Аляска золотая
Шрифт:
Вождь эскимосов, не смотря на то, что завершающий удар гарпуном был нанесён не им, тоже выглядел очень довольным: Егора он одобрительно похлопал по плечу, а перед Санькой безостановочно кланялся минут пятьшесть. Даже носами предложил с ней потереться, на что Сашенция, улыбаясь церемонно и вежливо, отговорилась полным непониманием.
Айна — через Ваньку Ухова — радостно сообщила:
— Сегодня у эскимосов большой праздник: только одного человека кит забрал вместе с собой в скорбную Долину Теней. Да, утонул гребец с перевернувшейся байдары, такое случается часто. Обычно кит забирает с собой двухтрёх человек, иногда и больше. Ведь обычно, без ружей белых людей, эскимосам приходится в тело кита — за тричетыре захода — втыкать более тридцати гарпунов. Иногда упрямый кит не хочет умирать несколько суток, иногда — вместе со всеми гарпунами и воздушными пузырями — уходит в океан…. Так что сегодняшняя охота, безусловно, очень удачная: всего один погибший, да и добытый кит — очень крупный, давненько не попадалось таких огромных.
Эскимосы, уже не обращая никакого внимания на своих бледнолицых гостей, дружно приступили к разделке китовой туши. Начали они почемуто с головы млекопитающего: в течение двадцатитридцати минут было аккуратно срезано почти всё мясо с нижних челюстей кита, после чего обнажился длинный и широкий язык животного, на котором совершенно спокойно могли бы разместиться — при возникшей необходимости — человек тридцатьсорок.
Вождь туземцев острым ножом отсёк от китового языка его кончик (килограммов так на двадцать пять) и начал нарезать на тонкие ломти. Остальные туземцы, побросав работу, выстроились в очередь за лакомством. Счастливчик, получивший свой долю, тут же отходил в сторону и, громко чавкая, начинал жадно поедать ещё тёплое мясо.
— Саша, давай немного покатаемся на лодке, — жалобно предложила Санька. — Както меня совершенно не вдохновляет данное зрелище. Даже подташнивает немного, как во время беременности…
Было около трёх часов пополудни, солнышко пригревало ласково и приветливо, ветерок окончательно стих. Воды Тихого океана всё ещё покачивались, но уже чуть заметно, так и подмывает сказать — формально.
— Подполковник Ухов! — позвал Егор. — Мы с Александрой Ивановной прокатимся на шлюпке по морю, а ты, соответственно, остаёшься за старшего. Присматривай тут за всем хорошенько, не расслабляйся! Вернёмся мы через парутройку часов, вот тогда — уже все вместе — и проследуем на «Александр».
Когда они отплыли от берега порядка половины мили, Егор поделился с женой своими опасениями — относительно возможного бунта.
— Всё это очень серьёзно! — сразу же став озабоченной и хмурой, согласилась Санька. — Я ведь выросла, если ты, Саша, не забыл, в простой крестьянской семье. Долгие зимние вечера, тоскливые такие…. К папеньке, Ивану Артёмичу, иногда заходили в гости соседские мужики, выпивали, потом разговоры разговаривали хмельные…. Как думаешь, о чём они болтали? Да, в основном, вспоминали старые крестьянские восстания и бунты, мечтали, что наступит такое чудное время, когда бар не будет совсем. Это в том смысле, что всех помещиков и бояр неплохо было бы передушить, а землю и всё господское добро — раздать крестьянам….
«Совершенно напрасно мечтали эти мужики, что, мол, когданибудь совсем не будет бар!», — скорчил откровенно кислую гримасу внутренний голос. — «Барствующая надстройка будет всегда. В двадцать первом веке, например, таких людей в России будут называть гадким и лицемерным словом «элита». Бизнесполитическая элита, блин! Сидят, понимаешь, на материальнофинансовых потоках, суки рваные, баблосы кассируют, а ещё при этом безостановочно болтают — про правовое государство, демократию, справедливость и равенство. Про борьбу с коррупцией, наконец…. И ничего при этом не делают для страны, только воруют безостановочно. Воруют и болтают…. Ненавижу — сытых сволочей! Петра Алексеевича на них нет! Вот он порядок быстро бы навёл, полетели бы болтливые головы — тысячами, а руки вороватые, отрубленные, десятками тысяч валялись бы у колод дубовых, мать вашу демократическую! Впрочем, как учит всё та же народная мудрость, свято место пусто не бывает…. Не, общество, где у власти находится элита, не может быть справедливым. Рано или поздно в нём непременно начнётся всякая хрень кровавая, связанная с переделом собственности и со сменой всяких там идеалов и общественных устоев…. Там, где есть элита, там нет равенства, где нет равенства — там нет справедливости. А без справедливости и свобода — ровным счётом — ничего не стоит! Куда это меня понесло? Вот же, блин, выпал из реальности…. Светлейший князь — взялся рассуждать о равенстве и справедливости! Смех, да и только…
Сашенция, словно бы научившись читать его мысли, неожиданно перевела разговор в нужное русло:
— Помнишь, Саша, ты мне рассказывал про Будущее: про Наполеона, Ленина, Гитлера? Ты же сам тогда говорил, что, мол, прийти к власти, это только четверть дела, главное, у этой власти удержатся…. Помнишь?
— Помню, конечно! — охотно откликнулся Егор, обожавший вести с супругой умные разговоры с философской подоплёкой. — Только причём здесь это?
