Алиенист
Шрифт:
Гарриет тем временем упаковала мне свежий саквояж для путешествия в Ньютон, и к девяти часам я уже стоял в зарешеченном лифте дома №808 по Бродвею, полный крепкого кофе и светлых надежд. По возвращении мне примстилось, что я отсутствовал значительно дольше четырех дней, и я с юношеским энтузиазмом предвкушал снова увидеть Сару. Достигши нашего этажа, я застал их с Крайцлером за напряженной беседой, но, раз и навсегда решившись совершенно игнорировать все, что между ними могло происходить, рванулся вперед и закружил ее в объятиях.
– Джон, вот осел! – улыбнулась она. – Я понимаю, что сейчас весна, но ты помнишь, что случилось, когда ты позволил себе это в прошлый раз?
– О нет! – воскликнул я, моментально ее отпуская. – Второй раз я в эту реку не вступлю.
– Да, – ответила Сара, стягивая в узел волосы на затылке и с вызовом сверкая зелеными глазами. – Вы развлеклись в свое удовольствие. Я уже сказала доктору Крайцлеру, что если вы решили, что я хотя бы минуту просижу на месте, пока вы стремитесь к новым приключениям, то вы жестоко заблуждаетесь.
Я просветлел:
– Ты едешь в Ньютон?
– Я сказала – мне нужны приключения, – ответила она, помахивая перед моим носом какой-то бумагой. – А заключение в одном купе с вами, боюсь, вряд ли может таковым считаться. Нет, доктор Крайцлер говорил, что кому-то следует отправиться в Нью-Полс.
– Пару минут назад звонил Рузвельт, – сказал мне Ласло, – и сообщил, что имя Бичем в архивах города значится.
– Ага, – сказал я. – Тогда выходит, что Яфет Дьюри так и не стал Джоном Бичемом.
Крайцлер пожал плечами:
– Положение осложняется – вот все, в чем мы можем быть уверены, а потому необходимо дальнейшее расследование. Мы с вами, тем не менее, выезжаем в Ньютон как можно скорее. А пока не вернулись наши детектив-сержанты, у нас остается Сара. В конце концов, это ее территория – она там выросла и ей не составит труда втереться в доверие к тамошним властям.
– Ну еще бы, – сказал я. – Вы подумали о координации действий?
– Вы переоцениваете ее значимость, – ответила Сара. – Пока Сайрус не поднялся, ее можно доверить Стиви. К тому же меня не будет максимум день.
Я окинул ее сладострастным взором и произнес:
– И во сколько оценится мой голос при вынесении такого решения?
– Джон, ну ты и свинья, – вспыхнула Сара. – Доктор Крайцлер уже согласился.
– Понятно, – сказал я. – Ну что ж. Мой голос, стало быть, здесь значит не больше, чем сотрясаемый им воздух.
Таким образом, Стиви Таггерту было позволено обшаривать штаб-квартиру в поисках завалявшихся сигарет сколько его душе угодно. С полудня он вступал в единовластное владение этим местом, и когда мы отправлялись, на лице подростка была написана такая решимость, что я понял: если ничего получше обнаружить не удастся, он не задумываясь пустит на курево даже обивку прекрасных стульев маркиза Каркано. Стиви внимательно выслушал все инструкции Ласло касательно того, как поддерживать связь с нами, но как только инструкции эти перетекли в лекцию о вреде пристрастия к никотину, мальчик оглох. Не успели мы опуститься на лифте в вестибюль, из штаб-квартиры понесся грохот выдвигаемых ящиков и треск дверец. Крайцлер лишь вздохнул, понимая, что нам сейчас не до воспитания заблудших юнцов, а я живо представил себе, сколько еще длинных и поучительных речей раздастся под крышей дома на 17-й улице после того, как дело будет закрыто.
