Андрейка
Шрифт:
— Они такие же путаники, как и ты. Извини, Эндрю!.. Никакой опасности для Канады нет. Ее придумали американцы, чтобы протащить в Сенате свои линкоры, а заодно держать нас в узде. Мы не американские солдаты...
На обратном пути, в машине Барри, разговор продолжался:
— Эндрю, ты прибыл не только из нищей страны. А из нищей тоталитарной страны. Русские привыкли подавлять в себе эмоции. Иначе там не уцелеешь, правда?.. Канада — страна раскрепощенных людей. Каждый волен делать, что он хочет... Вот ты чего-то хочешь, правда?
Андрейку
— Хочу водить машину! И все!
— Зачем тебе машина?
— Развозить пиццу.
Барри засмеялся.
— Смешно?! — сердито спросил Андрейка. — Я видел объявление, требуются люди с машиной. Развозить пиццу.
— Платят столько, что даже на кроссовки не заработаешь... — Кэрен вздохнула.
— Платят! А не подают в шляпу! — возразил Андрейка.
Барри улыбнулся.
— Бабушка может тобой гордиться, Эндрю! Уговорил! Начинаем уроки вождения.
... Вечером, когда вернулись в свой «музыкальный ящик», внимание Андрейки привлек необычный шум и крики, доносившиеся сверху. Выглянув из окна, он увидел, как на балконе дрались знакомые ему черные куртки. Кому-то дали гитарой по голове. От звука оборвавшейся струны Андрейка втянул голову в плечи, точно это ему врезали.
Треск и звяканье ломаемых гитар привлекли и Барри. Он выглянул на балкон.
— У обезьян и эмоции обезьяньи, — сказал он.
— В Москве «металлистов» били смертным боем. Оказывается, это правильно. Ваш «хеви металл» надо запретить, как ядовитые газы...
— Но–но, Эндрю! Пусть они лучше ломают свои гитары, чем головы.
Ветер был холодноватым. Андрейка стал замерзать, хотел войти в комнату. Но Барри почему-то не торопился возвращаться назад, и Андрейка остался. Прислушиваясь к шуму наверху, Барри сказал в раздумье:
— Эндрю, я пытаюсь аранжировать Моцарта для джаза...
Взглянув на Эндрю, у которого от удивления вытянулось лицо, Барри заметил:
— Это старый спор, Эндрю. Классика для быдла — нужна ли? Не потеряет ли свой духовный, да и интеллектуальный запал... «Уши» ее достанут, и только... — и, скорее самому себе, чем Андрейке, продолжил: — Да, не в метро бы начинать...
И замолчал. Андрейка стал коченеть, хотел прошмыгнуть в комнату, Барри положил руку на его острое мальчишеское плечо:
— У каждого есть своя сумасшедшая идея, Эндрю. Она мучит и меня. Если б удалось... Представь себе, Эндрю. Фильм, в котором звучит квартет старинной музыки. Какая лента, а? Да еще с острым, почти детективным сюжетом. Чтоб на нее повалили все, даже эти обезьяны. Это бы действительно стало запевом. А... Как была бы счастлива Кэрен! — И он тут же ушел, словно застеснялся, что вдруг высказал сокровенное. Андрейка двинулся за ним, но — задержался: увидел, как двое длинноволосых в кожаных куртках пытаются выкинуть третьего с балкона.
— Эй! Эй! Кожаные! — закричал Андрейка. — Он же убьется...
Они наконец перекинули парня через перила балкона, и он с криком полетел вниз.
... Через несколько минут Андрейка услышал вой полицейской сирены. Подошла вторая желтая машина, в цветовых вспышках. Затем черный автобус без окон. Дом, похоже, оцепили. Андрейка спросил у Барри испуганно:
— Что теперь будет?
— А тебе-то что бояться? — удивился Барри. «Heavy metall» упился до смерти...
— Меня ищут. Я же говорил...
Барри потрепал в раздумье свою шкиперскую бородку.
— Тут тебе, действительно, оставаться нельзя, Эндрю. Вот что!.. Поехали со мной в summer camp. Это летний лагерь. Я нанялся туда плотничать и по вечерам играть и петь. На все лето. Мне понадобится помощник.
Барри перед высоким зеркалом наскоро состригает всю петушью красу Андрейки.
— Э, да ты похож на девушку, Эндрю. Мягкое у тебя лицо, девичье. Только вот скулы... Кэрен, дай ему свою шляпку и юбку. На случай, кто зайдет...
Они усаживаются в «шевроле» Барри. Мчат по Фронт–стрит, мимо знаменитой телевизионной башни — опознавательной Торонто.
— Видал? — спрашивает Барри. — Самая высокая в мире.
— Как? — с удивлением переспрашивает Андрейка. — И у вас, как в Москве... Все самое–самое?..
Барри улыбнулся и свернул в теснину стеклянных небоскребов, темно–синих, золотистых, в которых отражался город. Он показывал рукой, на что смотреть; в его как бы небрежном жесте таилась гордость.
Машина выскочила на площадь. Андрейка обратил внимание на огромное серое здание в виде двух полуколец.
— Лучше, чем здание СЭВ в Москве! У кого оригинал?
Барри не счел нужным ответить. Включил приемник. Диктор спокойно–торопливым тоном рассказал о пожарах и прочих происшествиях. Среди них скользили слова об убийстве в доме №... (там-то Андрейка и собирался поселиться) и что полиция приступила к расследованию.
— И чего расследовать? — Барри пожал плечами. — Ординарная история. Кто-то, наверное, спутал этаж и ... высказал свой взгляд на «хеви металл»...
У Андрейки округлились глаза.
— Выкинули из-за музыки?
— А в России не бывает?
— В России был культ личности. Тогда убивали за что угодно.
— В Северной Америке пятьдесят культов. Начиная от культа Муна, который женит сразу целые полки кретинов. Вон «хари кришна», видишь? Бритые, в белом, идут–подпрыгивают под барабан... Справа на углу «панки». Панком вы уже были, господин петух? Это пройденный этап. Ах, какие краски!.. Дураки? Они? Нет, они читали Фрейда. И Эпикура тоже. Раскрепощают свои эмоции, как видите... «Сагре»: лови день! Не думай о будущем. А наше правительство?! — Он ругнулся: — Чикен гавермент!.. Далеко от них ушло? А вот «Рап» — ритмичная декламация под музыку с пританцовыванием. Словом, негритянские причеты. Ну, затем мы, «New Wave — новая волна»... Эндрю! Идеи сдохли. Все! Даже Фидель Кастро, бывшая моя надежда, оказался обычным тюремщиком... И вообще, кому нужны эти игры?! Все равно, мы ничего не можем изменить. Что остается?