Алые паруса бабушки Ассоль
Шрифт:
– Плевать на свадьбу, – заявила Ассоль. – Через неделю ты должен выглядеть как непогрешимое произведение искусства.
– Перед кем? – хмыкнул Кортик.
– Перед стариком в инвалидной коляске, – ответила Ваниль. – Ассоль на тебя поспорила.
– На мою сперму? – спокойно спросил Кортик.
Наступила тишина. Потом Ассоль прошлась по комнате – они зализывали раны Кортика на втором этаже в комнате бабушки – и поинтересовалась:
– Он сказал – сперма?
– Нет, – быстро ответила Ваниль.
– Да! – кивнула Эйса. – По-моему, у мальчика крыша поехала.
– Тоже мне новость! – отмахнулась бабушка.
– Вероятно,
– А может, это Касабланка переборщила с приемами правильного мытья тела? – выдвинула свою версию Ваниль.
– Стоп! – крикнула Ассоль в озарении. – Я поняла. Твой друг – этот, как его… – Она пощелкала пальцами, но быстро вспомнила: – Атила. Он предположил, что я привезла тебя сюда исключительно для использования твоих яичек? Так?
– А что… – задумался Кортик, – эта самая штука появляется оттуда?
Ваниль, закрыв рот рукой, выбежала из комнаты. Ассоль строго посмотрела на Эйсу.
– Я серьезна, – уверила ее та. – Я абсолютно серьезна. Ничего… смешного… – Кусая губы, Эйса встала и подчинилась категоричному жесту Ассоль: вон!
Оставшись наедине с внуком, Ассоль села на канапе, вытянув ноги.
– Да, – сказала она устало, – эта самая штука появляется именно из яичек. Теперь ты скажи – мое предположение относительно причины вашей драки правильно?
– Вроде, – пожал плечами Кортик.
– Кто первый начал?
– Он! Он предложил полезть с ним на кран, а я отказался. Атила всегда так – сначала…
– Стоп! – крикнула Ассоль. – Давай сразу договоримся – мы обсуждаем только присутствующих людей. Тебя и меня.
– Отлично, – согласился Кортик. – Объясни насчет старика в инвалидной коляске и спора, о котором говорила Ваниль. Ведь это касается меня?
Ассоль закурила и через три выдоха дыма кивнула.
– Это касается поиска сокровищ с «Германика». Мы с тобой через неделю полетим в Петербург. Оттуда – морем – в Калининград. У меня все готово к погружению, кроме очень важной малости – нет фарватера прохода крупных судов в сорок пятом от Кёнигсберга до острова Рюгена. Нам и с этой картой придется перекопать восемь километров, а уж без нее… Шестьдесят лет прошло. Трижды я уговаривала себя опуститься на это дно – когда твой отец залез в мой сейф, когда с выставки в Рио-де-Жанейро увели сканер и когда выслали нашего дипконсула из Гамбурга. Больше откладывать нельзя – один из сыновей ювелира Коха умер… – Она задумалась и добавила: – С твоей помощью. А второй дышит мне в затылок уже третий год. Наша доблестная Служба безопасности, опять же, активизировалась в последнее время, а у нее это случается, только когда уже есть результат, то есть нечто, что можно экспроприировать. О чем мы?..
– О старике и споре.
– Ах да. Этот старик имеет уникальный архив военных фарватеров и неплохо наживается на этом. В Отечественную потонуло столько разных кораблей! Но он своего рода извращенец, как и все инвалиды, получившие вдруг власть, позволяющую повелевать другими людьми.
– А что такое фарватер? – в самый разгар ее философствования спросил Кортик.
Это было то, что моя матушка называет «пукнуть в бочку».
Ассоль застыла, забыв стряхнуть пепел в пепельницу на столике. Потом медленно опустила ноги с канапе и затушила сигарету. Встала, подошла к полкам с книгами –
Если бы она не демонстрировала так свое разочарование, Кортик, быть может, и одолел бы за ночь те тринадцать страниц из толстенной книги, которые она молча ему показала и отделила закладками. Но меня рядом не было – некому заниматься анализом и выводами, а синяк под глазом пульсировал болью, и Кортик сорвался:
– Не собираюсь ничего читать. Я тебе задал простой вопрос и хочу получить на него простой ответ. Ты хочешь иметь какие-то фарматеры, они помогут нам быстрей найти сокровища на дне, но как можно спорить на меня без спроса?
Бабушка Соль посмотрела на Кортика удивленно.
– Я спорила не на тебя, а на твое тело. Я сказала, что у меня родственник – идеально сложенный юноша, перед которым все произведения искусства меркнут. А Готланд утверждал, что никогда живой экземпляр не затмит изваяние Микеланджело, потому что созданная природой красота всегда ущербна, а ваятель из души своей создает идеальный образ.
– Это… в смысле – про меня? – опешил Кортик.
– Лучше говорить – «обо мне», – поправила бабушка. – И это не о тебе, а о твоем теле. Мы спорили тогда всухую, тебе было десять, но ты – копия своего дедушки, поверь. И я знала, о чем говорю. Готланд знал, что я интересуюсь затонувшим «Германиком» – в нашей среде всегда известно, кто за чем ныряет. И вдруг три года назад он напомнил мне наш спор и поставил на кон карту, на которой указан предполагаемый путь «Германика».
– Предполагаемый?
– Фарватер. Тогда это было очень важно – плыть по определенному пути – рельеф дна, мины, обстрелы. «Германик» его не прошел. Был потоплен торпедами советской подводной лодки. Погибло больше девяти тысяч человек, на нем плыли не только военные – их семьи тоже.
– А что ты поставила за меня? Если бы я не понравился старику.
– За тебя… – усмехнулась Ассоль. – Готланд коварен, как сто чертей. Я знаю, что делаю. Я выиграю спор. Но нужно спешить. Старик сильно сдал. Боюсь, что он долго не протянет. Весь свой архив он завещал музею в Ростоке. Не лезть же потом в музей…
– Все равно ты не имела права на меня спорить, – подвел итог Кортик. – И потом – я видел Давида Микеланджело. Отец меня возил специально на три дня. У него короткие ноги. Если нас поставить рядом…
– Мал еще стоять рядом с этим мужчиной. Доживи до его лет и убей пращой Голиафа, потом поговорим.
– Ну да, – завелся Кортик, – это на тему, что у него-то точно есть мускулы, определяющие род занятий.
– Ты не понимаешь, – вздохнула бабушка Соль. – Ты ничего не понимаешь в ситуации с Готландом.
– Так объясни!
– Обойдешься. Это моя жизнь, ты – ее часть, а значит, принадлежишь мне.
– Да я тебя вчера впервые в жизни увидел!
– Если ты появишься перед Готландом с подбитой физиономией, он из мести не отдаст мне карту!
– Не ори на меня!
– Сам не ори! Хоть бы у тебя был подбит левый глаз! – простонала бабушка. – Не правый!
Где-то в доме раздался гулкий удар гонга.
– В каком это смысле? – удивился Кортик.
– Ночная смена. – Ассоль встала. – С часу до пяти.