Анафема
Шрифт:
«Не знаю, чей он там наместник, — зло подумал Корняков, — но таких гадов надо давить! Давить, чтоб неповадно было».
Савва вздохнул, мысленно попросил у Господа прощения за свой гнев. Этих чувств не скроешь на исповеди, отец Сергий будет недоволен. Опять станет говорить о смирении. Хотя какое уж тут смирение… Даже вспоминать не хочется, что Наместник с девчонкой сделал. Вся спина в полосочку, а она на своих спасителей кидается: «Отпустите (Единственного!» Тьфу! Мерзость! Если не получается с бабами по нормальному, сиди в уголке и не отсвечивай. А этот слизняк вон чего выдумал!
«Нет, развеяться мне точно не
«Господи, прости мысли мои грешные!»
…взять женщину. Простым, природой предназначенным способом. Без плеток, наручников и цепей.
Тьфу! Опять!
«Наверняка, это тоже грех, — подумал Савва, — но сейчас я бы с удовольствием прибил подонка. Прости меня, Господи!»
Без женщины сегодня никак. И без хорошего гудежа — тоже никак. Лучше, чтобы все вместе и хорошо бы не один раз. Слава тебе… нет, похоже, тут не Господа благодарить надо, а нечто противоположное, в Москве теперь проблем с этим нет. Конечно, далеко еще Тверской улице до Пляс Пигаль, Сохо или квартала красных фонарей в Гамбурге, но подвижки в лучшую сторону уже имеются. Никто же не требует, чтобы в витринах стояли полуголые девки и трясли силиконовыми протезами. Хотя это было бы забавно. Савва представил, как из окон Главпочтамта на прохожих зазывно глядят слегка одетые проститутки, выставив напоказ резиновые и силиконовые округлости, и усмехнулся. Ладно, сойдет и то, что в полукилометре от Кремля можно снять проститутку любого цвета кожи.
— А по Тверской, а по Тверской, ходят девушки с тоской, — напевал Корняков, поглядывая на тротуар, — как в том пруду, куда тебя отведу…
«Не хочу блондинку, — подумал он, — хочу, такую смуглявую, с острыми грудками, торчащими как у козы в разные стороны, и пухлыми рабочими губками. Сначала мы скажем ей: парле ву франсе, креветка, и поставим в соответствующую позу…»
Тут воображение у Саввы заработалона всю катушку.
«Потом мы…»
В последний момент он успел нажать на тормоз — спортивного вида «мерин» впереди, вспыхнув, как рождественская елка огнями стоп-сигналов, притормозил возле группы девиц. Корняков вытер лоб. В последнее время он стал замечать, что воображение развивается не по дням, а по часам, будто берет реванш за ту невеселую жизнь, что он вел до сих пор. Все правильно: там, среди смертоносной горной «зеленки», фантазию лучше держать на коротком поводке. Если на зачистке станешь воображать, что могут сделать с тобой бородатые отморозки, быстро начнешь собирать чертиков с себя и с товарищей. Или пойдешь в ближайшую деревню с автоматом. Зачищать. Пока не кончаться патроны.
«Мерин» отъехал, прихватив сильно крашеную бабочку в юбке чуть ниже пупа, и Корняков подкатил на его место. Девицы, отступившие было в тень, облепили машину, постукивали пальчиками в стекло, зазывно улыбались. Одна прилегла на капот, задрала топик и расплющила о лобовое стекло плоскую грудь.
— Массажик тайский не желаете, мужчина? Прямо в Париже обучалася! — …девушка из Нагасаки! У меня такая маленькая грудь, и губы алые, как маки. — Этеншин, пли-из! Аи кисе ю беттер зен…
— Красавицы, — Савва щелчком отправил окурок точно урну с рекламой «Макдональдса», — у вас тут пастух имеется?
Девушки поскучнели.
— Опять разборка, что ли?
Савва вспомнил, как недавно на Сухаревке в группу ночных бабочек бросили гранату, и улыбнулся как можно шире.
— Что вы, милые, какие разборки. Так, перетереть коего надо.
Девица, обучавшаяся в Париже тайскому массажу, отошла в сторонку и, достав сотовый, коротко с кем-то переговорила.
— Сейчас подкатит, — сказала она, — ты бы отъехал, если не берешь никого. Нечего клиентов распугивать.
Савва подал машину вперед, заехал на тротуар и выключил двигатель. Мимо проплыла желто-синяя машина ППС. Девушки заулыбались, шаловливо помахивая пальчиками мордатому лейтенанту. Скривив губы, тот брезгливо оглядел их и равнодушно отвернулся. «Нагасаки» оттопырила вслед «канарейке» средний палец. Патрульные были сегодня сыты и довольны, иначе не преминули бы воспользоваться доступными телами на халяву. А может, то была не их зона ответственности.
Впрочем, после смены они могут и вернуться,
Вот это служба: катайся себе в казенной тачке, любуйся окрестностями. Раз в месяц сутенеры отстегнут, что положено, подложат девку, водочкой угостят. Бывает, конечно, что приходится ловить любимых клиенток, составлять протоколы, но это уж если начальство озвереет. А им самим-то чего звереть? Наоборот — предупреждают о проверках, и тоже не бесплатно. Девицы переселяются на Ленинградку, поближе к Химкам. Там трасса наезженная, точки опробованы. А на Тверской похватают приезжих малолеток, и, глядишь, через неделю опять все чинно, все спокойно. Все довольны, особенно сутенеры. Облава кроме всего прочего почистит от конкуренток территорию.
«Для вас, ребята, — мрачно подумал Корняков о сутенерах, — главное — не наглеть. Чтоб не было совсем уж девчонок тринадцатилетних, да еще, пожалуй, не стоит предлагать товар для „падали“.
Он для порядка еще раз оглядел ночных бабочек. Несовершеннолетними там и не пахло. Вот и славненько.
«А то приедем мы, и будет очень нехорошо».
Сзади мигнули фарами. Савва скосил глаза в зеркальце заднего вида. Черный «шевроле-экспедишн» накатывался, как набирающая ход лавина.
«На вшивость проверяют», — понял Корняков, ожидая, что бампер иномарки вот-вот въедет ему в багажник. Водитель знал свое дело туго: решетка радиатора «шевроле» заняла весь обзор, когда он встал, крепко вцепившись колесами в асфальт.
Распахнулись дверцы, два квадратных парня в широких брюках не спеша вылезли наружу. Один, лениво потянувшись, вразвалочку пошел к машине Саввы, второй прислонился к капоту, словно предстоящий разговор его не интересовал ни капельки. Корняков вышел навстречу, облокотился о крышу машины, разглядывая приближающегося парня. Мощные бицепсы распирали рукава толстовки, перекачанные донельзя — они смотрелись на редкость уродливо. «Стероидов переел, бедолага, — подумал Савва, глядя, как бык приближается, покручивая на толстом пальце массивную связку ключей, — хотя, если в захват возьмет — отпустит только вместе с головой. Вывод: голову не подставлять — другая не вырастет».