Американская пастораль
Шрифт:
— Я не знаю.
— А как относится к евреям ваш отец? Давайте обсудим это открыто и избавим нас всех от горя, которое может принести будущее.
— Мистер Лейвоу, хотя иногда все это и говорится, чаще всего не говорится ничего. Моя семья вообще не из разговорчивых. Два-три раза в год мы ходим вместе в ресторан: отец, мать, мой младший брат Дэнни и я. И меня всегда удивляет, что вокруг сидят люди, пришедшие семьями, и разговаривают друг с другом. Мы просто сидим и едим.
— Вы уклоняетесь от темы.
— Простите. Я вовсе не собираюсь защищать их, потому что мне самой это
— И как же они отнесутся к тому, что ваш муж еврей?
— Примерно так же, как вы относитесь к тому, что ваш сын собирается жениться на католичке. Одна из моих кузин замужем за евреем. Все немножко прохаживались на этот счет, но скандала не было. Она, правда, была постарше меня, и все радовались, что она хоть как-то устроилась.
— Была таким перестарком, что и еврей сгодился. Сколько ж ей было, сто?
— Тридцать. И никто не рыдал. Вообще все это не имеет значения, если только кто-то не хочет сознательно оскорбить другого.
— А если хочет?
— Что ж, тогда может возникнуть желание как-то съязвить. Но мне не кажется, что брак с евреем должен восприниматься как проблема.
— Пока не возникнет вопрос о воспитании детей.
— Вы правы.
— И как же вы с родителями собираетесь разрешить этот вопрос?
— Этот вопрос я буду решать сама.
— И что это означает?
— Я хочу, чтобы мой ребенок был крещеным.
— Вы хотите этого.
— Варианты возможны во многих случаях, но только не когда речь идет о крещении, мистер Лейвоу.
— Что такое крещение? Почему это так важно?
— Это простая процедура смывания первородного греха. Но если ребенку суждено умереть, она открывает ему путь на небо. Если ребенок умер некрещеным, душа обречена на маяту во тьме.
— Что ж, нам, разумеется, не хотелось бы этого. Позвольте спросить о другом. Если, скажем, я соглашусь, чего еще вы хотите?
— Думаю, что, когда они подрастут, мне захочется, чтобы дети приняли первое причастие. Святые дары…
— Значит, главное, на чем вы настаиваете, — крещение, которое, как вам кажется, обеспечит умершему ребенку путь на небо, и первое причастие. Объясните мне, чтоэто.
— Это тот первый раз, когда мы приобщаемся к евхаристии.
— А эточто значит?
— Сказано: сие тело мое, сия кровь моя…
— Это связано с Иисусом?
— Да. Разве вы этого не знаете? Это момент, когда все преклоняют колени. «Это тело мое, ядите его. Это кровь моя, пейте ее». И тогда все прихожане произносят «Господь — Бог мой» и вкушают от тела Христова.
— Этого я не могу принять. Простите, но это уж слишком, и я отказываюсь.
— Если ребенок будет крещеным, можно пока не заботиться обо все остальном. Почему бы ему самому не решить, когда придет время?
— Нет, Доун, я предпочел бы, чтобы ребенок этого не решал. Я, безусловно, предпочитаю решить это сам. Не хочу оставлять ребенку возможность решать, будет он есть Христа или нет. Я готов с полным уважением отнестись к любым вашим действиям, но мой внук есть Христа не будет. Простите, но это не обсуждаемо. Теперь послушайте, на что я готов согласиться. Я дам вам право окрестить его. И это все.
— Как — все?
— Пусть еще будет Рождество.
— А Пасха?
— Пасха. Ей нужна Пасха, Сеймур. Знаете, дорогая Доун, чем была Пасха для меня? Пасха — это тот день, благодаря которому мы получаем массу заказов. Массовые заказы на перчатки, которые должны лежать в магазинах, ожидая покупателей, которые явятся за всеми этими пасхальными аксессуарами. Я сейчас расскажу вам одну историю. Каждый год тридцать первого декабря, днем, мы полностью рассчитывались со всеми делами и обязательствами минувшего года, отправляли рабочих по домам и садились с начальником цеха и начальницей цеха распить бутылку шампанского. И только мы успевали сделать первый глоток, как — всегда! — раздавался звонок из магазина в Уэлмингтоне, потом из магазина в Делавере. Звонили закупщики, которые хотели сделать заказ на сотню дюжин коротких белых лайковых перчаток. В течение двадцати с лишним лет мы знали, что, поднимая бокал за удачу в новом году, мы непременно услышим звонок с просьбой поставить сотню дюжин перчаток, и речь шла о пасхальныхперчатках.
— Что ж, у вас была своя традиция.
— Да, юная леди, была. А теперь расскажите, что, собственно, означает Пасха?
— Его воскрешение.
— Чье?
— Иисуса. Воскрешение Иисуса.
— Мисс, вы утяжеляете мою участь. Я-то думал, что это день, когда вы устраиваете парадное шествие.
— Да, шествие происходит.
— Хорошо, я не отниму у вас шествие. Что еще?
— На Пасху мы едим ветчинный окорок.
— Хотите есть на Пасху ветчину — ешьте. Что еще?
— На Пасху мы ходим в церковь.
— В добротных белых перчатках, надеюсь?
— Да.
— Вы хотите посещать в Пасху церковь и брать с собой моего внука.
— Да, мы будем тем, что моя мама называет «католики раз в году».
— Действительно так? Раз в году? (Весело хлопает в ладоши.) Что ж, по рукам. Раз в году. Убедили.
— Вообще-то два раза в году. На Рождество и на Пасху.
— А что вы будете делать на Рождество?
— Пока ребенок мал, просто посещать службу и петь рождественские хоралы. Полагается оставаться в церкви, пока не пропоют все хоралы. Иначе все не в счет. Рождественские хоралы поют и по радио, но в церкви пение не начинается, пока младенец не родился.
— Это все мне не важно. Хоралы, как бы их ни пели, меня не интересуют. Сколько дней все это продолжается на Рождество?
— Во-первых, Сочельник. Потом ночная месса. Ночная месса — это высокая месса…
— Не знаю, что все это означает. И знать не хочу. Даю вам канун Рождества и день Рождества. Даю Пасху. Но не даю эту штуку, которая означает поедание тела.
— А катехизис? Как быть с катехизисом?
— Этого я не могу позволить.
— Вы знаете, что это?