Америка справа и слева
Шрифт:
— Допрыгался, защитник негров! — обратился один из них к Майклу Швернеру.
— Я понимаю ваши чувства, сэр, — ответил Майкл, — но я…
Выстрел не дал ему договорить.
Другим выстрелом в упор убили Гудмана.
Расталкивая сообщников, один из куклуксклановцев кричал:
— Сохраните для меня хоть одного!
Он выстрелил в затылок Джеймсу Чейни и удовлетворенно проговорил:
— Наконец-то и на моем счету убитый негр! Расправой руководил тридцатидевятилетний Сэм Бауэр, местный баптистский проповедник, он же «Имперский Маг белых рыцарей ку-клукс-клана». Про него рассказывают, что он может часами цитировать страницы
— Хайль Гитлер!
Накануне трагической ночи он собрал куклуксклановцев в церкви и произнес перед ними речь. Текст речи хранится сейчас в досье Федерального бюро расследований. В этой речи, как стало известно американским журналистам, Бауэр сказал:
«Этим летом враги-коммунисты надеются одержать важную победу в штате Миссисипи. Они хотят, чтобы негры зарегистрировались как избиратели и во время выборов тем самым проголосовали не за белых кандидатов, а за черных. Это коммунистический заговор… Мы должны сорвать этот заговор. Не останавливайтесь перед убийством белых агитаторов, приехавших сюда из северных штатов! Только не убивайте их днем, дождитесь ночи. А лучше всего, если вы их поймаете после какого-нибудь мелкого нарушения закона, например, превышения скорости на дороге. Вот тогда по нашим законам вы можете их убить».
Спустя три с лишним года убийц судили. Вашингтонец видел телевизионные репортажи из Миссисипи. Шериф, его помощник жевали резинку и охотно позировали репортерам.
Суд оправдал одиннадцать человек. Семеро получили разные сроки тюремного заключения.
Впервые в истории штата Миссисипи белые были признаны виновными в убийстве негра. Здесь все уверены, что, убей они одного лишь Чейни, их бы оправдали: ведь Чейни — негр. Но вместе с Чейни-негром было убито двое белых. А это уж меняет положение.
… И снова мы в пути. И снова у дороги белеют хлопковые плантации, мелькают изумрудные лесные поляны, под арками мостов бурлят грязные реки.
При въезде в лесной поселок — оживленная толпа. Обычно днем маленькие городишки и поселки как будто бы вымирают, совсем не видно людей. А тут полная улица народу. Сначала мы решили, что произошел «эксидент»: перевернулся автомобиль или грузовик, который занесло на повороте, проломил стену дома. Но где же тогда вездесущая полиция?
В гуще толпы стояла машина, которая никак не походила на полицейскую. Скорее она напоминала старинный фургон. На ее черном боку сияла надпись: «В торговле не бывает большого или малого». В машине сидел худой старик в высокой форменной фуражке и занимался странным делом. Тонким, почти женским голоском он выкрикивал в микрофон какие-то непонятные фразы, которые сливались в сплошную пулеметную дробь:
— Тата-тата-тата-тата…
Подойдя поближе, мы увидели, что толпа со всех сторон окружила маленький деревенский магазин. Его двери были распахнуты настежь. Трое рабочих в розовых комбинезонах снимали с полок товары и высыпали их на широкий стол, стоящий на тротуаре. Здесь в одной куче лежали мужские сорочки и посуда, соломенные шляпы и коробки с одеколоном, пачки стирального порошка и полотенца.
У стола хозяйничал уже другой старик в такой же форменной фуражке.
Толпа в возбуждении подавалась вперед.
И тут мы поняли, что старик в машине выкрикивает вовсе не тарабарское «тата-тата», а ведет аукцион.
— Доллардвадцатьпять — долларпятьдесят — долларсемьдесятпять, — тянул на одной ноте старик, набавляя цену.
Вещи шли с молотка.
Заглянув в окно, мы увидели старого негра, сидящего на массивном табурете посреди магазина. Большими, натруженными ладонями он подпирал седую голову. Рабочие, подтаскивающие товар в кучу, задевали его локтями, но он не обращал на это никакого внимания. Старый негр был, пожалуй, здесь единственным человеком, которого совсем не интересовали ни вещи, ни цены, которые все время взвинчивал аукционер. Он был абсолютно спокоен.
— Это бывший владелец лавки? — спросили мы у пожилой негритянки, которая только что купила набор кухонных ножей и теперь с трудом выбиралась из толпы.
— Да, это он, — сказала женщина. — Бедный, бедный Джон! Всю жизнь он работал на плантациях, мечтал о своем деле. И вот, наконец, решил заняться коммерцией, разбогатеть. Арендовал это помещение, взял товары в кредит. Вы видите, чем это кончилось.
Женщина вытерла потное лицо платком.
— А дети Джона, посмотрите на них, они ничего не понимают! — воскликнула она. — С каким хохотом носятся они вокруг стола! Все это кажется им веселой игрой. Еще бы! Столько народу. Ах, несчастные малыши, несчастный Джон! Вы знаете, сегодня ночью его вынули из петли. Насилу отходили…
— Двадолларатридцать — двадолларашестьдесят — двадолларадевяностодевять! — надрывался динамик на старомодном фургоне.
Старик, суетившийся у стола, держал над головою оранжевые брюки. Бедняки, которым аукцион представил возможность выгадать несколько центов на несчастье другого бедняка, отталкивая друг друга, кинулись за оранжевыми брюками…
… В городе Шарлотт мы беседовали с образованным негром, состоящим на государственной службе. Он работал по линии социального обеспечения. Мы спросили его, что он думает о так называемом «черном капитализме».
Этот лозунг выдвинул президент Никсон. Смысл его сводится к тому, что негры должны энергичнее «внедряться в бизнес», «обзаводиться собственным делом». Тогда, дескать, исчезнут гетто и сама собою решится проблема нищеты среди негритянского населения.
— Черный капитализм — это пустое прожектерство и демагогия, — сказал наш собеседник. — Какой же белый капиталист в нашем обществе волчьей конкуренции согласится потесниться и дать место черному? Чепуха все это! А где негру взять первоначальный капитал?
И, тем не менее, неправильно изображать американских негров в виде однородной массы. Среди двадцати пяти миллионов негров, подавляющее большинство которых бедняки, есть тонкий слой состоятельных людей. Есть малочисленная негритянская интеллигенция: врачи, профессора, юристы, писатели, актеры. Есть и бизнесмены. Количество их ничтожно. Доля их доходов составляет меньше одного процента от дохода всех американских бизнесменов. Например, в нью-йоркском Гарлеме, где живет около полумиллиона негров, лишь двадцать три бизнесмена-негра имеют собственные предприятия с числом рабочих более двадцати пяти человек. В том же Гарлеме лишь несколько магазинов принадлежит неграм.