Альпийская крепость
Шрифт:
— А если она откажется дезертировать?
— Не исключено, что придется пристрелить, — придал Майнц своему лицу выражение крайней озабоченности и почти скорби. — Хотя не хотелось бы. Бош и Хёттль крайне заинтересованы в том, чтобы после войны замок Шварцбург оказался в распоряжении подпольной организации офицеров
СС. Кстати, Хёттль заверил, что вы будете приняты в СС. Он походатайствует перед Скорцени и Кальтенбруннером. Это позволит вам остаться в нашей организации и усилит доверие со стороны высших чинов СС.
— Мы с вами понадобимся Хёттлю, а значит, и Ангелу Бошу, как обладатели тайны сразу нескольких кладов. На одном из хуторов неподалеку от некогда приграничного австрийского Эль-сбетена нам покажут хорошо оборудованный контрабандистский тайник Боша, где мы в течение какого-то времени можем скрываться. Затем Хёттль попытается переправить нас из Вены на самолете международного Красного Креста в Швейцарию. Досмотр самолета проводят его люди. Недавно таким образом он сам оказался в Берне. Если же этот трюк не удастся, придется отсиживаться в тайнике контрабандистов.
— Там достаточно продовольствия?
— Не более чем на трое суток. Поэтому мы должны позаимствовать продовольствие из склада базы зомби-отряда. Действовать будем в открытую. Вы обеспечите доступ к складу и выделите четверых зомби для погрузки продовольствия в машину, с которой я прибуду. Они же поедут с нами для охраны и разгрузки. К утру мы вернем их на базу. Вряд ли они сумеют кому-либо указать, куда их возили на крытой машине. О документах на машину и товар я позабочусь. За рулем будет мой адъютант. Мы оставим часть запасов для зомби, так что голодать они не будут. Тем более что, по моим сведениям, через трое суток их должны увезти отсюда.
— Мне следует уехать вместе с вами?
— Вы поедете со мной в машине. Будем прикрывать. К утру вернетесь на базу. Заодно определитесь с расположением тайника Боша. На всякий случай, чтобы знать, куда уходить. Ваше присутствие на базе позволит выиграть несколько дней, которые вы подарите себе вместе со свободой. Как только станет известна дата отлета зомби, позвоните мне, постараюсь прибыть и увезти вас на своей машине. Если же сработает вариант с отлетом на самолете Красного Креста, тогда придется уходить обоим, как по тревоге.
— О том, что произошло на складе, никто кроме меня, знать не будет, поэтому несколько дней мы и в самом деле выиграем, — заверил его Свирепый Серб.
Прежде чем высадить Свирепого Серба на окраине Рейншто-ка, в квартале от особняка, в котором жила графиня Альберта фон Ленц, оберштурмбаннфюрер налег грудью на руль и, задумчиво глядя в пространство впереди себя, покачал головой.
— Странная вещь судьба. Еще час-полтора назад вы были на волоске от гибели, потому что я намеревался пристрелить вас вслед за своими ефрейторами.
— Почему же не пристрелили?
— Пытаюсь приспосабливаться к мирной жизни, когда во многих случаях придется действовать не оружием, а убеждением. Ну и, конечно, перед Бошем хотелось предстать в роли спасителя его земляка. Все остальное вам уже известно.
— Откровенно.
Оберштурмбаннфюрер красноречиво пожал плечами, дескать, чего уж тут хитрить?
— А теперь вам предстоит романтическое свидание с одной из самых сиятельных альпийских аристократок.
— Завидуете, Майнц?
— Вы бы на моем месте не позавидовали? К тому же сугубо мужскую зависть тоже следует причислять к привилегиям мирной жизни. Или, может, я не прав?
13
Уже положив трубку, Гиммлер еще несколько секунд смотрел на нее, как будто ожидал, что вслед за Кейтелем позвонит уже и сам фюрер. Ему не нравилось, что в последнее время Гитлер предпочитал общаться с ним то через Кейтеля, то через генерала Йодля. Но в то же время он чувствовал, что теперь уже Гитлер откровенно побаивается его. Потерпев полнейшее поражение на всех фронтах, фюрер опасался нового «заговора генералов», он панически боялся быть повешенным своими собственными фельдмаршалами.
— А теперь — к самому важному, — с трудом вырвался он из потока мрачных мыслей, подходя к висевшей на стене карте. — Обергруппенфюрер Кальтенбруннер.
— Да, господин рейхсмаршал, — поднялся Эрнст, чувствуя, что действительно наступает очень важный в его жизни, очень ответственный момент. Вслед за ним поднялся и генерал-полковник Хауссер, хотя и понимал, что все произнесенное сейчас Гиммлером лично к нему никакого отношения иметь не будет.
Тем временем Гиммлер слегка поколебался, будто сам усомнился в том, стоит излагать все то, ради чего он вызвал к себе руководителя РСХА, затем вернулся к столу и, нажав кнопку, вызвал к себе в кабинет адъютанта.
— Я хочу, штандартенфюрер, чтобы вы слышали то, что мною будет сказано, — обратился он к Брандту, — и немедленно подготовили письменный приказ.
— …И подготовить письменный приказ, — по привычке повторил Брандт последние слова патрона.
— Исходя из сложившейся ситуации, я, данной мне фюрером и германским народом властью, принял следующее решение. На территории «Альпийской крепости», а также на территории всей Австрии и всей Южной Германии, — решительно тыкал он пальцем в карту, — я передаю вам, обергруппенфюрер Кальтенбруннер, всю полноту своих полномочий как рейхсфюрер, то есть главнокомандующий войсками СС, а также все полномочия имперского министра внутренних дел и главнокомандующего армией резерва [79] .
79
Исторический факт: в последний период войны, понимая неизбежность краха, а также намереваясь то ли. уйти на север Германии, к адмиралу Деницу, который стал преемником фюрера, а значит, и поближе к «Фюрер-конвою» субмарин, то ли попросту скрыться, Гиммлер передал все свои полномочия в районе «Альпийской крепости» и в Австрии начальнику РСХА Кальтенбруннеру. При этом Гиммлер не исключал возможности того, что Кальтенбруннер и Скорцени, два влиятельных австрийца, опираясь на силы безопасности СС, сформируют в Австрии собственное правительство, а значит, реально возьмут власть в свои руки.
Воспользовавшись тем, что рейхсфюрер сделал паузу, Каль-тенбруннер растерянно взглянул на оказавшегося радом с ним Брандта, но тот едва заметно качнул головой, давая понять, что для него самого это решение шефа тоже оказалось полной неожиданностью. А затем, вспомнив о своих прямых обязанностях, принялся горячечно записывать приказ патрона в небольшую записную книжечку.
Поняв, что от Брандта толку мало, Кальтенбруннер медленно, осторожно скосил глаза на Хауссера, хотя понимал, что тот и не мог знать о подобных намерениях Гиммлера, а потому произнес только то, что обязан был произнести в данной ситуации именно он, Хауссер: