Ангел возмездия
Шрифт:
Гринев затушил сигарету и налил кофе. Адреналин выделялся от психологического напряжения, сушил рот и он глушил это крепким кофе, не понимая, что пьет, по сути, катализатор адреналина.
Как вышел на эту информацию Кэтвар, один, без негласного аппарата и технических возможностей? Такое редко, но бывало в практике, а значит, он может и еще что-то знать, забыть сообщить в суматохе событий или посчитать несущественным.
Он глянул на часы — поздно, полночь уже. Но, все-таки набрал номер.
— Алло, Кэт, добрый вечер, вернее доброй ночи. Извини за поздний звонок, но мне не дает покоя
— Здесь как раз все понятно, Петр Степанович, — перебил его Кэтвар. — Реутов не знает о звонке, вернее не помнит. Поэтому и ведет себя, на его взгляд, правильно. Курьер не получает контейнеров, понимает, что произошло что-то не так и обрубает все концы. Вы не сможете отследить всю цепочку, а, следовательно, и доказать ничего не сможете. Кроме незаконного предпринимательства. А с его положением, депутатским статусом, он еще собирается и вас поиметь.
— Не понял, как не помнит о звонке? — решил уточнить Гринев.
— Я его попросил, как ты помнишь, позвонить. Он позвонил, и я его снова попросил — уже забыть о звонке. Не хотел, что бы он там нашел возможность сообщить информацию на волю.
— Он же у нас находится, как он сможет сообщить на волю?
— Ты, как маленький ребенок, Петя. Возможность сообщить — всегда есть. А твое заведение отличается от СИЗО, в этом плане, только тем, что к вам вряд ли проститутку в камеру привести можно. Другим — ничем, Петя. Извини, но это так. Не надо из себя слишком правильных корчить. Ваши ребята на машинах ездят не по карману, не по зарплате. А ты мне тут ерунду плетешь о честности и порядочности своей фирмы. Полагаю, все, что ты хотел — выяснил.
— Да, но…
— Вот и прекрасно, — перебил его Кэтвар, — спокойной ночи, а на меня не обижайся. И еще последнее — товар для Германии предназначен, самолет в семь утра в Москву с курьером, а дальше багажом. Курьер вернется обратно.
В трубке запикало и Гринев разозлился. «Тоже мне, Феликс Дзержинский нашелся, все наперед знает. Поработал бы у нас — понял, что каждую информацию обосновать надо»… Закурил сигарету, немного успокоившись, позвонил Туманову.
— Павел Сергеевич, выяснили про договор?
— Да, товарищ генерал, выяснили.
— Германия?
— Германия, клиника в Берлине. А как вы догадались?
Гринев чертыхнулся про себя.
— Выясни — какой именно рейс идет на Москву в семь утра и обеспечь сопровождение курьера. Дальше он не полетит, зафиксируйте все его связи и сопроводите обратно. С коллегами в Москве я свяжусь сам, вас встретят и помогут. Все, я в кабинете, докладывай немедленно, если что-то изменится.
Он положил трубку и улыбнулся при мысли, что разговаривал с полковником так же, только резче. Связался с Главком, доложил ситуацию, попросил о помощи при работе в Москве и Берлине. Допил кофе и прилег на диван отдохнуть.
Разные мысли лезли в голову. В основном о Кэтваре. Откуда он вообще узнал обо всем этом, как один смог выяснить практически все подробности? Наверное, был свой человек в этой шайке, но он ни за кого не просил.
Постепенно мысли путались, сказывалось напряжение последних дней, и некрепкий сон охватил его.
В восемь
— Разрешите, товарищ генерал? — увидев начальника, отдыхающего на диване, ретировался. — Извините, я попозже зайду.
— Нет, заходи сейчас, — возразил Гринев, — докладывай.
— Все, как вы и сказали, Петр Степанович. Курьер семичасовым рейсом отправился в Москву вместе с тремя контейнерами. Его сопровождают двое моих ребят. С родины Ставропольцева получено его фото, оно не совпадает с нашим курьером. Интерпол, по отпечаткам пальцев, сообщил, что принадлежат они некоему Ставриди Емельяну Иосифовичу. Пальчики нашлись в уголовной полиции Гамбурга, где они были зафиксированы при попытке угона автомобиля нашим фигурантом. Ставриди от полиции удалось скрыться и он до сих пор в розыске. Хотя его документы там тщательно проверены не были. Но он их предъявил и сбежал вместе с ними практически сразу же. Это было особо подчеркнуто. Так что Ставриди — возможно еще одна вымышленная фамилия.
— Значит та еще рыбина?
— Еще какая… — почему-то удовлетворенно ответил Туманов. — Работаем над установлением его личности.
— Все?
— Все, товарищ генерал. По прибытию самолета доложу подробнее.
— Хорошо, идите.
— Есть, — полковник повернулся и вышел.
«Все, что говорил Кэтвар, пока сходится», — Гринев вздохнул и пошел помыть руки, привести себя в порядок. Несколько часов у него было почти свободного времени — пока прилетит самолет, коллеги встретят и сделают все необходимое, потом немцы проведут свою операцию. А его управление, тем временем, должно допросить по полной программе Реутова, выяснить, сколько времени он работает, сколько трупов на его совести… Ополоснув лицо и руки, он снова занервничал, вызвал к себе Туманова.
— Совсем забыл, полковник, ты мне ничего не докладывал по Дробышевой, по Салацкому, по этому кочегару Михалычу, как его здесь называют.
— Извините, товарищ генерал, времени на них не было, в смысле докладывать. Отдел, конечно, по ним работает.
— А ты не извиняйся, Павел Сергеевич, я сам когда-то начальником отдела был и мне все эти генеральские доклады вот где были. — Он улыбнулся и провел ладонью по горлу. — Продолжай.
Туманов поерзал немного на стуле, видимо от удовольствия, что его понимают.
— Дробышева Вероника Антоновна, хирург офтальмолог…
— Ты пропусти анкетную часть, давай с главного, — предложил Гринев.
— Идет в полный отказ, так же, как и Реутов, поет ту же песню.
— Салацкий?
— Салацкий рассказывает все подробно, как и где находил девчонок, как привозил их к Степанцову. Но, фактически, он мало что знает.
— Ничего себе мало, — возразил Гринев, — сотню людей привез, сто загубленных душ на его совести. И это мало?
— Не мало, конечно, товарищ генерал, Но Салацкий не знал, для чего возит девушек, а уж тем более, что их там убивают. Вынимают органы и убивают, вводя воздух в вену. Он возил проституток и особо не переживал за них, считая, что какая разница, где работать. Садились они к нему добровольно, он не похищал их, не лишал свободы, их дальнейшая судьба ему неизвестна. Пока он у нас находится, но даже не знаю, как квалифицировать его действия.