Ангел Маруся
Шрифт:
Если там тучи, то всё равно, рано или поздно, выглянет солнце. Смотреть на него нельзя, не дано это человеку, зато можно жить и не бояться, что оно погаснет. На что ещё мы можем так твердо рассчитывать?
Ещё там есть собственно небо, синее, голубое, серое — по ситуации. Солнце смешивает на нем краски заката — восхода. Небом пользуются птицы и люди в целях быстрого перемещения по своим хозяйственно — бытовым надобностям. Зерна там поклевать или слетать на недельку отдохнуть в другие страны. Птицы летают легко, а люди с натугой и продуманно. Люди летать — боятся. Они покупают в порту, в магазинах без налогов, виски и коньяки, такое персональное горючее и заправляют себя, как самолет. И этот акт приобщения к таинству механистического полёта внушает им оптимизм и надежду.
Говорят,
Вот живёт человек на свете, а как будто в темноте — наугад. Методом проб и ошибок, шишек и синяков. А подсказки-то вот они, на каждом шагу, оказывается. Дело за небольшим — суметь увидеть или услышать. Или просто почувствовать. И не бояться доверять персональным органам чувств. Уж они, родимые, нас не подведут.
31
Я могу вернуться на пятнадцать лет назад. Туда, где я — не совсем понимающая, на каком свете нахожусь из-за постоянных бессонных ночей и нездешней легкости в организме. Смотря отсюда туда, понимаю, что было — счастье. Незамутненное комфортом и прочими приятными мелочами достаточной жизни. Просто была весна, месяц май с его именинами сердца и изумрудной свежестью зелени. Почему я запомнила именно это мучительное время — с вечно болеющей, плачущей ночи напролет лялькой и скудным рационом материальных удовольствий, с мыслью, что не хватит денег на что-либо насущное, холодной волной бегущей вдоль позвоночника — как предчувствие чего-то настоящего?
Ни появившийся позднее достаток с его возможностями того и сего, ни сами возможности, материализующиеся время от времени во что-то вкусное или красивое, не давали такого прекрасного ощущения некой правильной сиюминутности. Просто — сидящая на скамейке под майскими берёзками в оцепенении сна — бодрствования молодая бестолковая мамаша, перемещение тени от склонившейся ветки по младенческому личику в коляске. Лёгкий ветерок, лёгкие облачка. Жизнь — впереди.
Не скажу, что жалею о том, что всё с какого-то момента пошло не так — кто знает, как оно должно идти? Да и где он, этот момент? Как определить, что вот — дальше развилка, можно так, а можно этак? Или, ещё лучше — три тропинки от большого серого камня с накарябанным на нем пессимистическим прогнозом развития событий вне зависимости от выбора варианта. Наше, родное, русско — народное… Но, с другой стороны, шёл-таки Иван — дурак по тропинке, идти всё равно ведь надо было. Спасать там всех подряд — то того, то этого. Шёл и находил-таки свое дурацкое счастье.
Это, я думаю, проверка такая — пойдёшь или испугаешься писанины каменной и развернёшься. Даже не совсем понятно кто писал-то — может быть, вообще шутник какой-нибудь. Смотрит себе из кустов и радуется, что добрый молодец голову повесил у камешка от таких перспектив. А как же ты хочешь, Иванушка? Чтобы получить, нужно сначала — отдать. Ну, или обозначить такую готовность. Сказочки эти — вещь непростая. Да и не детская совсем. Иванушке в начале жизненных испытаний предстоит отрешиться от мирского — жены там, коня, а то и вообще от собственной бренной оболочки. О чём его честно предупреждают. Встал ты, Иванушка, на путь воина — будь любезен, оборви земные привязанности, чтобы не мешали. Или возвращайся на любимую печку — там тебя тоже, при благоприятном стечении обстоятельств, может настигнуть твоё, опять же, дурацкое счастье.
Коли уж зашла о них речь, рассмотрим и иные сказки, о чудесном исполнении желаний. Бывают такие судьбоносные моменты, в коих, если покажешь достойное и скромное поведение, сможешь обеспечить себя пожизненной рентой. В основном это — благожелательное отношение к субъектам животного мира, к рыбам, в частности. А уж они, благодарные, что только не сделают для тебя! Вот сколько приятных возможностей подстерегает нас на жизненном пути, и все они довольно неожиданны — пошел в прорубь за водой для хозяйственно-бытовых нужд, а вытащил волшебную рыбину. Или отправили тебя в лес замерзать, а ты там бурную деятельность развил по облагораживанию пространства. Или птенчика невзначай спас. А это синяя птица была. И тебе, дураку, ни сражаться ни с кем не надо, ни добро мучительно копить — копеечка к копеечке, ни в салонах красоты страдания принимать, чтобы царевне понравиться, всё само сбывается.
