Алмазные грани
Шрифт:
Без усилий и работы мозг начинает страдать, не перенося отсутствия новой для себя информации, продукта своего роста и развития. Эти страдания сложно назвать физическими, но область их распространения такова, что вгоняет человека в мучительную депрессию и полное ощущение ненужности и конечности самого себя. Если рост нейронов процесс физически осязаемый и чаще всего постепенный, разнесенный во времени, то умирание нейронов, отключение рецепторов может быть быстрым, порой мгновенным. Это рождает колоссальный дискомфорт. При этом голова она никуда не делась и может показаться, - а почему бы ей не работать и дальше. Но выясняется - без подпитки информацией соответствующего уровня сложности, без четких постановок актуальных задач и планомерной работы, без обмена эмоциями от осознания новизны добытых новых сведений, мыслительный механизм буксует и вскоре вовсе останавливается, переключаясь на простые функции человеческого обыденного существования и порой примитивную задачу элементарного выживания.
– Эй, доходяга! Подъем! – раздалось над утонувшем в глубоких раздумьях, граничащих со сновидениями Федоровским.
– Заканчивать перекур! Вперед на работу! Живо шевелись!
Грезы и видения пропали, сновидения улетучились и немного оглушенный криком охранника, потерявшийся во времени, ошалевший Федоровский вскочил и суетно поправляя шапку на голове, затрусил мелко вслед уходящей на работу колонне. Бежать по грязной дороге было неловко. Унизительно перебирая непослушными ногами зэка под номером 1954, на ходу с опаской оборачивался на конвойного с рвущимся злобным псом, ожидая от него нового унижения или смерти.
ВЫБОР ПУТИ
Лариса вприпрыжку спешила домой из школы.
На улице кипела зеленью и освещала мир ярким небом поздняя весна и лето уже стучалось в двери, обещая накалить мостовые, крыши домов и весь мир жарким солнцем. Но пока светило только пробовало силы, делая изумрудными на просвет свежую листву, еще совсем не запыленную и яркую. По утрам еще было совсем не по-летнему свежо и воздух оставался прозрачен и неуверенно трезв перед полуднем, как завязавший с выпивкой учитель физкультуры.
Милая, ставшая такой близкой школа отпускала своих учеников и это рождало светлую печаль, которая читалась в глазах переживающих за своих учеников учителей. Читалась тревога и в нарочито задорном громком смехе самих десятиклассников, которые радуясь окончанию школы, испытывали состояние тревоги и от того теснились, сбивались в тесные кучки. Грудились и с опаской ждали скорых перемен, пробуя «на зубок» грядущую полную событий почти что взрослую жизнь.
Ребята решительно, но с тревогой готовились принять решение о дальнейших своих путях-дорогах по жизни, которые так много теперь обсуждали. Говорили и они сами, общаясь, заводили разговор учителя в школе, уделяли этому время и дома, обеспокоенные стремительным взрослением детей, родители.
Ученики, понимая, что еще пару-тройку недель они могут побыть детьми, вдруг шалели от нахлынувших чувств и чудили, одаривали одноклассников и учителей избыточным вниманием, впитывая и фиксируя в памяти образы и запахи уходящего в прошлое детства. Впрочем, детское восприятие жизни еще не спешило уходить и хотелось привлечь внимание своей нарочитой задумчивостью или напротив игривостью. Остро хотелось запечатлеть школьные образы и антураж с его запахами: мела, вытертой после урока и сохнувшей школьной доски, медного купороса, хлорки в туалете и сырого пола, протертого уборщицей Клавдией Ивановной перед самой переменой. А потому мальчишки сговорившись заранее, сопровождаемые наиболее отчаянными девочками, вечером, раздобыв в пожарной части, что была по соседству, длиннющую лестницу, крадучись в полутьме начертали под самой крышей школы краской «10а - выпуск 1941 года».
Дежурный инспектор пожарной станции Васильевского острова, снисходительно махнул рукой на просьбу молодых. А потом вдруг спохватившись, отправил в след весело несущих лестницу выпускников, молодого пожарного, самого еще вчерашнего ученика. Отправил старый молодого сопроводить ребят и проследить, чтобы лестницу-то вернули на место. А молодой пожарный в сияющей под фонарями каске со смехом присоединился к группе школьников и вместе они весело двинулись к школе.
