Америка справа и слева
Шрифт:
Ему покажется, что ежедневная жизнь американца распадалась на две части.
Часть первая. Трагическая.
У главы семьи огромный синяк под глазом. Кто-то пытался убедить его, что существуют сигареты ароматнее, чем «Тэрстон»…
— Я лучше подерусь, чем изменю привычке, — хорохорится побитый, но непреклонный отец.
В спальне в изнеможении склонилась над бельевым ящиком мать семейства. На лбу ее холодный пот. Еще бы! Стоит ей лишь только отвернуться от белья, как мужские рубашки начинают дразниться детскими голосами:
А воротник остался грязным!
А воротник остался гряз.
Подобно гадким, жестоким детям, они замолкают, как только мать в ужасе поворачивается к бельевому ящику.
В углу рыдает старшая дочь. Жизнь для нее кончилась. Во-первых, у нее жутко потеют подмышки. Во-вторых, у нее перхоть. В-третьих, ей жмет бюстгальтер. И, наконец, вчера она услышала, как юноша, который ей нравится больше всех, сказал приятелям за ее спиной:
— Такая хорошенькая, а изо рта несет…
Младшего сына нет дома. Но и у него свои проблемы. Он не чистит зубов после каждой еды, и это ему, конечно, даром не проходит: врач уже обнаружил у него три дупла.
В довершение всего в доме начинается пожар. А дом-то, черт возьми, кажется, забыли застраховать!
Часть вторая. Оптимистическая.
Дом-то оказался все-таки застрахованным, хозяин просто забыл об этом в панике. Страховая компания покрыла все убытки. Отец семейства, красивый стопроцентный американец, кружит вокруг нового дома в спортивном автомобиле «мустанг», в бензобак которого нефтяная компания «Эссо» заправила вместо газолина живого дикого тигра. Единственное неудобство: от отца пахнет одеколоном «Карати», и все соседские жены, возбужденные этим сексуальным запахом, преследуют его по пятам так, что ему приходится отбиваться от них кулаками.
А тем временем его собственная жена, добродетельная мать семейства, признающая бюстгальтеры лишь одной фирмы «Харт», ликует над бельем, выстиранным в порошке «Зэт». Она хочет задвинуть бельевой ящик и уйти, но ящик не задвигается. Из него гремит торжественный марш композитора Джузеппе Верди из оперы «Аида».
К дому подкатывает автомашина, на которой красной краской выведены слова: «Только что поженились!»
— Поздравь меня, мама, — говорит старшая дочь.
В руках у нее средство против пота и флакон с шампунем, уничтожающим перхоть. За рулем спортивной машины «ягуар» сидит тот самый молодой человек, который когда-то сказал… Впрочем, стоит ли об этом вспоминать! Зять держит бутыль с «Листерином», превращающим обыкновенный человеческий рот в благоухающую розу.
В эту минуту в комнату вбегает младший сын и бросается к отцу, который беседует с гостями, пришедшими поздравить молодоженов:
— Папа-папа! У меня нет ни одного дупла! Молодожены мгновенно забыты. Гости обступают мальчика. Слышны возгласы:
— Невероятно! Как это могло произойти?
— «Крэст»! — осеняет отца. — Мы все с недавних пор чистим зубы пастой «Крэст».
И вот финальная сцена. Вся семья собирается на крыльце нового дома. Закатное солнце сияет на боках «мустанга». В белоснежных рубашках и блузках, ослепительно сверкая здоровыми зубами, члены счастливой семьи кладут в чистые рты знаменитую жевательную резинку «Чуингам Ригли» и хором поют рекламную песню, которую Ильф и Петров, безусловно, слышали еще треть века тому назад:
Хей-хо, хей-хей!Сжуем тревоги поскорей!..А теперь пришло время рассказать о тех, кто заказывает музыку и кто за нее платит. Покажем это опять на примере телевидения.
Телевизионные компании в США — частные предприятия. Их владельцы получают колоссальные доходы, потому что продают редкий и необычный товар — время. Всякая промышленная или торговая фирма, желающая рекламировать свои товары на экранах телевизоров, покупает телевизионное время. Цена на него разная. В те часы, когда у телевизоров сидят десятки миллионов зрителей (в часы передачи ежедневного вечернего выпуска последних известий, а также субботние и воскресные вечера), одна минута стоит десятки тысяч долларов.
Чтобы зритель не мог отвертеться от рекламы, ею нашпиговывают кинофильмы, «шоу», спортивные репортажи, последние известия, политические комментарии. Фильм прерывают шесть — восемь раз, чтобы пропустить несколько минутных или полуминутных рекламных роликов. Что бы ни случилось в мире, реклама не уступит своего места. Целую минуту ждал телевизионный комментатор Уолтер Кронкайт, пока исчезнет с экрана бутыль «Листерина», чтобы сообщить о смерти сенатора Роберта Кеннеди.
Одним из американских мифов является миф о том, что телевидение в Соединенных Штатах свободно и независимо. На самом же деле промышленные и торговые монополии — рекламодатели, или, как их здесь называют, «спонсоры», — давно уже купили телевидение со всеми его потрохами. «Спонсоры» купили не только телевизионное время, но и право составлять программы, набирать артистов, руководить режиссерами. Автомобильные, мыльные, электрические, авиационные и прочие короли, принцы туалетной бумаги и растирок от пота ног купили право воспитывать вкусы американцев, диктовать им эстетические нормы купечества, свои взгляды на события в стране и за рубежом.
Все мы люди, все мы человеки. «Спонсоры» это знают. Знают, что молодежь за уши не оттащишь от экрана телевизора, когда дают телефильмы с убийствами и насилием. Да что молодежь! Вот и мы, стрелянные уже воробьи, вернувшись в отель, воровато отводя глаза друг от друга, выбрали из всей телевизионной программы именно тот фильм, где он и она, мускулистый мужчина-самец и обольстительная женщина-самка, воплощали в псевдотрагедии все пороки человечества — садизм, предательство, зависть, ложь.
Время от времени фильм прерывался рекламой кока-колы.
Так и шли они на экране вперемежку, как в кошмарном сне: рассказ о падении человека и рассказ о возвышении сладковатого коричневого напитка, изобретенного чудаковатым аптекарем в городе Атланте.
ТРОЕ В ПУТИ
— Подберем хич-хайкера? — спросил Москвич.
У обочины дороги стоял человек, протянув нам навстречу поднятый вверх большой палец левой руки. Внешность человека была необычна. Начнем с тога, что он был бос, хотя температура воздуха приближалась к нулю. Потрепанная, застиранная рубаха, цвет которой мы не беремся определить, была подпоясана широким самодельным ремнем, на котором висела шкурка какого-то маленького зверька. Льняные волосы спускались ниже плеч. Если бы не тонкие усы да вьющаяся бородка, его можно было бы принять за женщину.
Хич-хайкер — это человек, «голосующий» на дороге. «Поднятый большой палец, как известно, обозначает просьбу подвезти, — писали Ильф и Петров. — Этот сигнал сделался такой же неотъемлемой частью американского автомобилизма, как дорожные знаки, указывающие поворот, или предел скорости, или пересечение с железной дорогой.
Для писателя, ловца душ и сюжетов, такой обычай представляет большие удобства. Герои сами лезут к вам в автомобиль и сразу же охотно выкладывают историю своей жизни».