Америкен бой
Шрифт:
— Курить будешь?
Мухин достал сигареты, закурил сам и протянул пачку Чечену. Но тот и тут не дал слабины, даже не поменял позы, только ноздри его затрепетали, когда он учуял запах дыма.
— Да ты мне профиль свой орлиный не демонстрируй,— довольно примирительно заметил лейтенант, затягиваясь с удовольствием после сытного обеда. Он вообще сейчас был настроен миролюбиво.— Я и так знаю, что ты молчишь. Знаю, что рта не откроешь. Но тут я к тебе не с допросом, а как бы за консультацией. Случай, понимаешь, особый. Ваших, Чечен, мочит кто-то. Круто мочит, профессионально,
Чечен продолжал сидеть неподвижно и хранить молчание, но было видно, что информация его заинтересовала.
. — Да, тебе наверное скучновато здесь,— лейтенант полез во внутренний карман и достал оттуда конверт.— Так я тебе веселые картинки принес. Так, посмотри, развлекись.
Он протянул конверт уголовнику.
Было видно, что Чечен заколебался, помедлил, но конверт все-таки взял. Конверт не был запечатан. Из него Чечен достал пачку фотографий с мест происшествий. Даже сейчас, мельком проглядывая вместе с Чеченом фотографии, Железяка подивился прыткости убийц. Фотографий было много. Слишком много на два будних дня.
Чечен же смотрел фотографии на первый взгляд совершенно бесстрастно. Пролистал их все, на некоторых задерживаясь, пытаясь разобрать, кто на них изображен.
Лейтенант легко соскочил со стола и прошелся по тесной камере. До двери и Обратно. Отстрелил щелчком окурок в сторону параши и, облокотившись плечом о стену, выдержал секундную паузу, а потом начал говорить.
— Вообще-то ты знаешь: я с такими подонками как ты в доверие не играюсь.— Мы с тобой враги, врагами и умрем... Хотя, согласись, не возьми я тебя в это тихое, уютное место, где так сытно кормят, среди этих фотографий уже и твоя была бы. Ты же к Лепчику часто на яхту приезжал. Вы там с Диким на природе любили оттягиваться. Но и Дикого я от неминучей смерти спас. Тут он, неподалеку. Но Дикой —казачок, глуповат. Ты поумнее будешь. Потому к тебе и пришел...
— Никто бы меня не взял,— гордо вскинув голову произнес Чечен.
— Ну, так уж и никто! Я-то взял. А эти ребята, признаюсь, пошустрей меня. Была бы у тебя сейчас либо шея свернута, либо пара пуль в легких. Зелень пятнадцать человек сторожили. С Лепчиком на яхте пятеро были. И не молокососы. Коня, а ты помнишь, Конь боец неплохой был, голыми руками придушили. И ты бы не сдюжил. Вы ж, бандиты, любите, чтоб вас с десяток, а жертва одна. Там вы сильны. А один на один — школьники непорченые. Только и умеете, что шипеть злобно. Вот, как ты. Помнишь?
Об этом Железяка напомнил зря. Это он сразу понял. Чечена ради пользы дела хвалить надо было, льстить ему. Тут бы он раскололся. Говорить надо было, что он бы, конечно, такого не допустил, если б на свободе был. Но и отсюда может дружкам своим помочь...
Чечен, не складывая, бросил фотографии на цементный пол и те, шелестя, разлетелись веером.
Железяка попытался все-таки надавить еще:
— Смотри, случай какой уникальный выпал,— проговорил он.— Можем мы друг другу помочь. Они ведь всех твоих корешей поганых под корень выведут. По мне, так и слава Богу, но интересно мне знать, кто они? Скажи мне, Чечен, с кем вы что не поделили, куда на свою голову сунулись? Кто вас мочит?
Чечен однако долго молчал, а затем начал говорить. Говорил он забавно. С сильным акцентом, но очень медленно и очень грамматически правильно. И даже те небольшие шероховатости, которые встречались в его языке, только придавали ему какую-то странную образность:
— Если бы ты, Железяка, был воином, я бы уважал тебя. За храбрость. Но ты не воин, ты цепная собака. Цепной собаке нет уважения. А кроме того, ты глупая цепная собака. Ты глупая цепная собака, потому что служишь хозяину, который тебя плохо кормит. А за наших людей не волнуйся. Будут разборы, все станет ясно. Все станет ясно без вас, без ментов. Все. Уходи. Я больше говорить не буду.
Железяка вдруг понял, что ему напоминает вот такое верчение фразы, когда каждая следующая начинается с повторенного конца предыдущей. Так разговаривал Сталин. Это открытие его несколько развеселило.
Конечно, как и предполагал майор, он ничего не добился. Но, в сущности, он не очень и рассчитывал на то, что Чечен вдруг начнет говорить. Хотя что-то промелькнуло в его глазах, что-то...
Железяка, не прощаясь, вышел из камеры и, гулко шагая по коридору, пытался поймать за хвостик ускользающее ощущение. Вот он начал говорить Чечену о том, что их людей убивают, вот он рассматривал фотографии... Вот отказался говорить.
И тут Железяку осенило: Чечен ничего об этой разборке просто не знал. Он же так и сказал: «Все станет ясно». Не «мы их попишем», не «Близнецы сами разберутся». Конечно, рано или поздно все действительно станет ясно. Чечену просто нечего было сказать. Он был и сам удивлен и информацией, и фотографиями.
— Ну как, Славик? — участливо спросил майор, возвращая лейтенанту пистолеты.— Сказал тебе что-нибудь Чечен?
— Сказал,— ответил лейтенант.— Сказал, что я пес цепной и со мной ему разговаривать западло.
— А! Это его обычная песня. Значит, вхолостую сходил?
— Ну, не сказал бы. Отсутствие ответа — тоже ответ.
— Это для меня слишком сложно,— заметил майор.— Но поверь моему опыту: не принимай все это близко к сердцу. Надорвешься. Близнецы там, Никольские... На наш с тобой век подонков с лихвой хватит.
С этим тезисом лейтенант согласиться не мог. Наверное, он действительно принимал все слишком близко к сердцу.,
— Все равно я их найду,— зло бросил он, распихивая пистолеты.
— Одержимый ты, Славик. Железяка ты и есть Железяка... Кстати, второй-то, ствол у тебя нештатный. Настучит кто-нибудь, ругать тебя станут...
— Пока я их ловлю, ругать никто не будет.
— Молодой ты, Славик,— по-доброму улыбнулся майор.— И глупый. Это смотря кого поймаешь. А как поймаешь не того, и все тебе припомнят, даже ствол нештатный.
— Ну, тогда и разберемся.
— Ну-ну... Тебе, кстати, из Управления звонили. Приказывали явиться.
— Неужели и тут вычислили? —- удивился лейтенант.— Значит, и вправду нужен...