Алкоголик. Эхо дуэли
Шрифт:
— Тебе слово не скажи!
Она вывела его из себя.
— Прекрати орать! Как ты? Где ты? Что с тобой?
Виктор стал подсказывать:
— Скажи ему, если он привезет пистолет, все будет хорошо.
Лика отмахнулась, она была готова продолжать выяснять отношения.
Виктор забрал трубку:
— Абзац, успокойся…
— Что ты с ней сделал?
— Перестань, пожалуйста! У нас неприятности. Я профессионал и знаю свое дело, поэтому давай не будем нервничать понапрасну. Я надеюсь, у тебя кое-что есть?
—
Опять пауза.
— Не волнуйся, с ней все в порядке, – ответил Медуза каким-то странным и приглушенным голосом. От этого голоса и интонаций, с которыми была произнесена фраза, Абзацу стало не по себе. Что-то там не то. Он это чувствовал.
— Приезжай в Пятигорск. Найди нас, – звучал в трубке голос Медузы. – Мы рассчитаемся.
— Где вас искать?
— А что ты знаешь в Пятигорске?
— Я не собираюсь обсуждать с тобой местные достопримечательности. Говори, куда ехать!
— Встретимся возле орла со змеей. Орла со змеей знаешь?
Абзац вспомнил разбитую статуэтку и кусочек орлиного крыла, который фосфоресцировал под пыльным диваном.
— Знаю… Во сколько?
Медуза назвал Время.
Получалось, что встретятся они на закате.
Таким образом, одна из задач приблизилась вплотную. Уже на закате этого дня он встретится с Ликой и ее похитителем. А там сориентируется по ситуации, будет видно, кто кого должен спасать.
— Одиссей! Одиссей! Иди домой! – прозвучал над прудом резкий женский голос.
Из пруда вынырнул мелкий чернявый мальчишка и помчался в ту сторону, откуда звучал голос.
Абзац вздрогнул! Вроде бы это где-то уже было. То есть не было, это ему Николай рассказывал. А потом был еще один Одиссей, которого убили.
И все равно странно. Такое впечатление, что что-то творится со временем. Какие-то чудеса необъяснимые. Как будто погоня за антикварным пистолетом все время пробуждает прошлое, и все начинает повторяться и идти по кругу.
Герой Лермонтова Печорин совершенно трезво оценивал ситуацию: единственная точка приложения его сил, единственная сфера, где возможна борьба, где возможны победы, – это стратегическая игра с окружающими, подчинение их своей воле.
«Я люблю врагов, хотя не по-христиански. Они меня забавляют, волнуют мне кровь. Быть всегда настороже, ловить каждый взгляд, значение каждого слова, угадывать намерения, разрушать разговоры, притворяться обманутым и вдруг одним толчком опрокинуть все огромное и многотрудное здание их хитростей и замыслов – вот что я называю жизнью!» – записывает Печорин в своем дневнике.
А один из первых биографов Лермонтова, Дружинин, писал, что Лермонтов, «соприкасаясь со всем кругом столичного и провинциального общества, имел множество знакомых, но во всех сношениях с ними держал себя скорее наблюдателем…».
«Наблюдательный человек собирает информацию, а информация в наше время – серьезное оружие, – думал Абзац, – соответственный компромат ранит и уничтожает покруче пистолета любой системы. Поэтому разгораются информационные войны. Чем отличается маленький розовый хомячок от огромной злобной крысы? Ничем. У хомячка лучший пиар. Пиар, имидж… Этот анекдот рассказал ему как-то Паша…»
В кармане ожил, завозился, заголосил мобильный телефон. Звонок прозвучал неожиданно громко. Что еще такое? Вроде обо всем договорились. Или это очередная попытка Лики выяснить отношения?
— Слушаю, – неприветливо буркнул он в трубку.
— Ты что, опять надрался? – еще более неприветливо поинтересовались у него.
— Это вместо «здравствуйте»?
— Можешь считать, что так.
— Очень не люблю, когда хамят по телефону.
— А как еще с тобой разговаривать? Ты знаешь, что тобой недовольны?
— Кто говорит? – наконец спросил Абзац.
— Все говорят, – хихикнули в трубке. – Всё говорят, что ты алкаш, что у тебя ничего с первого раза не получается.
— Ближе к делу, – попросил Абзац.
По неподражаемо жлобским интонациям и манере разговора он понял, что общается в данный момент со Свириным, но ругаться по мобильнику не входило в его планы. Его всегда удивляли мужики, сыплющие матом по мобильнику… Как будто нельзя без этого. Абзац умел пропускать чужое хамство мимо ушей не реагируя. Так поступил он и в этот раз. Хамить не хотелось. Это было энергетически невыгодно.
— Наш уговор остается в силе, – сказал Свирин. – Только премия будет уменьшаться на три процента с каждым лишним днем, пока не появится то, что ты должен передать нам. Ты там ерундой занимаешься! Так дела не делаются, ты отлично знаешь!
Абзац чувствовал, как его собеседник тщательно подбирает слова, чтобы не сказать лишнего. Разговор был не телефонный.
— Премия? Так мы говорим о премии? Может, Нобелевской? Или ты просто не хочешь произносить слово «деньги» по телефону? Я правильно тебя понял?
— Тссс, – прошипела трубка. – Если понял, то зачем говоришь? Кстати, не пытайся «соскочить». Не выйдет. Надумаешь «соскочить» – с тебя спросят. По полной программе.
— Кто спросит? Партком? Местком? Профком?
Свирин взвился.
— Не умничай!
— Ты много себе позволяешь!
— Я? Да, я тебе такую жизнь устрою, что смерть избавлением покажется.
Абзац рассмеялся.
— Давай, давай! Кого ты пугаешь? Успокойся. Все идет так, как должно идти при сложившихся обстоятельствах. Если бы ты хотел, чтобы все было по-другому, надо было все делать иначе.
— А мне говорили, что ты специалист.
— Ага, специалист по альтернативному решению конфликтов.
Тут Свирин озверел.
— Не ерничай, придурок! Будешь делать, что я скажу! Начнешь выступать – кислород перекрою, – заорал он в трубку.