Андрейка
Шрифт:
— Похоже на вертолетный винт?
Вертолет был тяжеловат: спортивные брюки обтягивали бедра Кэрен, они были такой ширины, которую Андрейка впервые увидал лишь в Канаде. Странно ужасно!
Кэрен вскочила почти легко, раскрасневшаяся, чуть взмокшая.
— Никогда не видел брейкданс? Честно?.. Тогда расскажи, Андрэ, откуда ты взялся?
Кэрен была так встревожена и по-матерински участлива, что Андрейка, внезапно для самого себя, принялся рассказывать, откуда он взялся...
В завершение он произнес тоном самым беззаботным:
—
Кэрен быстро открыла холодильник, вытащила оттуда помидоры, огурцы, лук. Торопливо нарезала, залила маслом, которое называлось с никогда не виданным Андрейкой самохвальством: «Браво!». Поставила плетенку с хлебом. Глаза у Кэрен, оказывается, синие и неподвижные. Какая-то тоска в них, даже боль. Она замечает устремленный на нее взгляд Андрейки, спрашивает:
— Что ты?
— У вас глаза как у моей бабушки, когда она провожала меня в Москве, в аэропорту «Шереметьево»!
А вот вышел к ним и Барри. Лет ему под тридцать. Старик! Но веселый.
— Кэрен, поскольку ты гостю почти бабушка, то я, значит, дедушка.
— Ох, не надо! Мой дедушка окончил жизнь в тюрьме... Вы же просто шкипер с пиратского фрегата. Их тоже не миловали...
Все захохотали, кроме Барри.
Андрейка вглядывался в широкое крестьянское лицо с аккуратно подстриженной рыжей шкиперской бородкой. Правда, у шкиперов никогда не было очков с толстыми линзами и затейливо изогнутыми дужками. И конечно, они не носили накрахмаленных рубах с воротниками такой белизны и свежести, что было непонятно, как можно было остаться столь ухоженно–чистым в доме, где штукатурка осыпается от каждого удара двери, а с потолка все время что—то крошится в кружку с чаем.
— Только что из России? — повторил «шкипер» удивленно, протянул Андрейке большую натруженную руку и сказал, что спать Эндрю может вот на этой рухляди в гостиной. Рухлядь, правда, без ножки, но он починит. Голос у «шкипера» ранящий, горловой, с клекотом и сипением, похожий на отцовский. Или это так ему кажется.
Барри вернулся к роялю, сел за него, и... снова квартиру наполнила барабанная россыпь.
Андрейка побелел.
— Извините. У меня весь день... галлюцинации.
— Го–осподи, Бог мой! — воскликнула Кэрен. — Случись такое со мной, я бы просто умерла.
Андрейка кивнул в сторону двери.
— Это действительно рояль?
— Да, концертный «Стейнвей». Замечательный.
— Да, я вижу, но откуда тамтамы?
Кэрен откинулась недоуменно, залилась счастливым, освобожденным от страха смехом, груди ее затряслись; она застенчиво приложила ладонь к своим губам.
— Пойдем, Андрэ.
Смех Кэрен заставил Барри прекратить игру. Услышав о «галлюцинациях» Андрэ, он улыбнулся и, открыв блестевшую белым лаком крышку, показал, что такое его «приготовленный рояль»...
Так он его и назвал: «Приготовленный рояль». И ноты, которые стояли на пюпитре, назывались «Пьеса для приготовленного рояля». Автор — Джон... Имя Андрейка не слышал никогда. Американец, наверное.
Барри взял из папки другие ноты. На них было напечатано имя автора: Барри...
— Это вы? — Андрейка воскликнул хоть и почтительно, но не без страха.
Барри повернулся к роялю, и... чертовщина продолжалась. Барри нажимает одну клавишу, а звучат... две. Некоторые звуки нормальные, рояльные. Но нажимает на «до», звучит «фа–диез». Другие — с металлическим призвуком, почти ксилофонные; а то опять вдруг какой-то металлический бряк, стук.
Барри взглянул на вытянувшееся лицо Андрейки и, поднявшись на ноги, показал на металлические шурупы, которые были засунуты там и сям между струн. Одни шурупы медные, с красноватым отливом, другие белые, железные или алюминиевые. Одни шурупы короче, другие длиннее...
Андрейка слышал краем уха, что существуют «джазовые рояли». В меру «расстроенные», с резиновыми прокладками–заглушками или со струнами, натянутыми неодинаково... Так имитируют джазовый оркестр... Но шурупы?! Металлические шурупы в фантастическом американском «Стейнвее». К «Стейнвею» их даже не подпускали. На нем играют лишь лауреаты на конкурсах!
Барри снова взял несколько аккордов и тут же сбросил руки с клавиатуры.
— Ну, что вы скажете, молодой человек?
Андрейка хотел что-то произнести, переваливаясь с ноги на ногу, но не решился, продолжал топтаться молча.
Барри смотрел на него терпеливо, выжидающе.
Андрейка выпалил с очевидной всем искренностью:
— Бабушка вас бы убила!
— Какая бабушка?
— Моя... Она преподавала в Гнесинском училище. В Москве. Это как консерватория...
Кэрен развела руками, пытаясь, на всякий случай, умерить дискуссионный пыл:
— У русских все сурово традиционно, ты же знаешь, даже балет.
— Поэтому-то все балетные «звезды» бегут, дорогая Кэрен, из России, как от чумы, не так ли?
Он зашагал к платяному шкафу, открыл дверцу. В шкафу на полках и крючках висели и лежали музыкальные инструменты. Гитара, скрипка, флейта, саксофон... наверное, весь симфонический оркестровый и джазовый набор...
— Что предпочитаете? — спросил он.
Андрейка смотрел ошеломленно.
— Это все ваше?..
Барри, видно, не отвлекался на разглагольствования, достал из шкафа нотную тетрадь, выдрал одну из страниц, на которой было написано:
«Бах. Прелюдия. Партита до–минор». И протянул руку к флейте, которая висела на крючке, как ружье. Подал ее Андрейке.
— Не возражаете?
— Так это бабушка в консерватории, а не я, — испуганно вырвалось у Андрейки.
Барри показал пальцем на нотную линейку: — Что это?
— «До диез мажор... »
— Так и думал. Сколько лет вас терзали в музыкальной школе?
— Я сбежал из музыкальной школы!
— Все сбежали! Только наша Кэрен выстрадала до конца... Кэрен, на ловца и зверь бежит!