Амелия
Шрифт:
– Tida, Tidu, Tidum, [290] – продекламировал лорд.
– Как бы там ни было, джентльмены, – заключил доктор, – если вы действительно хоть сколько-нибудь претендуете на то, чтобы вас так называли, я прошу вас положить конец шутке, которая крайне неприятна этой даме. Более того, я прошу вас об этом ради вас же самих, потому что здесь вот-вот появится еще кое-кто и уж он, в отличие от нас, поговорит с вами совсем по-другому.
– Ах, вот как, значит здесь появится еще кое-кто, – воскликнул милорд. – А мне-то что до этого?
290
Tida, tidu, Tidum –
– Не иначе как появится сам сатана, – вмешался Джек, – потому что двое из его ливрейных лакеев уже тут перед нами.
– Ну и пусть его появляется хоть сейчас, – воскликнул милорд. – Будь я проклят, если я ее сейчас не поцелую!
Услыша это, Амелия задрожала от страха, а дети, увидя ее испуг, уцепились за нее ручонками и принялись плакать; к счастью, как раз в этот момент к ним подошли сразу Бут и капитан Трент.
Застав жену в полном смятении, Бут тотчас нетерпеливо спросил, в чем дело. А в это же время лорд и его приятель, увидя капитана Трента, с которым они были коротко знакомы, оба одновременно воскликнули, обращаясь к нему:
– Как, неужели вы водитесь с этой компанией?
Но тут доктор обнаружил немалое присутствие духа: опасаясь роковых последствий в случае если бы Бут узнал, что здесь перед тем происходило, он поспешил сказать:
– Как я рад, мистер Бут, что вы наконец-то разыскали нас, а то ваша бедная жена от страха едва не лишилась рассудка. Но теперь, когда супруг снова с вами, – добавил он, обращаясь к Амелии, – у вас, надеюсь, больше нет причин для беспокойства.
Амелия, хотя и была напугана, тотчас поняла намек и стала упрекать мужа за то, что он надолго оставил ее. Однако ее мальчуган, не отличавшийся, естественно, такой догадливостью, воскликнул:
– Да, папа, вот эти скверные люди так напугали маму, что она была сама не своя.
– То есть, как это напугали? – встревоженно переспросил Бут. – Дорогая моя, вас в самом деле кто-нибудь испугал?
– Нет-нет, любовь моя, – торопливо ответила Амелия. – Уж не знаю, что это наш малыш болтает. Я вижу, что вы целы и невредимы, и больше меня ничто не тревожит.
Капитан Трент, который все это время разговаривал с молодыми повесами, обратился теперь к Буту со следующими словами:
– Тут произошло небольшое недоразумение: милорд, по-видимому, принял миссис Бут за какую-то другую даму.
– Так ведь всех подряд запомнить невозможно! – воскликнул лорд. – Если бы я знал, что эта леди – светская дама, и к тому же знакомая капитана Трента, то, уверяю вас, я не позволял бы себе ничего такого, что было бы ей неприятно, но если я сказал что-то лишнее, то прошу ее и всю компанию простить меня.
– Право же, я ничего не пойму, – проговорил Бут. – Скажите, ради Бога, что все это означает?
– Решительно ничего серьезного, – вмешался доктор, – о чем вам стоило бы допытываться. Вы ведь сами сейчас слышали, – вашу жену приняли за другую, и я действительно верю милорду, что произошло недоразумение: он просто не знал, к какому кругу эта дама принадлежит.
– Ну, ладно, ладно, – сказал Трент, – ничего особенного тут не произошло, поверьте мне. Я как-нибудь в другой раз объясню вам, в чем дело.
– Ну, что ж, – воскликнул Бут, – если вы так говорите, я вполне удовлетворен.
Оба вертопраха отвесили поклоны и тут же потихоньку ретировались, чем и завершился этот эпизод.
– Теперь, когда они ушли, – заметил молодой джентльмен, – я должен признаться, что никогда еще не встречал двух более дурно воспитанных и более заслуживающих изрядной встряски молодчиков. Попадись они мне в другом месте, я бы научил их относиться к церкви несколько более почтительно.
– Что и говорить, – ответил доктор Гаррисон, – вы только что избрали самый лучший способ внушить им это почтение.
Бут стал было уговаривать своего приятеля Трента посидеть с ними и предложил заказать еще одну бутылку вина, но Амелия была слишком расстроена всем случившимся и чувствовала, что вечер безнадежно для нее испорчен. Она стала поэтому отговаривать мужа, сославшись на то, что час уже слишком поздний и детям давно пора домой, с чем тут же согласился и священник. Итак, они уплатили по счету и покинули Воксхолл, предоставив обоим прощелыгам торжествовать по поводу того, что им удалось испортить вечер этой небольшой непритязательной компании, наслаждавшейся перед тем чувством безоблачной радости.
Глава 10
Занимательная беседа, в которой участвовали доктор Гаррисон, молодой священнослужитель и его отец
На следующее утро, когда доктор Гаррисон и два его друга сидели за завтраком, молодой церковнослужитель, который все еще находился под впечатлением того, как оскорбительно с ним обошлись накануне вечером, вновь возвратился к этому предмету.
– Это позор для власть предержащих, – заявил он, – что они не поддерживают должного уважения к духовенству, наказывая любую грубость по отношению к нему со всей возможной суровостью. Вы вчера совершенно справедливо изволили заметить, сударь, – сказал он, обращаясь к доктору, – что самое низшее по своему положению духовное лицо в Англии превосходит по истинному значению любого самого знатного вельможу. Что же может быть в таком случае постыднее зрелища, когда ряса, которая должна внушать почтение каждому встречному, вызывает презрение и насмешку? [291] Разве мы, в сущности, не являемся послами неба в сем мире? И разве те, кто отказывают нам в подобающем уважении, не отказывают в нем на самом деле Тому, Кто нас сюда послал?
291
Эта глава – не единственное свидетельство того, что Филдинга беспокоило растущее неуважение к духовенству; десятью годами ранее он поместил в своем журнале «Борец» серию очерков под названием «В защиту духовенства» (29 марта и 5, 12, 19 апреля 1740 г.). А в 1749 г. он в специальном памфлете обратился к большому жюри присяжных Вестминстера с призывом преследовать и наказывать тех, кто оскорбляет религию (Charge delivered to the Grand Jury, см.: Henley W Vol. 8. P. 195).
– Если это так, ответил доктор, – тогда таким людям следует остерегаться, ибо Тот, Кто нас сюда послал, может обрушить на них самую суровую кару за недостойное обращение с Его служителями.
– Совершенно справедливо, сударь, – подхватил молодой человек, – и я от души надеюсь, что Он это сделает; но Его кара слишком отдалена, чтобы вселять ужас в нечестивые души. Необходимо поэтому вмешательство властей, выносящих свой немедленный приговор. Штрафы, заключение под стражу и телесные наказания оказывают на человеческий разум куда более сильное воздействие, чем опасения быть осужденным на вечные муки.
– Вы так считаете? – спросил доктор. – Боюсь в таком случае, что люди не очень-то принимают такие опасения всерьез.
– До чего верно подмечено, – откликнулся пожилой джентльмен. – Боюсь, что именно так оно и есть.
– Во всем этом повинны власти, – сказал его сын. – Разве безбожные книги, в которых наша святая вера рассматривается как простой обман или, более того, служит просто мишенью для насмешек, не печатаются у нас чуть не каждый день и не распространяются среди мирян с полнейшей безнаказанностью?