Альпийская крепость
Шрифт:
— Фанатичка? Странно. Мне-то показалось, что передо мной типичная германская аристократка, вынужденная до поры до времени мириться и с фюрером, и со всем тем, что им порождено.
— Просто вы не успели спровоцировать ее каким-либо действием или хотя бы высказыванием по поводу фюрера, его политики, не говоря уже о приближающейся гибели рейха. Вот тогда-то она и продемонстрировала бы свой фанатизм. Услышав предупреждение из моих уст, она тут же сдала бы меня гестапо, или, наоборот, решила бы, что это провокация, затеянная гестапо. Словом, из ваших нежных уст, Свирепый Серб, предупреждение прозвучит убедительнее.
Ведович немного поколебался, затем мрачно произнес:
— Хорошо, я поговорю с графиней. Посоветую уйти в горы, спрятаться где-нибудь.
— Но не ждите, пока я то же самое начну советовать вам. А спасаться нам следует обоим.
— Я-то вам зачем понадобился? У вас куда больше возможности для спасения, нежели у меня.
— Это не так просто будет сделать, как вам кажется. Мне пришлось послужить в России, и я знаю, какие обыски устраивают отряды карателей и местных полицейских на оккупированный территориях; как жестоко они расправляются с теми, кто решился укрывать окруженцев, беглых пленных или партизан. В Германии победители будут вести себя точно так же.
— Не берусь оспаривать ваши предположения, Майнц. Но объясните, почему вы решили говорить об этом именно со мной?
— Вам знаком человек по имени Ангел Бош, по кличке Кровавый Ангел, который сам себя именует «Ангелом Бошем из Триеста»?
Свирепый Серб сначала ухмыльнулся, а затем вдруг откровенно рассмеялся.
— Он опять умудрился всплыть, этот старый проходимец?
— Воздержитесь от резких оценок. История вашего знакомства меня тоже не интересует. Теперь этот Ангел Бош надежно осел в Швейцарии, он владелец горного туристического отеля и нескольких особняков, и на него работает целый отряд наемных головорезов, которые держат, если уж не в страхе, то в покорной безропотности, всю местную округу. Мне о нем говорил штурмбаннфюрер, начальник службы безопасности района Балкан и Италии Вильгельм Хёттль, который буквально на днях вернулся из Швейцарии.
— Хёттль, Хёттль?. — попытался напрячь память Свирепый Серб. — Мне пришлось охранять его во время приезда в «Лагерь дождевого червя». Собственно, в сам лагерь, в подземелье, его не допустили, тогда с этим было еще очень жестко. Скорцени, Шту-бер, Виммер-Ламквет, еще около десяти диверсантов, «фриден-тальских коршунов», встречались в отеле «Старый рыцарь», в городке рядом с лагерем.
— Встреча «фридентальских коршунов», — охотно подтвердил Майнц. То, что Арсен употребил это название, служило для обер-штурмбаннфюрера лучшим доказательством, что он в самом деле оказался причастным к высокому диверсионному собранию. — Хёттль упоминал об этой встрече. Он называл это «большим диверсионным сбором, объявленным обер-диверсантом рейха» и рассматривал, как некое собрание «рыцарей круглого стола в замке короля Артура». Вам посчастливилось побывать на нем?
— Нет, поскольку так и не вошел в круг «диверсантов Скорцени». Охранять их собрание мне с десятком зомби было поручено только потому, что тоже являюсь выпускником «Курсов особого назначения Ораниенбург», как безобидно называется особая «Фридентальская разведывательно-диверсионная школа СД».
— Которую теперь уже многие называют «Диверсионной школой Скорцени», — кивнул Майнц. — Это хорошо, что Хёттль оказался нашим общим знакомым, — оживился он. — Возможно, нам с вами легче станет договариваться.
— Если я верно понимаю, он из тех, кто без ведома Гитлера пытается договориться с англо-американцами о сепаратном мире и союзнических действиях против русских?
— Причем делает это, хотя и с благословения Кальтенбруннера и Скорцени, но исключительно на свой страх и риск. Поскольку само это благословение оказалось тайным. У фюрера, Бормана, Геббельса и Мюллера оно может вызвать такую ярость, утолять которую Хёттлю придется в застенках гестапо. Принимая при этом всю вину на себя.
— Вы не упомянули Гиммлера. Только потому, что принципиально не упоминаете это имя всуе?
— В эти дни рейхсфюрер старается никак не проявлять свои симпатии. Тем не менее Гитлер уже воспринимает его как предателя.
— Хёттль ездил в Швейцарию, пытаясь налаживать связи с американцами?
— Точнее, сопровождал тех, кто действительно пытался наладить их. Для американцев он слишком мелкий чин. Однако первым эту самую связь с ними наладил Ангел Бош. Даже сама встреча происходила в его пансионате «Горный приют», оказаться в котором я сейчас почел бы за счастье. Однако оставим сантименты. Ответьте мне прямо, гауптман Ведович, как офицер офицеру: вы согласны войти в группу Скорцени?
— Будем считать, что вошел в нее еще там, в стенах Фри-дентальской диверсионной школы Скорцени. Так что, сочту за честь.
— Сама связь с американцами Скорцени сейчас мало интересует. Он, Хёттль, Ангел Бош и некоторые другие — это люди, которые занимаются сейчас выведением из-под удара тех офицеров СС и вермахта, которые понадобятся им вскоре после капитуляции. Уже сейчас ими создается международная организация, которая в течение определенного времени, пока охладится пыл победителей и они начнут соперничать, а то и враждовать между собой, будет действовать подпольно. Хёттль уверен, что достойным представителем этой организации в Югославии могли бы стать вы. Как вы понимаете, такая уверенность появилась у штурм-баннфюрера после общения со мной.
Майнц запустил двигатель, но прежде чем вывести машину на шоссе, вопросительно взглянул на Свирепого Серба.
— Хёттль правильно считает. Кроме того, я всегда буду помнить, что спасением своим обязан именно вам, оберштурмбанн-фюрер.
— Для меня очень важно было услышать из ваших уст это: «…спасением своим обязан», — признался Майнц.
11
Решив, что оберстгруппенфюрер СС Хауссер наконец-то угомонился, Гиммлер поднялся из-за стола, несколько раз прошелся по кабинету, как бы подчеркивая, насколько важно то, о чем он собирается вести сейчас беседу с начальником Главного управления имперской безопасности.
— Как и следовало ожидать, господа, в эти роковые для рейха дни, — остановился он под портретом императора Барбароссы, и только теперь Кальтенбруннер обратил внимание, что портрета Гитлера в кабинете нет, — последней надеждой Германии остаются войска и структуры СС. Именно они способны стать той основной силой, которая объединит все оказавшиеся в наличии воинские части, создавая при этом мощный гарнизон «Альпийской крепости».
— Вот именно: мощный гарнизон. Я, старый солдат, понимаю это именно так! — проворчал себе под нос Хауссер, уже не отваживаясь открыто вмешиваться в разговор двух руководителей «черных СС».