Американский ниндзя 1-2
Шрифт:
«А ведь это настоящая удача», — понял вдруг Джо.
В самом деле — условия приема позволяли не только рассмотреть врага, но и узнать о нем максимум возможного. Находясь среди людей, он как бы терял право на спасительную неподвижность, по которой нельзя было вычислить ничего, а даже простая походка о многом может рассказать опытному глазу. С другой стороны (как и любая простая из мыслей, эта мысль пришла в голову Джо последней), о нем можно просто было расспросить знающих его гостей или, что было еще лучше, обслугу.
Не откладывая дело в долгий ящик, Джо поманил пальцем официанта с небольшой
— Простите…
— Да? — официант услужливо протянул Джо поднос с напитками, но тот отрицательно мотнул головой. Правильно истолковав жест Джо, официант наклонился к нему поближе и обратился в слух.
— Эти два господина — кто они? — кивнул Джо в сторону заинтересовавших его людей. К счастью, ниндзя в этот момент отвернулся в сторону, разговаривая о чем-то со своим господином в очках.
— Это друзья губернатора, сэр, — вежливо объяснил официант. — Один из них — это Лео Деррек, а второй — просто его помощник.
— Спасибо.
Чтобы не выдать охватившего его волнения, Джо сжал кулаки.
Заказанный судьбой пасьянс сходился!
Друзья губернатора. Старичок-профессор, с которым они явно были знакомы, — видно, телохранители рангом пониже и увели его с приема. Имя Лео. Остров с ниндзя. Ниндзя на приеме… Оставалось вписать сюда коротышку-инспектора, но его роль поддавалась определению без труда: такие люди, как Лев, просто не могут не подкупать полицию, тем более, когда они ходят в друзьях губернатора.
Официант подождал продолжения, но не дождался и незаметно отошел. Джо не стал его останавливать
— вряд ли он смог бы сказать больше того, что уже сказал. Да и нужно ли это было?
Враг вышел из тени на солнце. Теперь оставалась самая «малость» — победить его.
Блестя глазами от возбуждения, Джо повернулся к Джексону:
— Это он.
— Кто? — ч- не понял его приятель.
— Человек, про которого мне рассказывал Тейлор.
— Джо больше не мог скрывать своей радости. Узнать врага — наполовину победить… — Лео Деррек, Лео… И он — друг губернатора.
Несколько секунд Джексон простоял молча, переваривая новую информацию, затем его глаза сделались большими и круглыми.
— Ты смотри! — проговорил он, покачивая головой и с неприкрытым любопытством глядя на Дер-река. — Это уже становится интересным.
Джо кивнул. Он был полностью согласен с таким определением.
Теперь дело оставалось за малым…
— Армстронг!
В первую секунду Джо растерялся — он совершенно забыл, что пришел сюда не только с Джексоном, и не сразу понял, кто может звать его по имени.
Лавируя среди хаотичных людских ручейков, прямо к Джо спешил Дикий Билл. На его лице была написана такая озабоченность, что сразу становилось ясно: произошло нечто серьезное.
Джо хватило одного взгляда на капитана, чтобы его веселость куда-то улетучилась. Теперь он был готов отругать себя за столь радужные эмоции: он вел себя не как человек, имеющий сложное задание, не как воин, а как мальчишка, играющий в войну. И где он так раскрылся? Среди противников, которым был заметен каждый его взгляд. Разве сам он, Джо, не следил только что за ниндзя? Так как это он мог забыться и обнаружить свой интерес как раз в его присутствии?
Все эти мысли пронеслись в голове погрустневшего Джо за считанные доли секунды, пока Дикий Билл подходил к столику. Когда капитан остановился, оказалось, что шел он не один — из-за его спины вынырнул коротышка Син.
Инспектор еще не успел сказать и слова, как Джо стало не по себе: он уже заранее чувствовал, чем может обернуться для него это появление полицейского.
— Армстронг, — Дикий Билл остановился и покосился на коротышку, — инспектор хочет вам кое-что сказать.
«Вот оно, вот… доигрался!» — напрягся Джо.
Щелочки глаз инспектора Сина глядели на него злорадно и торжествующе.
— Я слушаю, — Джо не узнал собственный голос.
— Я уже сообщил вашему офицеру, — кривясь при произнесении каждого звука, заговорил Син, — что перед убийством Тейлора свидетели видели вас. Вы прошли в его комнату и последним разговаривали с ним. — В этом месте полицейский сделал паузу, чтобы насладиться произведенным его словами эффектом. — Так что я прошу вас проследовать со мной в участок. Вам придется ответить… — он снова замолчал, акцентируя последнее слово, — на некоторые вопросы!
Наверное, если бы посреди площадки взорвалась бомба, если бы началось светопреставление или нечто подобное, то и Джо не почувствовал бы такого отчаяния.
Именно отчаяния. Если в жизни существовала сила, перед которой он становился слабым и беззащитным, имя ей было Закон. Как тогда, когда Патриция была заложницей и Джо мог только умереть, не имея истинного выбора, так и теперь он был повязан по рукам и ногам.
Подчиниться и пойти за инспектором означало погибнуть. Джо знал уже, как легко находятся подкупленные свидетели, как продаются судьи и покупаются эксперты. Но если бы он бросился сейчас бежать, если бы спасся — он лишился бы поддержки своих единственных союзников. Напрасно страдал бы тогда Дикий Билл, не зная, как перешагнуть через частокол условностей и запретов: и все тот же Закон, и ответственность человека, имеющего прямое отношение к посольству и, стало быть, представляющего свою страну перед остальным миром, необходимость во что бы то ни стало не допускать международного скандала, — все связывало его по рукам и ногам. Так уж повелось в мире, что и Добро, нарушившее Закон, могло встретить только общее осуждение, в то время как прикрывающееся Законом Зло годами могло делать свое черное дело, поглядывая свысока на выступающих против него незащищенных ничем одиночек. Высунулся? В тюрьму голубчика! Знай свое место, голое Добро…
Джо вспомнил свои первые встречи с Законом: даже в «прирученном» и поставленном на службу интересам общества виде он был неуклюж, как носорог, и даже не замечал, как крушил хрупкий хрусталь человеческих судеб. Даже «законный» Закон…
«А ведь мои дела еще хуже, чем можно себе представить… — осознал вдруг Джо. — Даже если состав присяжных включит в себя честнейших людей — я погиб. Однажды обвиненный в убийстве навсегда остается для всех убийцей, и никому нет дела до мотивов, которыми он руководствовался. А меня судили дважды…»