Ангел
Шрифт:
Старик шмякнулся оземь и затих.
Март и Малик – они стояли друг перед другом, как Давид и Голиаф. Однако у библейского Давида имелось два преимущества: расстояние и заряженная камнем праща.
Камень… Глыба чернела позади дикаря, подобно тёмному двойнику. Валун каким-то чудом ещё удерживался от падения, но щебень нетерпеливо поскрипывал под ним, напоминая о том, что даже чуду рано или поздно приходит конец. Пастух тоже отчего-то медлил.
Девушка… За всё время так и не сдвинувшись от подножия валуна ни на дюйм, она смотрела на Марта – печально и спокойно, словно знала
Рядом с валуном поднялась похожая на огородное пугало фигура: старый маг, утирая кровь с лица, сопел, будто опять готов был лопнуть под напиравшим изнутри перегретым духом. Глаза его играли оттенками красного в свете валявшегося рядом факела.
– Покончи с ним, Малик! – прошипел маг – как бикфордов шнур спалил.
Мог ли глухонемой пастух отреагировать на этот приказ, нет ли – Март не стал дожидаться, когда ему свернут шею: бесстрашие смертника толкнуло навстречу источнику опасности.
Реакция у дикаря была отменной, как у настоящего хищника, однако Марту удалось извернуться, в последний момент проскользнув под взмахом медвежьей лапы… Почти проскользнув: что-то тяжёлое ударило в спину, выбив дух и опрокинув на землю…
В ушах звенело, и неровное пятно пульсировало перед глазами, будто к лицу прилипла глубоководная люминесцирующая медуза. Навалившаяся тяжесть прижимала спиной к земле, расплющивала грудную клетку – не вздохнуть. Март разлепил веки. Сквозь пересыхающую с каждым ударом сердца лужицу света он разглядел на груди ногу в грязном кожаном сапоге – пастух, кто же ещё!
Март повернул голову… Она! Лицо девушки оказалось настолько близко, что Март почувствовал слабый аромат, исходивший от бледной кожи, отдалённо знакомый, и дыхание – лёгкое, как тепло затухающей свечи.
Глаза – в глаза… Март знал, что Она видит его мысли – и не скрывал ни единой, наоборот – он желал, чтобы Она видела их все! Он впустил Её туда, где рождалось его намерение, где решение обретало окончательную форму… Девушка кивнула.
Март коротко двинул ногой – лёгкого толчка хватило, чтобы вывести каменную глыбу из равновесия и она начала заваливаться: на Малика, на Марта, затаившего дыхание под сапогом пастуха, на девушку… В два голоса отчаянно завизжал старик.
Пастух сообразил слишком поздно: он обернулся, выставил руку в попытке удержать камень… И этой незначительной заминки оказалось достаточно, чтобы девушка вцепилась Марту в плечи и неожиданно сильным рывком спихнула его в устье пещеры.
Последним, что увидел Март, соскальзывая в узкое чрево каменного удава, была чёрная тень: она упала, запечатав вход и погрузив всё во тьму. И ещё был звук. Хруст. Так хрустит щебень под навалившимся камнем… или ломаются кости…
Собственный крик вырвал Марта из жадно заглатывавшей его кромешной темноты. Март вскочил, больно ударившись обо что-то ногой, споткнулся и едва не упал – напуганный, ослепший.
«Где?!.»
Он крутился вокруг себя, как внезапно обнаруживший потерю хозяина пёс, плохо соображая, где он и что с ним. Он искал, он всматривался в темноту и до боли растирал глаза, желая прозреть, найти и коснуться света – света Её лица, Её рук… Но находил лишь тьму, наполовину заполненную едва различимыми ломаными силуэтами камней.
«Где Она?!.»
И наконец остановился. Он дышал тяжело, как после быстрого бега, и сердце колотилось так же: бешено и гулко. Ещё раз огляделся, посмотрел вверх и снова по сторонам: пустыня, обломки скал, над пустыней – звёзды.
«Сон?»
Он до сих пор слышал Её шёпот: «Убей… меня…» Он всё ещё заглядывал в Её глаза… Тогда, в тот момент, Март решил умереть – потому что не желал жить без Неё. И Она видела это его намерение. Но… В итоге Она спасла его, как и всегда. Ещё раз. Последний. Так может ли то, что исчезло, едва открылись глаза, – исчезло, оставив ослепляющую боль, как гаснущий след на сетчатке от невыносимо яркой вспышки, – быть просто сном?!
Они должны были погибнуть вместе: Март и его самоотверженный хранитель. Март вспомнил это предельно ясно – слишком ясно, чтобы спутать с обманчиво реалистичными иллюзиями повелителя ночных кошмаров. И вот: он – жив, а Она…
«Значит… не сон».
Март поник, и руки его повисли безвольно. Случившегося не переиграть, как не обратить вспять само время… Ну и пусть! Ведь он и сейчас видит Её, смотрит в Её глаза, – смотрит и боится оторваться, заставляя себя верить: это единственное, что всё ещё удерживает Её в мире живых… Или хотя бы во сне! До тех пор, пока Март видит, Она… Но образ мага, явившись, заслонил собой всё (нелепая и страшная кукла-марионетка!): дрожащие от вожделения пальцы, подёргивающееся лицо – губы в нервозной ухмылке червями извиваются на нём… И взгляд. Он буквально горит – торжествующе, алчно! Образ – слишком живой для того, чтобы быть сном! Слишком – для того, чтобы позволить мерзавцу продолжать жить!
– Тварь! – заорал Март озираясь, будто коварный колдун прятался где-то здесь, среди камней, затаившись подобно скорпиону. – Какая же тварь! Магуш! Я убью тебя!
Ну почему память отказала и он не вспомнил всё раньше, в хижине на холме, когда достаточно было лишь протянуть руку, чтобы раздавить это подлое насекомое?! А старик – он ведь знал наверняка, что Март не вспомнит! Потешался, гад, предлагая остаться!
Задыхаясь от гнева, Март нащупал в темноте выложенную им стрелу-указатель. Определил направление.
«Туда!»
Обратный путь до последнего ориентира он преодолел значительно быстрее, несмотря на темноту. Вот и она, даже ночью вполне узнаваемая веха – скалы-соседки… Но это не те скалы! Скорее один мегалит, расколотый пополам! Вершина его разошлась, повторяя силуэт камертона, но у земли, где у «соседок» был достаточно широкий проход, здесь оказалась лишь трещина: разве что руку просунуть – и то с трудом… Нет! Нет! Нет! Он не мог так ошибиться!..
На третьи сутки Март вышел к селению – совершенно случайно. Дети, игравшие в дорожной пыли, разбежались с визгом. Жители высыпали из домов кто с чем: Март увидел в их трясущихся руках ножи, какие-то пилы, заострённые колья… За спинами мужчин прятались женщины, тоже прихватившие из домов всё, что только могло послужить в качестве оружия. Март дошёл до середины посёлка, ноги его подломились, и он осел кулём, вконец измотанный, прямо на дорогу…