Ангел возмездия
Шрифт:
— Петр Степанович, наш разговор отложить нельзя. Мероприятия, которые ты станешь проводить сразу же после встречи со мной, гораздо серьезнее тех, о чем ты хотел сказать. Объяви своему спецназу полную боевую готовность и езжай ко мне. Расческу не забудь взять с собой.
— Все шутишь, Николай Михайлович, расческу то зачем? — недовольно спросил Гринев.
— Волосы причесывать, Петенька, волосы, когда от моих слов они у тебя дыбом встанут. Ты же меня не первый год знаешь. И вот еще что — оперативно следственную группу приготовь. Судмедэксперта обязательно.
— Подожди, Кэт, подожди. Может, все-таки, начальника отдела к тебе отправлю, а завтра и сам подключусь, — попробовал последний аргумент Гринев.
— Нет, Петя, ниже уровня первого зама нельзя. Все.
Кэтвар положил трубку, глянул на часы — приедет через двадцать минут. Успеваем.
Никанор спустился со второго этажа в зал на первом. На диване, как и всегда в таких случаях, лежала сонная женщина. «Что-то в этот раз Владимир старушку привез, — подумал Степанцов, — лет тридцать, наверное, а то и побольше будет. — Он оглядел ее со всех сторон. — И одежда какая-то старомодная… Но девочка классная — красоты невиданной».
Он уложил ее поудобнее, снял колготки с трусиками, порвал платье, оголяя груди, помял их руками и вздохнул, снимая свои брюки. «Эх, если бы не спала, да еще помогала»… Никанор задышал чаще, входя в ее лоно, задвигал тазом, пока через минуту не кончил, надел свои брюки и понес женщину вниз. Там уложил на стол, раздевая полностью, и еще раз насладился ее плотью. Глянул на часы и остался доволен — минут через пять Реутов подъедет с Дробышевой. Успел свои дела сделать, насладился телом женщины вдоволь.
Никанор собрал ее одежду в пакет и унес на первый этаж — потом сунет все к трупу и сгорит он вместе с тряпками у Михалыча.
Теперь можно и пивка попить. Реутов провозится часа полтора и Никанор упакует труп в мешки из-под сахара, они не протекают, если вдруг просочится кровь.
Реутов с Дробышевой появились чуть позже, чем рассчитал Степанцов, наверное, пробки на дорогах или еще что-то их задержало. Но, собственно, это мало интересовало Никанора, он свое дело сделал. И дальше сделает добросовестно, отвезет мешки ночью по назначению.
— Добрый вечер, Владислав Сергеевич, все готово, пациентка внизу, в операционной.
— Добрый вечер, — Реутов остановился, как бы оглядел Никанора. — Ты вот что, принеси из машины контейнеры-холодильники. Да-а-а, и в туфлях своих не ходи там, — он показал рукой вниз, — есть же у тебя тапочки?
— Есть, Владислав Сергеевич, все сделаю.
— Вот и хорошо. Пойдем, Вероника.
Они спустились в подвал, переоделись и вошли в операционную. Реутов осмотрел спящую на столе женщину.
— Красавица! И где он только таких находит, даже резать жалко, — Реутов вздохнул.
— А мне не жалко, — цинично возразила Дробышева, — чего их жалеть? За тридцать ей — успела хвостом покрутить, наверняка многих мужиков с ума посводила.
Реутов ничего не ответил, только усмехнулся про себя. «Сама-то красотой не блещешь, вот и хаешь всех симпатичных», — подумал он. С Вероникой он
Степанцов занес контейнеры и молча вышел. Дробышева включила кварц — можно выйти и покурить, потом начать мыться. Мылись они тщательно, как и положено при операциях, надевали стерильные халаты, раскладывали инструменты. Все привозили с собой в специальных биксах и еще ни разу клиенты не жаловались, что органы были инфицированы.
— Начнем, Вероника, — Реутов обработал операционное поле и взял скальпель. — С Богом.
Направление и длина разреза определены, Реутов захватил пальцами складку кожи, определяя по ней глубину, поставил скальпель вертикально.
— Стоять, не двигаться, — резкий окрик заставил его вздрогнуть.
В помещение ворвались люди с автоматами и в масках, оттолкнули его от операционного стола, забирая скальпель и ставя лицом к стене. Сняли с лица марлевую повязку.
— Вы понимаете, что творите? Здесь операционная, все стерильно! Вон отсюда, немедленно! — попытался отреагировать Реутов.
— Мы понимаем, — ответил вошедший Гринев, — А вот ты, гад, ничего не понимаешь. Повернись, нелюдь.
Реутов повернулся, увидел Гринева, которого знал лично. Ноги стали какими-то ватными и подогнулись в коленях. Он медленно сполз по стене на пол, понимая, что все, это конец.
Судебный медик отключил аппарат и стал пытаться вывести пациентку из наркоза. Ему это не удавалось, и он пока не понимал почему. Причину подсказала Дробышева.
— Ей перед этим снотворного дали. Так что поспит еще несколько часиков. Потом в себя придет. Вы это в протокол занесите — добровольное содействие следствию.
— Ишь ты, как запела — добровольное содействие следствию. — Гринев усмехнулся. — Раньше петь надо было, пташечка. Все занесем, не переживай, все учтем.
Его так и распирало всего — дать бы им в морду, хоть напряжение снять. Но, приходилось держать себя в рамках дозволенного. Он приказал развести Дробышеву и Реутова по разным комнатам, чтобы они не могли общаться между собой, и поднялся на второй этаж. Решил начать разговор с Никанора.
— Я первый заместитель начальника регионального управления ФСБ генерал-майор Гринев Петр Степанович. Наш разговор с вами будет записываться на аудиокассету. Вы не возражаете?
— Ого, генерал даже… Не возражаю, пишите.
— Представьтесь, пожалуйста.
— Степанцов Никанор Ерофеевич.
— Что вы можете рассказать по поводу происходящих здесь, в вашем доме, событий.
— Чего рассказывать-то? — Никанор пожал плечами. — Пришла какая-то баба, сказала, что ей плохо. Я позвонил Реутову, он приехал. Он же врач, а что там они делают, как — это не мое дело, я не доктор. Вот и все. Больше я ничего не знаю. Хочешь сделать доброе дело, помочь человеку, а тебя еще и чекистам сдают. Не знаю я эту бабу, первый раз вижу. Что, надо было ее турнуть сразу, оставить без помощи?