А вот почему чистого душой, простого человека у нас всегда дураком называли — это вопрос.
Дурак — не такой как все. Свободный от житейской мудрости мечтатель, лежащий на печи и сквозь прохудившуюся крышу наблюдающий звёзды. Не хитрый, не жадный, не старающийся занять место под солнцем, непонятный. И рыбку-то ему, дураку, жалко, и птичку. Не хочет он властвовать ни над природой, ни над людьми, ибо открыто ему больше, чем остальным.
32
«Здравствуй, доченька моя ненаглядная, ангел милый, козочка с рожками! Вспоминаешь меня? Букетик твой на холмике совсем завял и скукожился. Не надевай больше мои красные туфли, пожалуйста, это не твой стиль. Ты девочка самостоятельная, с ситуацией справишься, кое-где и я подключусь, помогу. Тебе главное сейчас — учиться, желательно до конца последнего курса. Увы, увы — без диплома о «вышке» к тебе всю жизнь будут относиться как ко второму сорту. Или, по крайней мере, пытаться — я знаю. Если не получится сразу пройти весь курс обучения, можно в несколько приёмов. А кавалеры никуда не денутся, подождут. Если они тебе нужны, то будут всегда — и в семьдесят лет, и в девяносто. На папаньку нашего надежда так себе, денег он ещё подкинет, а вот посоветовать… Лучше сразу сделать наоборот. Тетя Даша тебя не оставит, за тетю Дашу держись. Плохому она вряд ли будет учить, слишком разные у вас весовые категории, а подсказать, как лучше справиться с ситуацией — сможет. С учетом большого жизненного опыта.
Помнишь, как мы с тобой рвали ромашки, в пруду купались с пиявками на даче? Как я тебя в садик водила, а потом в школу? Как рисовала цветочки и зверюшек, сказки читала… Задачки делала, сочинения писала. Болела вместе с тобой и выздоравливала. Наверное, дети дарят нам еще одну жизнь.
В среднем ящике комода, в моей шкатулочке лежат золотые цацки — бери и носи. Только не надевай сразу всё, это, оказывается, дурной тон. Ещё — припрятанный в умную книжку конверт с зеленой тысячью. Дойдут у тебя руки до таких книжек, будет приятный сюрприз, а нет — пусть лежит себе дальше. Ну, и кроме пары вещичек, на которые ты давно глаз положила, более материального, пожалуй, и не осталось от меня. Всё остальное — из области тонкого и непознанного. Твоё непознанное связано с моим, я прихожу к тебе в снах и видениях, засыпаю бабочкой между рамами, скачу птичкой по остывающей земле. Я продолжаюсь в тебе, как продолжается за чертой горизонта дорога, окончания которой не увидеть, даже если подняться вверх — туда, где живут ангелы и птицы.
Я не заметила, как ты повзрослела — извини, увлеклась своими проблемами. Мне хотелось большего, а в этой суматошной гонке не всегда получается остановиться, осознать примитивное счастье текущего момента — когда ты жив, относительно здоров и занимаешь предназначенное тебе место среди людей, предметов и явлений. Кто сказал, что нельзя отметить каждый жизненный миг небольшой вспышкой счастья? — Никто. А чего мы тогда ждём? Команды?
Делай, что тебе хочется, не заставляя при этом страдать других. Хороший совет, не правда ли? Только вряд ли он выполним.
До свидания, любимая. Я всегда с тобой».
Ну вот, хорошо уходить, вовремя разобравшись с земными делами, а если много недосказанного и незавершенного остаётся после нас — приходится писать письма. Как я сейчас, в общем — то, без особой надежды на получение их адресатом. Эта невозможность быть понятой или даже просто услышанной — мучительна. Странная ситуация, когда выбывает не адресат, а отправитель. Нет, не зря говорилось, чтобы каждый день — как последний. Чтобы точки — расставлены, слова — сказаны, дела — сделаны, ну или хотя бы начаты. Сегодня. Завтра может и не наступить.