Алые паруса бабушки Ассоль

Васина Нина Степановна

Шофер ответил на звонок.

Он вошел – погрузневший, с отекшим лицом. Вопреки нашим ожиданиям, не хамил и не угрожал. Он сам выглядел как замученный угрозами человек. И первое слово, которое произнес в Надоме, было «братцы».

– Братцы, чучело мальчишкам придется вернуть или сказать, где его спрятали. Вы не представляете, во что влезли.

Адвокат почти дословно, только добавив парочку профессиональных терминов, выдал ему мою теорию о преимущественном праве на чучело, как на останки любимой собаки, убитой таксидермистом.

– Тем

более что нет доказательств присутствия мальчиков в ту ночь в доме, – закончил адвокат.

– Камера у входа зафиксировала, что они там были, – сказал шофер. – Именно в ту ночь. Не позже и не раньше.

– У входа? – вырвалось у меня.

– Именно. – Шофер посмотрел осуждающе. – В подробностях. Икар донес тебя на спине и посадил на крыльце. Припоминаешь? Не хочешь рассказать, что было дальше?

Я молчал, соображая, где еще могли быть камеры на Черной даче. Предположим, что камера у входа, передающая изображение на монитор в коридоре, как и в Надоме, была всего одна.

– Не хочешь, – вздохнул шофер. – А давай на минуту представим, что скажет о той ночи Икар, которого обязательно допросят даже в закрытом лечебном заведении – немец умеет добиваться своего. Естественно, в присутствии назначенного адвоката! – злорадно добавил он. – А?

– Он скажет, что мы действительно ходили к дому, чтобы посмотреть в окна на первом этаже.

– Слабовато, – покачал головой шофер.

– Отец Кортика сообщил, что немец – таксидермист, а не вампир, как мы думали. Тогда мы поняли, что он из пуделя мог сделать чучело. И решили пойти заглянуть в окна, чтобы проверить эту догадку. Вы же здесь были, должны помнить тот разговор!

– Именно это меня особенно угнетает, – сознался шофер. – Я должен был с вас глаз не сводить до приезда второго немца. Он и попросил оставить двери опечатанными. Но мы все в ту ночь как-то странно уснули. Все – кроме вас, юноши. Вы хотели заглянуть в окна дачи через дорогу. И как – заглянули?

– Что?..

– В окна заглянули?

– Кортик посадил меня на крыльце, сам обошел дом, вернулся и сказал, что все шторы на первом этаже задернуты. Он не смог ничего рассмотреть. Это все.

Шофер с тяжким вздохом посмотрел на предложенную матушкой еду.

– Не могу. Изжога мучает. Подозревают язву. Не впрок мне пошли ваши пироги. А если Икар скажет нечто другое?

– Если мы были в доме, должны остаться следы, – парировал я.

– Новый немец позавчера вызывал бригаду фактурщиков. За соответствующую оплату. Отпечатки в доме снимали.

Он замолчал.

– И наших не оказалось, так ведь? – усмехнулся я.

– А с чем они их сравнивали? – встрепенулся адвокат.

– Я принес пару вещиц, которые трогал Икар, – объяснил шофер. – Что? Незаконно добытые? Без ордера? Умора с вами, адвокатами. Верните чучело, братцы.

– Лучше вам сходить к немцу и передать содержание нашего разговора, если вы не собираетесь поесть, – предложил я.

Ко всеобщему удивлению,

шофер молча встал и вышел.

В дом постучали. Мужчина в штатском хотел побеседовать со свидетельницей происшествия.

– Сосед написал заявление о покушении? – спросил его адвокат.

– Нет еще. Думает. Колючки выковыривает из задницы. Шофера мотает туда-сюда к вам на переговоры. Чего он хочет? Денег?

– Если бы, – вздохнул адвокат.

Пока служивый в штатском записывал показания матушки, вернулся шофер и сообщил, что мы можем оставить себе останки пуделя и даже перезахоронить их в дорогом гробу – немец все оплатит. Но только после того, как он эти самые останки в виде чучела осмотрит.

Мы с адвокатом посмотрели друг на друга. Предчувствие огромной, не умещающейся в моем сознании тайны пронеслось легким смерчем, сдувая со стола салфетки.

– Кто-нибудь закройте дверь – сквозит! – крикнула матушка из гостиной. – Не дом, а проходной двор!

Адвокат встал и закрыл форточку.

– А чего это вы побледнели? – усмехнулся шофер. – Не волнуйтесь, чучело вам вернут в целости, все останки, так сказать, будут сохранены. Кроме глаз.

– Что?.. – опешил адвокат.

– Немец сознался, зачем ему позарез понадобилось именно это чучело. Его брат вставил пуделю вместо декоративных глаз два бриллианта. Не слишком большие, но отличной огранки. Он требует камни. Да, кстати! – Шофер поспешил предупредить вопрос адвоката: – Не пытайтесь сами выковырять эти бриллианты. Затаскает по судам за причиненные камням повреждения. Ну что? – Он хохотнул и только что не добавил «Съели?!». Вместо этого почти участливо поинтересовался: – Нечем крыть?

Я закрыл глаза и сидел не шевелясь. Слушал, как адвокат ходит туда-сюда по комнате.

– Атила! – позвал он.

Я покачал головой, не открывая глаз.

Тогда адвокат обратился к шоферу:

– Спасибо за информацию и участие. Как только ваш хозяин предоставит доказательства присутствия в чучеле двух дорогих камней, мы сразу же обговорим условия их возвращения. Да, пусть не ограничивается документальным подтверждением наличия у его брата каких-либо бриллиантов, а побеспокоится о показаниях свидетелей, которые видели эти камни на морде чучела белого пуделя.

Шофер молчал. Вероятно, буравил адвоката сердитым взглядом.

– Адвокат, ты не чувствуешь, что вредишь парнишкам? Где твоя интуиции? Они же еще дурные, им по возрасту такими полагается быть, но ты-то!

– На сегодня разговор закончен, – объявил адвокат.

– Передай своей теще, что она нигде не сможет продать камни.

– Вон!

– Передай, пусть позвонит. Немец знает, что она в Москве.

– Вон!!

– Ухожу, не ори. Попрощайся с газоном.

Он ушел. Я открыл глаза. Посмотрел в красное разъяренное лицо адвоката. И поклялся жизнью матушки – за себя и за Икара, – что не имел никакого сговора с бабушкой Соль.