
— Погорячей, — пройдем… — он не договорил, так как Дроздовкий сам за него закончил хриплым голосом Камергерши:
— В номера.
— Нет, — ответил Распутин, — на кухонную плиту, если еще не остыла после беспрерывной почти жарки флорентийский стейков. Дроздовский ударил Распи ребром ладони по шее — сбоку так это:
— Мгновенно, — и взвалил на плечо.
— Куда? — с интересом спросил Василий Иванович, и сам же ответил:
— Жарить заместо флорентийского стейка?
— Нет, — ответил Дрозовский.
— А куда? — спросил Василий.
— Туда, знаешь, я не то, что не люблю, как все, флорентийский стейк, но именно сейчас меня больше интересуют Цыплята Табака, не то, чтобы катехгорически, но как-то немного больше именно сейчас. Проходя через довольно большой проем на кухню, Дрозд задел ногой развалившегося на его плечах Распи ручку двери. Дверь приоткрылась, и он увидел спящую на стульях красавицу. Так бывает? Это был Банкетный Зал, и одна из десантниц Троянского Коня зашла сюда сразу после прибытия, и. И заснула на стульях. Не дали выспаться в Коне, наверное, решил Дроздовский. Он вошел и положил Распутина на стол, как в примерочной. Прошу прощенья. В какой еще Примерочной — если только перед отправкой в путь через Стикс, как говорится:
— Эй! Харон, гони к берегу. Скорее всего, это было больше похоже на картину:
— Морг — Перед Вскрытием.
Дроздовский склонился на спящей принцессой, и подумал:
— Только бы не вечным сном! — и уже расстегнул верхнюю пуговицу толстого, кожаного, как у Ахиллеса жилета — в мыслях за несколько секунд пронеслись сотни сюжетов из Лолиты Владимира Набокова и Приличных маленьких романов Оноре де Бальзака. А также Просто Картины великих мастеров, как-то:
— Пабло Пикассо и Караваджо.
— Афродита, — только и успел сказать он члено, так сказать, раздельно, как понял, что как Владимир Высоцкий:
— Пулевое ранение я-я-а пол-учил.
— Что, больно? — леди положила на подоконник тяжелый дымящийся Кольт Сорок Пятого Калибра.
— А я учил, между прочим, — смог еще сказать Дроздовский.
— Что?
— Пароль.
— Ты знаешь, какой на самом деле пароль?
— Пароль не поможет, — промолвил комдив.
— Вер-на-а. Как верно и то, что ты улетишь на Альфу раньше меня.
— Дура, я хотел взять тебя с собой.
— Я, как в песне: остаюсь здесь, но не с тобой, может быть, к сожалению. А впрочем:
— Раньше надо было думать!
— Когда?
— Когда ко мне не только очереди стояли, и вообще люди шли под запись химическим карандашом на ладони.
— Как на Польский или Немецкий гарнитур?
— Ладно, последнее желание, — она приставила кинжал, но не как Брисильда его острое, как клинок Хаттори Ханзо лезвие, а острие к сердцу Ахиллеса.
— Вот только не надо меня искушать, а впрочем, ладно:
— Мне бы взять с собой в дальний путь до Альфы Центавра образ той Машки, которая спутала меня с Федькой, Федором Ивановичем, когда я зашел в ванную комнату в поисках Агента Национальной Безопасности в романе Михаила Булгакова:
— Мастер и Маргарита.
— Его звали не Федька, и тем более не Федор Иванович, — сказала Кали. Это была она, принцесса Коллонтай, заснувшая в банкетном зале, а может быть даже:
— По плану, — стояла на запасном пути, чтобы спасти от окончательной смерти Троянского Коня Распи.
— У меня голова не намылена — я все вижу, — сказала Коллонтай, комендант и принцесса Царицына, и предотвратила попытку Дроздовского поднять руку, чтобы перехватить ее кинжал, нажав на него второй рукой, которая и довела его острие до самого сердца, и даже намного дальше, хотя с Той Стороны, он так и не вылез, несмотря на попытки Кали:
— Бронь за спиной была толще. — Как и у Ахиллеса. Только там была не бронь — как и здесь, скорее всего, — а мать Ахиллеса, бессмертная водная нимфа Фетида всегда держала там щит. И, как говорится: