Амазонки и странники
Шрифт:
– Смайл!
Солнце било прямо мне в глаза, зайчики отражались от поверхности реки и от металлической ограды. Я постарался открыть пошире прищуренные глаза, и тут же сверкнула вспышка. Слева направо и сверху вниз: Александр Савченко, Марина Николаева, Елена Свияга, Игорь Кауров. Наш первый коллективный снимок.
– Ну так что, – сказал Санька, утолив голод. – Вы, дамы, как новые члены нашего отряда обязаны доложить ваши цели и задачи. За какими чебуреками вы едете в Гнилую Елань? Какие у вас научные интересы, вообще? Разве у феминисток бывают научные интересы?..
– Я занимаюсь половым разделением труда, – деловито сообщила Марина, кивая головой, как китайская глиняная собака, каких сажают за заднее стекло автомобилей.
– А, чего им заниматься! – радостно потянулся Сашка. – Место женщины на кухне. Или как там… Кюхе, киндер и кирхен! Природой так предназначено.
– Я не согласна. Я напротив, считаю, что основа такого разделения скорее гендерная, культурная, а не биологическая. Общество воспитывает девочек в сознании того, что им место в так называемой «женской» сфере, связанной с детьми и домоводством. Если бы было другое воспитание – то и разделение обязанностей было бы другим.
– Как только вы воспитаете мужчин так, что они научатся кормить грудью, я тут же перестану спорить и признаю свое поражение. Я даже сам запишусь на курсы будущих мам. Ну а ты, – Сашка повернулся к Лене, – какие гениальные идеи ты исповедуешь? Давай, рассказывай, что там у тебя по поводу перехода от матриархата к патриархату?
– На самом деле, матриархат не сменился патриархатом, – заявила Лена, деликатно вытирая салфеткой губы. – Он просто перешел в скрытую форму… Рот закрой, простудишься.
– А-а-аа? – протянул Сашка, вытаращив глаза.
– Я предлагаю делить историю человечества не на матриархат и патриархат, а на первичный матриархат и латентный матриархат, – продолжала Лена, с некоторым злорадством глядя на обалделого Сашку. – Просто на определенном этапе истории женщины преднамеренно отдали так называемую «политическую власть» в руки мужчин, а сами перешли на теневые командные позиции. Роль мужчин в этом так называемом «захвате власти» была нулевая. Женщины сами предоставили мужчинам право умирать на полях сражений, напрягаться, выполнять силовые работы, официально править, а сами продолжали управлять обществом изнутри семьи и посредством сексуального влияния.
– Правда? – яду в Сашкином голосе было столько, что если б он сейчас перегнулся через поручни и плюнул в Обь, мертвая рыба плыла бы до самого Ледовитого океана. – А потом что же произошло?
– Потом? Потом ничего не произошло. Он так и тянется.
– Кто тянется?
– Латентный матриархат. Продолжается в наши дни!
Я думал, с Сашкой инфаркт приключится.
– Ты вообще соображаешь, что ты несешь? – заорал он, когда слегка пришел в себя. – Это же чушь собачья! Это… Это такая чушь – я даже слов не нахожу. Ты просто не понимаешь, что такое «матриархат» и «патриархат», да? Господи, кто только вам грант дал…
– Общество поддержки молодых женских научных кадров имени Беатрис Стагнер, – сообщила Марина.
– Не знаю такого. И счастлив этим. Игорь, это какая-то секта. Я такого антинаучного бреда никогда в жизни не слышал. Ты вообще в курсе, что матриархат и патриархат – это фазы первобытнообщинного строя? – снова повернулся он к Лене, невозмутимо потягивающей пиво. – Ты в школе-то училась, красавица? Как матриархат – уж какой угодно, прости господи, латентный, активный, пассивный – может продолжаться в наше время? Или ты продолжаешь жить при первобытнообщинном строе, Пенелопа? Если да, то тогда я не удивляюсь твоим научным теориям…
– Это все терминологические придирки, – с достоинством ответила Лена. – Термины «матриархат» и «патриархат» имеют более общее культурологическое значение: доминация женщин или доминация мужчин – вне зависимости от этапа развития общества. Кстати, Марксова формационная теория давно вышла из моды…
– Из моды? – Сашка подавился собственной слюной и закашлялся. Говорить он не мог, только рукой махал. Лена подняла брови и с чувством победителя отвернулась к реке. Ветер романтически растрепал ее черные кудри.
Сашка Савченко был, с одной стороны умный, а с другой – дурак дураком. Ему было мало знать про свое интеллектуальное превосходство, он обязательно хотел, чтобы об этом знали окружающие. Ленино высокомерное заявление было ему просто как шило в одно место. Нам нужно было этой ночью отправляться в тяжелую, долгую дорогу, и любой на нашем месте позаботился бы о том, чтобы использовать последние часы в городе для отдыха, оставив идеологические склоки на потом. Но Сашка теперь счел своим долгом третировать Лену всеми доступными ему способами – просто, чтобы она почувствовала свое ничтожество перед ним, Александром Савченко. Когда мы поели, он заявил, что нам позарез требуется общий экспедиционный журнал. «Я должен иметь в финале объективные данные. У наших коллег такая фантастическая картина мира, что на их интерпретации событий я рассчитывать не могу. Будем вести дневник и записывать каждый наш шаг, чтоб потом не было никакой путаницы», – сказал он. И мы потащились в магазин канцтоваров, до которого почему-то никак нельзя было доехать на метро, а только на автобусе и троллейбусах с двумя пересадками. Был как раз час пик, народу в транспорте было – битком, мы уже все порядочно устали, а Лене на каблуках пришлось совсем плохо. При выходе из последнего троллейбуса, кто-то наступил ей на подол платья и она, потеряв равновесие, вылетела наружу. Хорошо, что я успел ее подхватить. Платье у нее разорвалось по боковому шву, где и без того был высокий разрез, до самого пояса.
– Одеваться надо по-человечески, – откомментировал Сашка.
– Это Дольче и Габбана! – с ненавистью прошипела Лена.
– Почем брала, по сто пятьдесят рублей?
– Не твое дело! – фыркнула Лена, придерживавшая расходящееся на боку платье. – Ну и как я теперь пойду?
Кружевное полотно стягивалось, как резиновое, и в разрезе постоянно мелькали черные трусики. Проходящие мимо мужики просто шеи сворачивали, пялясь на нашу компанию. Я постарался закрыть девушку собой.
– Давай посмотрим какие-нибудь булавки в канцтоварах, – предложила Маринка.
Мы гуськом вприпрыжку подались в магазин, двери которого занимали угол старого купеческого дома. Внутри девочки пошли разыскивать что-нибудь для починки платья, а мы с Сашкой отправились за экспедиционным журналом.
– О, давай вот эту возьмем, – Сашка радостно вытащил из стопы «общую» тетрадь в клеенчатой обложке ярко-красного цвета. – Красный – это цвет надежды!
Я не удержался и поправил:
– Цвет надежды – голубой.
– Сам ты голубой, – не медля ни секунды, отбрил Сашка.