Аналогичный мир - 2
Шрифт:
— Имя?
— Эркин, сэр.
Русский быстро вскинул на него глаза.
— Как? Эр-кин?
— Да, сэр. Эркин.
Русский кивнул, записывая.
— Фамилия?
— Мороз, сэр.
И снова быстрый удивлённый взгляд.
— Как-как? Может, Мэроуз?
— Нет, сэр. Мороз. По-английски — frost.
Русский улыбнулся.
— Так может, у тебя и отчествоесть? — спросил он с заметной насмешкой, специально ввернув в середину фразы русское слово.
Эркин напрягся, но отвечал по-прежнему
— Да, сэр. Фёдорович.
— Скажи пожалуйста, — удивился русский. — А документы?
— Да, сэр.
Эркин осторожно, чтобы резким движением не навлечь удара, распахнул куртку и достал из кармана рубашки красную книжечку удостоверения, подал её русскому и снова заложил руки за спину.
— В чём дело? Почему задержка?
— Посмотрите, капитан.
Русских уже трое. Вертят его удостоверение, рассматривают его самого, явно сверяя с фотографией.
— Может, ты и русский знаешь?
Спросили по-русски, и темнить уже поздно. Шагнул — так иди.
— Немного понимаю.
— Давно подал заявление?
— Двадцать первого октября.
— Где оформлял?
— В Гатрингсе.
Русские вопросы наперебой с трёх сторон. Эркин отвечал по-русски, стараясь не путаться в словах, спокойным голосом, только пальцы за спиной всё сильнее вцеплялись друг в друга.
— Ладно, — тот, кого называли капитаном, был, видимо, старшим. — Остальное потом. Оформляйте в общем порядке.
— Есть.
Эркин перевёл дыхание. Дальше пошло быстро. Две сотенных кредитки — как это он не сообразил, пока везли, посмотреть, но обошлось, положили к остальному без вопросов — бумажник, несколько сигарет, расчёска — купил тогда в Гатрингсе на толкучке — рукоятка ножа, немного мелочи, обе запаянные в целлофан справки, шапка — всё, больше ничего у него в карманах не было, выдернули ещё пояс из джинсов. Охлопали ещё раз по карманам, отдали расчёску и шапку, а остальное сгребли в пакет. И вот он уже идёт по коридору. Стены глухие, как в лагерном отсеке распределителя.
— Стой.
С лязгом открывается дверь.
— Вперёд.
Эркин перешагнул через порог, дверь захлопнулась, и… и увидел всех троих. Губача, Роба и Длинного, растерянно озиравшихся по сторонам.
— Меченый!
— Чего так долго?
— Бумаги мои смотрели. Вы чего стоите?
— Да чего-то… — промямлил Роб, оглядывая теснившиеся в камере двухэтажные койки.
А Губач ответить не успел. Дверь открылась, впустив Митча, который с ходу заорал, бросаясь к одной из верхних коек у стены.
— Это моя!
Его вопль привёл в чувство остальных. Дверь часто лязгала, впуская всё новых и новых. Расстрел явно откладывался, и надо было устраиваться. В общем, койки занимали без стычек. Поменяться всегда можно, а если друга или брата загонят в другую камеру,
— Мы уж боялись, что тебя к белякам загонят.
— Нет, их ещё во дворе держат.
Они злорадно заржали. Вошли ещё четверо. Всё, все койки заняты, остальные, видно, в другую камеру попали. Отсутствие простынь и одеял никого не смутило, вернее, многие этого просто не заметили. Отдельная кровать, матрац и подушка… если не верх комфорта, то очень близко к нему. Лечь, вытянуться…
— Ещё пожрать бы дали, так совсем красота!
— А про сортировку забыл?
— А ни хрена! Пока не шлёпнули, жить надо.
— Это да, это ты правильно.
— Пожрать бы…
— Постучи и попроси.
— Во! Сразу дадут!
— Так не ему одному. Нам тоже достанется.
— Ложись, Мартин, ты ж в машине не спал, — сказал Эркин.
Мартин устало кивнул. Посмотрел на часы.
— Долго ехали.
— И где мы? — поинтересовался Эркин.
— Не знаю, — Мартин тяжело лёг на койку и повторил: — Не знаю. Не могу сообразить. Сигареты забрали, чёрт.
Эркин снял куртку, лёг и укрылся ею. Разуваться не стал: днём в любой момент дёрнуть могут, пока не велели спать.
— Меченый, ты в отруб?
— Что не доем, то досплю, — ответил Эркин, закрывая глаза.
Кто-то засмеялся, но большинство тоже стало укладываться, кое-кто уже похрапывал. Эркин повернулся набок, натягивая на плечи куртку…
…- Угрюмый, — шёпот Зибо выдёргивает его из сна.
— Чего тебе?
— Слышишь?
Он сонно поднимает голову. Вроде крики какие-то. Но далеко.
— Ну и что?
Он уже понял — что. Пупсика застукали с Угольком. Доигрались. И надзиратели готовят на завтра… веселье. Трамвай. Их поставят во дворе, всех, по росту. Чтоб все видели. И чтоб надзирателям всех было видно. На балкон выйдут хозяева. Пупсика и Уголька заставят раздеться, привяжут и начнётся. И всем смотреть, и попробуй глаза закрыть — сразу в пузырчатку, а вякнешь чего — сам рядом ляжешь. Зибо всхлипывает. Ему-то чего? Сами виноваты, голову потеряли…
…Эркин заставил себя открыть глаза. Разноголосый храп, постанывание, сонное бормотание и разговоры трепачей сливались в ровный негромкий гул. Эркин посмотрел на соседнюю койку. Мартин лежит на спине, руки под головой, но глаза открыты, смотрят, не отрываясь, в потолок. Эркин сразу занял верхние койке себе и Мартину рядом. Наверху хорошо: не под ногами у всех, и чтоб тебя сонного ударить, придётся лезть вверх, успеешь проснуться. Неподвижный взгляд Мартина не понравился Эркину.
— Мартин, спишь? — шёпотом позвал он.