Казалось, - эта надпись на века, как клятва в верности и заверение в любви любимой школе. Свершив это общее, сплотившее всех дело, хотелось быть вместе как можно дольше и потому много говорили о грандиозных планах, смеялись и обещали друг другу скорые встречи и дружбу до скончания века.
Удовлетворив потребность увековечить память об этих полных волнений днях, гуляли чуть ли не до рассвета по набережной под сенью белых ночей и цветущих яблонь на встречных курсах с ребятами из других школ и тут же, полные открытости и таких понятных всем радостных эмоций, знакомились и братались.
Лариса очень спешила домой, помня мамин наказ не опоздать.
Лариса худенькая невысокого роста прекрасно сложенная девушка с короткой стрижкой и челкой густых пепельных волос с нежными, пастельными красками лица и голубыми живыми выразительными глазами, в светлой кофточке и черной юбке, стоптанных туфлях, которых она немного стеснялась, - так они были заношены, торопилась по знакомому маршруту. Лицо ее, немного овальное, с прямым носиком, с тонкими бровями и глазами, опушенными длинными темными ресницами, было особенно привлекательно, когда девушка улыбалась.
– Артисткой будешь, Ларка, - шутили над девушкой подружки, отмечая ее красоту, и это было правдой, - уж очень была похожа девушка на артистку кино Марину Ладынину.
Мама просила Ларису присмотреть за младшей дочерью, чтобы уйти на вторую свою работу, - уборщицы в заводской столовой: зарплаты на основной работе не хватало и приходилось искать подработку. Нынешнее место работы было очень удачным: нужно было выходить ближе к вечеру и иногда что-то перепадало из оставшихся после работы столовой продуктов и уборщице. Эти остатки тихонько делили и скромную учительницу тоже не забывали, - знали, что одна тянет двоих своих дочерей без мужа. Муж и отец двух дочерей, с которым жизнь была наполнена смыслом и уверенностью в завтрашнем дне, пропал за дверцей черного автомобиля, сопровождаемый строгими и немногословными военными, оставив после себя лишь ношенные вещи с ослабевающим день ото дня знакомым запахом, несколько фотографий и воспоминания. Помнились отчего-то одни и те же события, каким-то образом зацепившиеся в сознании. Лариса вспоминала как они вместе всей семьей ходили на пляж, и папа дурачился с ней и сестрой, ухаживал за мамой. Помнилось как плескались на мелководье в морской волне, а папа бегал за мороженным и пирожками, что продавали в киоске у пляжа и они все вместе лакомились мороженным, а потом закусывали теплыми еще пирожками и шли через парк и рынок домой сытые, довольные и совершенно ни в чем не нуждающиеся. Такие выходы на пляж были не частыми, но неизменно радостными. Воспоминания с годами становились все более короткими. Одни события накладывались без перерыва на другие, и только ощущение тревоги от той последней общей в их совместной жизни ночи, когда увели отца, оставалось устойчиво тягостным.
Наступила пора заключительных школьных испытаний и Лариса с волнением ждала последнего звонка.
Хотелось себя посвятить чему-то очень полезному для страны, совершить может быть что-то необыкновенное и даже героическое.
К своим семнадцати годкам девушка была по-прежнему не уверена в своем предназначении и только гордость за страну реяла, звала вперед и требовала выхода во вне под звуки веселых песен и маршей.
«Мы рождены, чтоб сказку сделать былью,
преодолеть пространства и простор…»
– неслось из репродукторов и в этот миг и правда хотелось полететь неведомо куда и зачем, но сделать что-то важное, героическое и такое полезное для Отчизны. Хотелось шагать под гордо трепещущими на ветру красными первомайскими стягами и испытывать наполняющее грудь огромное желание быть полезной Родине. Чувства теснили грудь и хотелось стать то летчицей и, как Марина Раскова, совершить героический перелет, или отправиться в далекие экспедиции в Арктику и стать нужной команде почетного полярника страны Ивана Папанина. На груди у Ларисы гордо поблескивал значок «Ворошиловский стрелок» и даже было время, когда она подумывала пойти в армию и защищать любимую страну и ее гениального вождя, друга рабочих всего мира Иосифа Виссарионовича Сталина.