АльteRNatива

Секерин Николай

Мы влезли сквозь дырку в ржавом сеточном заборе и юркнули в первую беседку. Красный аккуратно свинтил пробку и, приложившись губами к горлышку баклажки, сделал несколько больших глотков.

– Куда так торопишься? – недовольно спросил я и покосился украдкой в сторону Бога.

– Да пить охота, – пояснил Красный, передавая мне бутылку.

Я последовал его примеру и сделал примерно столько же больших глотков. Это было делом принципа: пить одинаково, чтобы каждый употребил поровну и в равной степени опьянел.

– Открывай сухари, –

сказал я, ещё раз пригубив пиво.

Прокопенко с хрустом разорвал пачку, и несколько штук просыпались.

– Вот растыка! – проворчал я.

– Да ладно, не вопи, – огрызнулся Витёк.

Я протянул руку и вынул из пачки щепоть. Разгрызая закуску, я почувствовал терпкий солёный вкус.

– С салом и горчицей что ли?

Витёк взглянул на упаковку.

– Не, с хреном и перцем. Да какая разница, там одно и то же, химия сплошная, – глубокомысленно изрёк он.

Через пятнадцать минут мы расправились с литром нефильтрованного, по телу растеклась приятная нега.

– Дало в голову? – спросил Красный.

– Да, есть немного.

– Тогда давай пройдёмся, надо всё выветрить до возвращения домой.

– Пошли, – согласился я.

Мы вылезли обратно через дырку в заборе и поплелись по жаркой пустынной улице. Из-за домов послышался колокольный звон, и я с готовностью посмотрел в сторону Бога, извиняясь взглядом за то, что выпил пиво и вообще за всё, что делаю в своей жизни непозволительного. Я знаю, что Бог прощает, но может и покарать, и я готов понести Его наказание в любую минуту.

– Куда ты опять смотришь так странно? – услышал я голос Красного.

– Не важно, – сказал я, не желая снова вдаваться в лживые объяснения.

Наплевать. Может это пиво сделало меня таким расслабленным, а может то, что кроме Красного здесь больше никого не было, и забить на одно мнение было проще, чем на мнение многих.

– Что будешь делать на этой неделе? – спросил я.

– Завтра на рыбалку поедем с дедом. Рано утром, точнее, даже ночью. В прошлый раз в три часа выехали. Потом не знаю, к Делюге думаю сходить, в комп поиграть.

– Да, комп – классная штука. А тебе дед не собирается купить?

– Неа, говорит это вредно для глаз. И вообще, сам знаешь: «товарищ Сталин объявил кибернетику лженаукой».

Он смешно изобразил интонации своего деда.

– Мне вот тоже не покупают что-то, – пожаловался я. – Сейчас уже все кино даже смотрят через компьютер, на дисках. А у нас всё видик.

– На дисках, да, – подхватил Красный. – Ди-ви-Ди ещё появилось. Но цены на них баснословные. Ты видел?

– Да. А что, может, до «Матрицы» дойдём? Полазим там.

– Да, погнали, – согласился Витёк.

И мы пошли в магазин техники «Матрица», в паре километров от наших дворов. По пути Красный затронул ещё одну неприятную для меня тему.

– Интересно, получится у Самсона трахнуть Ангелину, как думаешь?

– Не знаю, – ответил я зло и машинально добавил, – надеюсь, что нет.

К моему удивлению

Прокопенко разделил мою надежду:

– Я тоже надеюсь, что нет. Бесят меня такие, как Штерн, если честно. Они как сраные буржуи, про которых дед рассказывает. Родился у богатого папочки на всём готовом и сейчас уже с детства всё самое лучшее для него. И девки ведутся на это. Хотелось бы верить, что Шубина не такая, но как показывает действительность…

Я шагал и хмуро смотрел себе под ноги.

– Что, скажешь я не прав? – потребовал ответа Красный.

– Не знаю, Витёк. Я, если честно, запал сильно на эту Ангелину, – снова, не подумав, брякнул я.

Чёрт, что со мной делает это проклятое пиво?

– А, забудь, – махнул рукой Прокопенко, ничуть не удивившись моим словам. – Для таких как мы это дело безнадёжное. Хочется верить, что в будущем что-то изменится, а пока что мы простые дети из бедных семей, нам такие как Ангелина не светят.

– Может, ты и прав, – сказал я, хотя в глубине души так не считал.

Не хотел считать. Мне нравилось верить в то, что Ангелина не такая как все, что она когда-нибудь оценит мои к ней чувства и воздаст им по заслугам. Я очень на это надеялся, и эта моя надежда пробуждала во мне блаженное состояние.

А Прокопенко не унимался:

– Понимаешь какое дело, тёлки, они ищут где получше. Самсон – сразу видно, что вариант хороший. Х… ли: папа на крутой машине с водителем, почёт, деньги, уважение. Да и сам он тоже, что греха таить, не совсем урод, да умный к тому же. Девчонки попроще, не звёзды, они на таких даже не смотрят, потому что знают: ничего не светит. И вот среди них нам и надо выбирать подружек.

Я молчал, сжав зубы, а Красный продолжал:

– Да, я вижу, что тебе это неприятно, дружище, но ты же знаешь – мы одна команда. Ты меня вообще вот с таких лет знаешь, – он показал рукой уровень высоты, означавший, с каких именно лет. – Кстати говоря, ты зря так отворачиваешься от Фаинки.

Я с удивлением вытаращился на него:

– Ты это серьёзно?

– Абсолютно, а что тебя так удивляет?

– Вообще-то ей двенадцать лет, если что, или вообще одиннадцать.

– Так. Дальше?

– Что, «дальше»? Она ещё вообще дитё, чтобы…

– Чтобы что? Перестань, Смык, я тебе не об этом говорю. Я говорю, что с ней можно дружить, потому что через пять лет ей будет семнадцать, а тебе девятнадцать. А если ты сейчас добьёшься своего и отвергнешь её окончательно – смотри, чтоб жалеть потом не пришлось.

Меня начало это злить. Вот как он заговорил, когда остальной банды нет! А там, в лагере, когда Фаина меня приглашала на танцы в дискотеке, стоял и глумился со всеми как мразь конченая! Да он и сейчас, наверное, готовит многоходовку какую-нибудь, чтобы я с ним согласился, а он потом при всех скажет, что «Смык сам сказал, что Фаину любит». Всё с тобой ясно, козёл, не думай, что я такой дурак. Я вижу все твои замыслы на хитрой морде как на карте!