Ангел
Шрифт:
Микаэль молчал, и Нора хотела бы молчать тоже. Но Сатерлин вздохнула и продолжила.
– Это случилось за несколько дней до того, как твой священник должен был вернуться из Рима. Я проснулась в постели Кингсли, умирая от боли, я едва успела добраться до ванной комнаты. Меня стошнило так сильно, что я думала, треснут ребра.
Микаэль вздрогнул так резко, что Нора чуть не рассмеялась.
– Да, беременность не такая уж красивая и замечательная, как показывают в фильмах. Она бывает отвратительной, болезненной и жалкой. И ни один человек в здравом уме не захочет сделать это
– Что ты сделала?
Нора никогда не забудет, как каталась по полу, сворачиваясь в позе эмбриона после рвоты в течение безумно долгих десяти минут. Прохладные плитки ощущались прохладным раем под воспаленной липкой кожей.
Она медленно открыла глаза, и увидела Кингсли, уставившегося на нее своими темными проницательными глазами.
– Ch'erie…, - прошептал он, убирая липкие от пота волосы с ее лба.
– Что мы наделали?
– Думаю, мы оба знаем, - прошептала она в ответ, ее голос охрип от рвотных позывов.
Ей не нужно было никаких тестов, визитов к врачу. Она просто знала. Как и Кинг.
– Я позвоню le pr^etre.
Кингсли начал подниматься на ноги.
Нора вернулась в реальность.
– Не могу даже сказать, как сложно было оторвать себя от пола, Микаэль, - сказала Нора.
– Все так болело... каждый мускул в теле дрожал. Но я смогла. Я встала и посмотрела Кингсли в глаза, и сказала ему...
Нора вздохнула, потому что прошлое все же настигло ее.
– Не надо, Кинг. Не звони ему.
Кинг вздернул свой красивый подбородок.
– Я должен, и ты это знаешь, Элли.
– Если позвонишь ему... если сообщишь, то он будет решать. Да или нет, это будет его вина. Я не могу так поступить с ним. Я не могу заставить его принять это решение.
Она вспомнила холодную, твердую уверенность, которую чувствовала в тот момент, уверенность в том, что попытка позволить Сорену решать станет ошибкой. Если он скажет, что она должна сохранить ребенка, их совместная жизнь разрушится. Двадцать семь лет... работа в книжном магазине, за которую почти ничего не платили, и она была любовницей католического священника. Не самые идеальные условия для воспитания ребенка. Но если бы он, католический священник, разрешил сделать аборт... Она не могла позволить ему принимать такое решение. Нужно было сделать это самой. Она должна была решить все самостоятельно. Не ради ее блага, ради его.
– Ты когда-нибудь слышал о грехопадении, Ангел?
– спросила Нора, снова возвращаясь в реальность.
Микаэль покачал головой.
– Это теологическая теория о том, что Адаму и Еве было суждено укусить яблоко. Они должны были пасть вместе. В этом и был Божий план. Сорен считает, что это фигня. А я склонна не согласиться. В тот день, когда я должна была принять это решение без него... Ты должен понять, Ангел, твой священник принимал все решения за меня на протяжении почти десяти лет. Он владел мной. Он владел моим телом. Я даже не могла подстричь волосы без его разрешения.
Микаэль присвистнул.
– Это очень сильно.
– Добро пожаловать в мир тех, кто принадлежит другому. Тебе понравится. Пока ты это не возненавидишь, - сказала она и подмигнула.
–
– Было больно?
Нора вытерла щеку тыльной стороной ладони.
– Да, Ангел, это чертовски больно. И в самый разгар ужасной судороги твой священник нашел меня. Я тут же рассказала ему. Выпалила все сразу. Антибиотики, и беременность, и Кингсли, и что я любила его слишком сильно, чтобы заставить принять это решение. О, Боже, никогда не забуду выражение его лица, когда я рассказала, что натворила, почему я корчилась от боли на полу в его ванной.
– Что? Он разозлился?
Нора потянулась и взяла руку Микаэля в свои.
– Нет... он посмотрел на меня и...
– Она остановилась, чтобы перевести дыхание.
– Он сказал: Малышка, мне так жаль... Он никогда не смотрел на меня раньше с такой любовью или состраданием. Он совсем не злился. На самом деле, наоборот. Черт, он хороший священник, правда?
Микаэль прикусил нижнюю губу и кивнул.
– Да. Это так. Лучший.
– Он спрятал меня в тех сумасшедших-сильных объятиях и прижал к груди. А потом приказал то, чему я никогда не смогла бы подчиниться.
– Что?
Нора улыбнулась.
– Он приказал мне выйти за него замуж.
Микаэль ахнул и Нора рассмеялась над его реакцией.
– Да. Очень романтично, как считаешь? Ну, мы странные люди и ничего не делаем по-обычному. Мне кажется, он считал, что мне нужно больше контроля, больше времени с ним. Он сказал, что оставит сан, и мы поженимся. И ничего подобного больше никогда не повторится. Мне никогда не придется пройти через что-либо подобное в одиночку снова.
– И ты сказала «нет»?
– Я сказала «нет». И тогда он рассердился. Я не боялась его. Я никогда в своей жизни не боялась его. Но не могла остаться ни на минуту дольше. Я так хотела то, что он предложил мне, что буквально могла ощутить этот вкус на своем языке. Но еще я чувствовала другое, вкус свободы. Поэтому я встала и вышла. А когда больше не смогла идти, то поползла. И твой священник не видел меня больше года.
– Года?
– повторил Микаэль в шоке.
– Года. Я нашла место, где спрятаться. Место, куда он не мог последовать. И поверь мне, он пытался. А через год я вернулась обратно в город, к Кингсли. Мы похоронили Элеонор Шрайбер в прошлом, и ее место заняла Нора Сатерлин.