Альпийская крепость
Шрифт:
Все эти остатки, которые, находясь вблизи линии фронта, легко могли оказаться пушечным мясом очередного прорыва русских или американцев, а то и беззащитными целями для вражеской авиации, теперь, именем фюрера, сводились в истребительные батальоны и тут же направлялись в приграничные районы «крепости» для рытья окопов, сооружения дотов и бомбоубежищ, освоения местных пещер и заброшенных шахтных штолен.
Точно так же, именем фюрера и Гиммлера, комендант издал приказ о том, чтобы все местное население, способное держать в руках кирки и лопаты, было задействовано на строительстве окопов
Барон уже собирался оставлять аэродром «Люфтальпен-1», где вместе с Зонбахом знакомился со строительством защитных авиакапониров, когда обе батареи прикрытия вынуждены были вступить в бой с тройкой английских истребителей, которые буквально наседали на германский транспортный «юнкере» и сопровождавший его истребитель. Все кончилось тем, что один «англичанин» задымил и исчез где-то в глубинах Альп, судя по всему, он старался дотянуть до границы нейтральной Швейцарии, а двое других ушли на запад.
Что же касается поврежденного, уже теряющего управление «юнкерса», то сначала оц с трудом зашел на посадочную полосу, затем понадобилось еще несколько минут, прежде чем дверца открылась и из фюзеляжа появился трап, а вслед за ней — осторожно выглянула фуражка с высокой генеральской тульей, какие обычно шили себе службисты из штаба Верховного командования.
— Вы кто?! — сурово, но как-то слишком уж настороженно, почти испуганно, спросил носитель этой тульи, увидев у трапа Штубера и Зонбаха. А когда Штубер представился сам и представил начальника «Люфтальпена-1», облегченно произнес: — Значит, сели мы все-таки у своих! Теперь не знаешь, над чьей территорией летишь и на аэродром какой армии приземлишься. Я — обергруппенфюрер СС Юлиус Шауб, личный адъютант фюрера.
— И фюрер тоже здесь? — подался к трапу Зонбах.
— Не доведи господь, чтобы в этом самолете оказался еще и фюрер, — начал спускаться по трапу Шауб. — Или, может, наоборот, это было бы счастьем, если бы фюрер тоже спустился вместе со мной по этому трапу? Чтобы он вновь мог оказаться в Альпах, в своей любимой резиденции, на все еще вольной земле рейха. Это я говорю вам, как личный адъютант фюрера.
— Однако он решил, что достаточно будет послать сюда вас? — спросил Штубер, краем глаза наблюдая за тем, как санитары выводили из машины раненого пилота, а техники уже принимались за осмотр двигателя.
Ему важно было знать цель прибытия обергруппенфюрера. Только здесь, в «крепости», Штубер по-настоящему ощутил, каково быть носителем столь незначительного чина, как штурм-баннфюрер СС, при котором любой заезжий штандартенфюрер мог чувствовать себя повелителем. Не говоря уж о генералах СС.
И только теперь он понимал, как сложно было такому же обладателю низших чинов Скорцени готовить свои операции по похищению Муссолини, когда ему, тогда еще только гауптштурмфю-реру, тоже приходилось командовать полковниками и генералами или по крайней мере всячески давить на них. Да и в Будапеште штурмбаннфюреру Скорцени тоже было не легче, хотя там уже на него работали имя национального героя и титул «обер-диверсанта рейха».
— Собственно, садиться я должен был в Мюнхене, — сказал Шауб, — но туда как раз направлялась бомбардировочная стая англичан в сопровождении
— То есть состояние «Альпийской крепости» все же беспокоит Верховного главнокомандующего? — сдержанно поинтересовался Штубер.
— Почему вы задали вопрос Именно так?
— Потому что со всех сторон мне дают понять, что Гитлеру уже глубоко безразлично, что происходит в Альпах. Единственное, чем он обеспокоен, — это оборона Берлина.
— Обороной Берлина он обеспокоен, как полководец, который принял решения сражаться до конца. Причем не где-то в горах, а именно там, в столице. — По тому, с каким пафосом личный адъютант Гитлера произнес это, нетрудно было догадаться, что именно он стал одним из тех, кто Адольфу эту идею — отказаться от переезда в «Альпийскую крепость» — внушил и продолжает внушать. — Но все же намекать на. такое отношение Гитлера к крепости могут только враги и паникеры. Это говорю вам я, личный адъютант фюрера.
— Благодарю, обергруппенфюрер, — сказал Штубер, — вы меня взбодрили.
— А вы, обер-лейтенант Зонбах, готовьте машину и небольшую охрану сопровождения. Через трое суток мой самолет должен быть готов к вылету.
— Но пилоты этой машины ранены…
— Найдите других пилотов. У вас должны быть резервные экипажи. Если не найдете, усадите этих, даже мертвых.
— Что значит: «даже мертвых»? — ошалело переспросил Зонбах, у которого напрочь отсутствовало восприятие не только юмора, но и какой-либо иносказательности.
— А что вас удивляет, обер-лейтенант?! — тотчас же сыграл на этом Шауб, поднаторевший за много лет «придворной службы» на множестве всевозможных подковырок. — Вы что, только что узнали, что мертвых приказы фюрера касаются точно так же, как и живых?!
Зонбах вопросительно взглянул на Штубера, что-то едва слышно пробормотал, словно бы отгонял от себя наваждение, но тут же довольно уверенно произнес:
— Все же было бы хорошо, господин обергруппенфюрер СС, если бы вы обратились с этим к рейхсмаршалу Герингу.
— К Герингу обращаться придется вам, — начальственным тоном объяснил ему обергруппенфюрер.
— Я уже просил его штабистов прикомандировать к аэродрому несколько пилотов, оказавшихся без машин. Но они ведут себя как-то странно.
— Сейчас многие ведут себя странно, обер-лейтенант. Очевидно, прав бы генерал Шернер, когда на замечание Кейтеля о его непомерной жестокости по отношению к солдатам, утверждал: «Виселица — лучшее подкрепление любого приказа».
— Но пилотов в моем распоряжении нет, — почти в отчаянии напомнил ему Зонбах. Понимая, что если он сейчас не объяснит сложность своего положения, через трое суток окажется, что генерал Шернер действительно прав. — И вы, как личный адъютант фюрера…