Андрей Ярославич
Шрифт:
«Вот так раскидывается над людьми сеть лжи! — думал Андрей. — Но может ли быть у меня государство, где этой сети не будет и люди будут видеть небо?»
Но было ясно, что из наемных воинов не составишь войска несметного, где одного убитого тотчас возможно заменить другим, таким же бесправным. Наемный воин сохранил чувство собственного достоинства, ценит свою жизнь и не кинется в горячке под копыта коней противника, грудью останавливая наступление… А можно ли попытаться заменить безумную и страшную мощь этих разгоряченных, себя не помнящих человеческих тел страшной, но разумной мощью особых приспособлений?.. И с вниманием особым разглядывал Андрей метательные
Но не только об этом новом устройстве войска думал сейчас Андрей. Осматривая дворцы и храмы Даниилова города, он подметил много черт, общих с прекрасными боголюбовскими строениями. Андрей сказал об этом Даниилу; и тот похвалил его наблюдательность и отвечал, что ничего дивного и тайного нет в этом сходстве. У Андрея Боголюбского ведь работали мастера из Галича, и мастеров из дальних для Владимирской земли западных стран звал к себе на службу Андрей Боголюбский. И князь добавил, что, ежели Андрей пожелает строиться, он пришлет Андрею самых искусных мастеров…
— Я о строительстве многом помышляю, — признался Андрей доверчиво, — да столько всего сделать надо!.. Платежи, войско, законы… Александр, брат мой… с ним разобраться…
Андрей недоговорил, увидел пристальность особенную в испытующем взгляде Даниила.
— До меня вести дошли из Новгорода, — сказал Даниил, — Ныне здоров Александр, в Новгороде остается. А Кирилл, митрополит, воротился во Владимир…
Вести не были хороши для Андрея. Так нужна была ему сейчас поддержка Даниила, рука старшего на плече… Вели бы Даниил сказал, как Лев, как отец: «Все будет хорошо, я — за тебя», — все было бы легче!.. Но Даниил молчал. Что ж, Даниил ему не отец и не пестун; и сам Андрей не младенец, которого надо утешать, а возрастный правитель. Й перемог себя, не показал своего отчаяния; как мучительны ему тяготы правления, не показал. Но все же подчинился этому желанию своему спросить о чем-то важном для себя…
— Кирилл — всей Руси митрополит, в Никее утвержден. Кирилл — человек Александра, понять немудрено. Как же Галичина и Волынь?..
Ждал ответа. Подумал, не обиден ли вопрос Даниилу. Даниил все глядел испытующе и чуть насмешливо.
— А так! — заговорил. — Что мне митрополит всей Руси, беглый мой печатник! Я покровительство понтифекса великого Римского приму, королем буду зваться законно. Ведь и отец мой, Роман Мстиславич, королем себя звал в мечтах о королевстве великом…
Андрей припомнил давние слова отца о поповских выдумках… Латинская, католическая ересь!.. Душа его с иным свыклась… Но не о душе надо сейчас думать… Митрополит, он всегда под боком и может сколько угодно этот бок твой угрызать!.. Великий понтифекс… Конечно, поставит и он своих попов, понашлет… но, может, их окоротить проще будет?.. Тогда у Александра за спиною — Орда, византийство; но Андрей — с государями Запада… Общая вера…
— Но как же? — тихо сказал. — Владимир и Галич будут свободны от митрополии, но ведь их разделяют смоленские, черниговские земли…
Даниил видел, как борется Андрей душевно. Хотелось ободрить, рукою махнуть на все государственные дела и соображения, голову эту мальчишескую, переполненную мятущимися мыслями, прижать к груди своей… защитить… Но этого нельзя было так просто, Даниил — правитель, и правитель великий, сам это ведает…
— Будут битвы, — густоголосо говорит, — черниговских, смоленских князей будем на свою сторону
И вдруг Даниил стал говорить о зависимости вассальной, о том, как вассалу на Руси при первых еще Рюриковичах вручался меч в золотых ножнах; о Мстиславе Удалом, который, избирая, кому из зятьев дать Галич, выбрал Андрея, венгерского королевича, женатого на Марии Мстиславне, тот Андрей Мстиславу служил. А разве Василько Слонимский не служил Даниилу?
Андрей не мог не понять. Это ему сейчас предложено сделаться вассалом Даниила. И эта зависимость от тестя избавила бы Андрея от многих тягот. Но ведь Андрей — правитель, а не подданный, и должно ему одолевать свои тяготы, а не избавляться от них…
— Нет. — Голос твердо звучал. — То — да, а это — нет! Не могу…
— Я ведал заране эти твои слова отказные, — выросла на стене большая неровная тень мощной главы Данииловой, пламя свечей восковых метнулось в подсвечниках-шандалах… — Но мне ведомы и твое благородство, и честность твоя…
— Друга, союзника — не предам! — Не мальчика беззащитного слова, но гордого правителя…
И Даниил не мог понять, какой Андрей более мил ему, беззащитный доверчивый мальчик или этот юный князь, горделивый и благородный и оттого еще более доверчивый и беззащитный…
«То» было покровительство возможное великого понтифекса, «это» — зависимость вассальная…
Но вовсе не все их беседы проходили в таком напряжении. Чаще Даниил совсем по-отцовски пускался в рассказы-воспоминания. О своих походах воинских. О королевстве своего отца, Романа Мстиславича, соединившего воедино в своих владениях княжества Галицкое и Владимиро-Волынское, земли черноземные, где хлеба восходят обильно, и земли, обильные солью, без коей не в радость пища ни зверю, ни человеку; и земли, населенные кузнецами — ковачами железа и златокузнецами искусными… Но младенцем четырехгодовым, сиротой, изгнан был Даниил Романович из Галича, нашли было с матерью, с братом и сестрой прибежище во Владимире-Волынском, но и оттуда были изгнаны. Тогда впервые выучился Даниил ценить верность и запомнил, как боярин Мирослав его вез малого, «возмя перед ся на седло»… И после — как нелегко давалась, власть, сколько раз приходилось бежать в земли польские, венгерские… И тесть, Мстислав Удалой, нелегкий был! Галич захватывал, не любил Даниила, хотя дочь свою Анну, венчанную Даниилову супругу, любил, подарками дарил дорогими… А как пришлось к Батыю на поклон ехать, как спрашивал хан:
— Пьешь кумыс?..
Это кобылье-то молоко заквашенное!.. Но и Даниил умел ухарским быть…
— Доселе не пил, ныне велишь — пью!..
А вечером хан прислал вино Даниилу.
— Не обыкли пити молоко, пей вино!..
А теперь не достать Орде Галичину и Волынь — лапы коротки!..
И снова и снова — Андрей просил почти по-детски — и рассказывал князь о Буде, и Вене, и Кракове, и о Риме, где тоже бывать доводилось… И лицо Андрея осеняла мечтательность чистая детская — так хотелось все увидеть!..
И внимательно слушал Андрей о битве с Фильнеем. Андрей не был природным тактиком и стратегом, как Александр или Даниил; и теперь Андрей это понимал ясно; и хотел научиться, разумом напряженным уловить то, что не было ему дано от природы. Пора понимать, знать, как выстраивается битва, пора избавляться от этого ребяческого представления о битве как о цепочке красивых поединков!..
Но слушая Даниила, Андрей видел его лицо, движения его сильных рук, слышал звучание его голоса густого… И невольно отвлекался от подробностей важных…