Американская королева
Шрифт:
— Мои письма, — говорю удивленно. — Я думала ты их так и не получил.
— Я получил. Получил и перечитывал тысячу раз, потом распечатал, чтобы читать, где бы ни находился.
— Но ты никогда не отвечал, ни разу. И не просил меня прекратить.
— Тебе было семнадцать, Грир. Я должен был написать в ответ и сказать, что реально трахаю свой кулак, думая о тебе каждую ночь? Что каждый раз, читая твои письма, я начинаю дрочить; что мне становится плохо каждый раз, когда я вижу твое имя на экране? Я достаточно ненавидел себя за то, что испытывал к девушке такого возраста. Если бы я ответил,
— Эш, — шокировано говорю я.
— Знаешь, я их выучил. Слово в слово. «Мне не хочется скучных и распространенных попыток стать плохой. Мне нужны события, пробирающие до костей, вызывающие сожаление от боли в коленях. Хочу быть настольно плохой, чтобы остаться выжатой с фиолетовыми следами укусов на моем теле. Я хочу оказаться на грани познания себя, чтобы кто-то взял меня, подержал за шею и заставил взглянуть на безрассудное царство возможностей. Тогда я хочу ползти к нему».
Мои щеки краснеют. Я так смущена и все же… Эш запомнил мои слова, касался себя, думая о них, брал мои письма с собой в поездки…
— Грир. — Руки Эша скользят по моим бедрам и крепко сжимают. — Я должен знать, имела ли ты в виду то, что писала. Прошло десять лет с тех пор, как ты отправила мне это письмо, и хотя я десять лет просил бога, чтобы ты стала моей, я знаю, что для тебя все могло измениться.
Все изменилось. Сильно. И все-таки ничто, потому что я была здесь, лишаясь дыхания от поцелуев, словно мне снова шестнадцать. Увлеченная и одержимая, словно снова пишу эти письма.
— Я хочу знать, могу ли быть тем мужчиной, который будет держать тебя за шею, — сказал он. — Мне нужно знать, что ты позволишь с собой сделать, как далеко ты меня допустишь, потому что ты единственная женщина, произносившая эти слова мне. Единственная женщина, желающая этого от меня.
Я киваю.
— Да. Да, пожалуйста.
Эш расслабляется, и его лицо освещает улыбка.
— Я так долго ждал этого момента. Хотел этого сильно, мучительно, а теперь… — он вздыхает. — Теперь ты здесь и говоришь, что на самом деле хочешь быть моей.
— Я хотела быть твоей, с тех пор как стала достаточно взрослой, чтобы желать этого.
Я чувствовала тепло его пальцев, их слабое движение, пока они медленно приближались к моему лону, и это вызывало во мне боль, с которой я не могу справиться. Я попытаюсь двинуть бедрами, чтобы Эш коснулся меня в нужном месте, но он просто прижимает ладони к моим бедрам, останавливая.
— Чего ты хочешь? — спрашиваю я шепотом. — Позволь мне дать тебе это.
Эти слова скорее принадлежали человеку, жаждущему воды. Эш на мгновение прикрывает глаза.
— Не двигайся, — приказывает он, раскрывая мои ноги шире.
Я и так открыта для него. Его большие пальцы были в опасной близости к месту, где я пульсировала и нуждалась в нем.
— Да, сэр, — бормочу я.
И последовало первое касание. Большие пальцы поглаживают мои складки вверх и
Шлеп!
Резкий шлепок по внутренней стороне моего бедра.
Меня удивляет яркая вспышка боли, но еще больше поражаюсь тому, что моя киска сжалась, мурашки побежали по коже, и соски затвердели. Изо рта вырывается всхлип.
— Я первый мужчина, который смотрит на твою киску, таким образом, ведь так? Первый, кто раскрыл ее и просто посмотрит.
— Да, сэр.
Горячая вспышка в животе напоминает о ночи с Эмбри. Тогда не было взглядов, преднамеренных ласк или прелюдий. Только руки, губы и потребность. Есть что-то столь неотъемлемое в контроле и ожидании Эша. Эмбри относился ко мне как к сокровищу, которое он просто не мог не украсть. Эш обрабатывает меня как драгоценный камень, который нужно отполировать, а затем испортить, чтобы снова заполировать. Будто я красива лишь для его разрушения.
— Я хочу, чтобы ты показала, что делала, когда писала мне, — сказал он. — Я хочу увидеть, как ты трахаешь себя.
Я резко выдыхаю.
— Прямо сейчас?
— Да. Прямо сейчас.
Внезапно вся моя храбрость исчезает.
— Я просто… Я никогда не делала этого ни перед кем. Я боюсь, что буду выглядеть глупо.
— Я мечтал о тебе десять лет, — заверяет Эш. Его пальцы снова дразня, потирают меня. — О тебе, на моем столе, раскрытой для моего удовольствия. Это большее, на что я мог надеяться. Ты не можешь меня разочаровать.
Но, почувствовав мое колебание, Эш вложил в мою свою ладонь и сжал ее.
— Я помогу тебе начать, — говорит он, направив мою руку к изнывающей киске. Обнаженная кожа там мягкая, восхитительно нежная. — Не думай об этом иначе, чем есть на самом деле. Я заставляю тебя делать это. У тебя нет выбора. Неважно, насколько странно или неловко происходящее, потому что единственное, о чем тебе нужно беспокоиться, — мои слова и стоп-слово. Скажи «да, сэр», если понимаешь.
Его слова расслабляют и успокаивают. Нельзя остановить ад, даже если ты хочешь этого, и он прав, как только я откажусь от контроля и отдам свое тело его желаниям, страх смущения исчезнет.
— Да, сэр.
— Хорошая девочка. А теперь покажи, что ты делала в том компьютерном кресле столько лет назад. Я хочу увидеть, как ты кончишь.
Я, закрыв глаза, делаю, как приказано. Эш направляет своей рукой, и мои пальцы касаются мокрых складок, а затем поднимаются выше к опухшему клитору. В тот момент, когда мои пальцы касаются его, я чуть не падаю со стола. До этого я умирала от голода, нуждалась в этом, даже несмотря на то, что каждую ночь ласкала себя сама. Эш кардинально менял все. Это уже не я и мои размытые воспоминания, слившиеся с самыми темными фантазиями. Я — это руки Эша на моих бедрах, пульсирующая вена на шее Эша, серебристый галстук Эша, сверкающий в тусклом свете гостиной Белого дома. Мы вместе — это интимно, как и секс, хотя мы полностью одеты, а рука, ласкающая клитор — моя.