— Притом! Ты же утверждал, что удержаться у власти можно, только опираясь на крепкую элиту, с которой надо дружить, которую нужно холить и лелеять, если хочешь, конечно, чтобы тебя не свергли. Или, как господин Сталин, необходимо постоянно менять свиту, убивая старую элиту — руками новой.…
— Верно! — улыбнулся Егор, продолжая неторопливо орудовать вёслами. — У тебя память, моё сердечко, дай Бог каждому! Только вот — зачем Будущее тревожить? Что ты скажешь, к примеру, про сегодняшнюю эпоху?
Подумав с минуту, Сашенция заявила:
— Да и сейчас происходит всё то же самое! Вот Пётр Алексеевич, нынешний государь российский, он же сразу смекнул, что бояре его не потерпят у власти. Зачем он им нужен? Разогнал он тогда безжалостно всю боярскую братию: когото — вместе с семьями — сослал в Сибирь да на Урал, некоторым головы отрубил, иных определил в дворцовые шуты…. А к себе приблизил бедное дворянство, иностранцев толковых, людей шустрых — без роду и племени. Тебя, например, моего брата Алёшку…. И никогда вас царь не обижал, всегда прислушивался к вашим нуждам, даже иногда разрешал подворовывать. Думаешь, будто Пётр Алексеевич не знал, что ты, покойный герр Лефорт и мой батюшка, Иван Артёмич, неплохие деньги имели с воинских поставок? Знал, конечно же! Знал, но не трогал…. Потому что элиту, которая тебя защищает и поддерживает во всех начинаниях, трогать нельзя, запросто можно лишиться трона. Если уж трогать, то сразу — под корень, и ни как иначе…. А тот же Азов и Питербурх, они откуда взялись? Что, это была царская прихоть такая? Ничего подобного! Просто Пётр Алексеевич знал, что у его верных дворян двух, а то и трёхлетние урожаи пшеницы лежат по амбарам, потому что никуда её толком не продать, знал, что лес гниёт на корню. Нужны были — и государству в целом, и новой элите в частности — морские порты, чтобы добраться до европейских рынков сбыта, как ты выражаешься…. Государь, который не печётся о своей элите, он обречён! Помнишь, ты мне рассказывал о судьбе глупого и несчастного русского царя Павла Первого? Относился он к российской элите, которая ему досталась по наследству, без должного уважения, ну и получил — табакеркой в висок…
— Эк, дорогая, куда тебя занесло! — от души восхитился Егор. — Ты у меня прямо государственный деятель, мыслитель планетарного масштаба! Только вот, какое отношение имеют к нашей конкретной ситуации все эти мудрые сентенции и исторические примеры?
— Самое прямое! — продолжала упрямиться Санька. — Когда мы отмечали закладку Александровска, то один из тостов звучал примерно так, мол: — «За Александра Даниловича Меньшикова, безраздельного Властелина Аляски!». Понимаешь меня теперь? У Властелина должна быть надёжная элита, на которую он может опереться в случае необходимости! Что у нас, мой дорогой, с элитой? Ты да я, да мы с тобой. Ну, ещё семейство славных Лаудрупов, да дядя и племянник Уховы. В шкипере Емельяне Тихом ты, Саша, уверен?
— Полностью! Я его знаю ещё с былых времён…
— Понятное дело! — тепло усмехнулась жена. — Чудское озеро, сожжённый ял «Франц Лефорт», пленение эскадры прославленного командора Лешерта…. Легенда классическая, одним словом. Об этих славных подвигах скоро в школе маленьким детям будут рассказывать, вопросы хитрые задавать на экзаменах. Мол, а как была фамилия того шкипера, которому знаменитый Александр Данилович Меньшиков передал корабли пленённой шведской эскадры? Саша, ради Бога, не обижайся! Это я так шучу неуклюже…. Герой ты у меня, герой — настоящий! Кто у нас ещё остался? Фрол Иванов? Про него я даже говорить всерьёз не хочу…. Дмитрий Васильев? Не смеши, пожалуйста, Димка пока ещё не определился по жизни до конца, его запросто могут перетянуть и на другую сторону, молодой он ещё, без чёткого стального стержня в душе…
— А что ты думаешь про наших шведских соратников? — задумчиво прищурился Егор.
— Здесь тоже не всё ладно. С тех пор, как погибли Ерик и Фруде Шлиппенбах, шведы откровенно заскучали. Как же иначе? Остались, что называется, без идейных вождей. Ганс Шлиппенбах, капитан «Орла», человек нелюдимый и заносчивый, он даже с соотечественниками общается редко и неохотно. Драгунский капитан Йохансен? Тот ещё тип! Жестокий и себе на уме…. От такого можно ждать всего, чего угодно. Вот он уверяет, что совсем не понимает русской речи. А както мы с Ваней Уховым болтали о всякой смешной ерунде, а Йохансен стоял рядом. Так по его лицу было видно, что он некоторые шутки понимал просто отлично…. Вот ещё одно, Саша. Шведы знают, что их любимый король Карл — во время зимней медвежьей охоты — очень сильно пострадал, чуть не умер и почти не встаёт с постели. Более того, они вполне могут грешить на тебя: все же в курсе, что при посещении Стокгольма именно ты подарил Карлосу русскую медвежью рогатину. А, вдруг, эта рогатина изначально была с тайным изъяном? Слухи и домыслы — штука противная…