Мы ненадолго задержались у Грамерси-парка, чтобы Сара забрала свои вещи (на случай, если ее прогулка в Нью-Полс затянется), после чего повторили фокус с переодетой троицей, нанятой Ласло перед отъездом в Вашингтон для отвода излишне любопытных глаз. И снова мы оказались на вокзале Гранд-Сен-трал. Сара отправилась за билетом на Гудзонскую линию, мы же с Крайцлером остались у окошка с надписью «Линия Нью-Хейвен». Прощания были кратки и ничем не отличались от прощаний в понедельник: из короткой интерлюдии расставания Крайцлера и Сары я по-прежнему не выявил никакой скрытой связи между ними. Я уже начал подумывать, что насчет них ошибался так же, как насчет отлученного священника-убийцы. Наш поезд; на Бостон отправился точно по расписанию, и вскоре мы уже неслись через восточные окраины графства Вестчестер по направлению к Коннектикуту.
Нынешнее путешествие отличалось от предыдущей поездки в Вашингтон все больше ландшафтами, пролетавшими за окном, – а также
Мы высадились на бостонской станции Бак-Бей, где встречать пассажиров собралась кучка местных извозчиков. Один, высокий костлявый парень со свирепыми глазками, готовно шагнул навстречу, едва мы со своим багажом приблизились.
– Ньютон? – бросил Ласло.
Парень глянул в небо, почесал затылок и выпятил нижнюю губу.
– Добрых десять миль, – подвел он итог. – До полуночи хрен вернусь.
– Двойной тариф, – ответил Ласло, забрасывая багаж на переднее сиденье разбитого двухместного рыдвана. Хотя извозчика несколько обескуражила невозможность самому накрутить цену вдвое, он проворно запрыгнул на облучок и схватил кнут. Я поспешно вскарабкался вслед за Ласло, и мы отбыли со станции под неодобрительный гул остальных возниц, обсуждавших извечный вопрос: каким надо быть дуралеем, чтобы предложить за поездку в Ньютон двойную ставку. Дальше какое-то время мы наслаждались тишиной.
Угрюмый закат, предвещавший дождь, накрыл восточный Массачусетс, а окраины Бостона постепенно сменились унылым каменистым пейзажем местных фермерских угодий. В Ньютон мы прибыли уже затемно, и наш возница предложил доставить нас в лучшую, по его уверению, гостиницу в городе. Мы прекрасно понимали, что в переводе с извозчицкого это означает, что место скорее всего принадлежит кому-то из его семьи, но мы устали, проголодались и ощущали себя чужими в неведомых землях; и согласились, не раздумывая. Пока мы катили по невозможно старомодным улочкам Ньютона – общины колоритной и однообразной, какие только и бывают в Новой Англии, – меня потихоньку одолевало до жути знакомое по годам, проведенным в Гарварде, чувство: мне уже ни за что не выбраться из лабиринта узких улочек и лбов. «Лучшая гостиница в Ньютоне» не облегчила моих терзаний: естественно, дощатое строение со скудной мебелью и меню, тяготевшим к отварной кухне. Единственным светлым моментом за ужином стало заявление хозяина отеля (троюродного брата нашего возницы), что он, дескать, укажет нам, где находится ферма Мама Дыори. Услышав, что наутро понадобится ехать куда-то еще, наш извозчик согласился провести здесь ночь и услужить нам. Обговорив таким образом все, мы наконец расползлись по тесным и темным комнатушкам с жесткими топчанами вместо кроватей и позволили своим желудкам расправляться с вареной бараниной и картошкой как умеют.
Проснулись мы рано и первым делом безуспешно попытались избежать местного завтрака, состоявшего из овсяных оладий и кофе. Небо за ночь просветлело, так, видимо, и не разродившись дождем, а у гостиницы нас поджидал знакомый рыдван. Полчаса мы тряслись в нем на север, не видя вокруг ни следа человеческой деятельности. Затем в поле зрения вплыло стадо коровенок, пасшееся на ямчатом и каменистом пастбище, а далее завиднелась кучка домов под дубами. Приблизившись к постройкам – жилому дому и двум амбарам, – я разглядел человека, по щиколотку утопавшего в навозе: он с трудом пытался подковать утомленную клячу.